Девушка в башне (ЛП)

беспечности?

Вася смотрела, притихнув и замерев.

– Я не твоя мачеха, – продолжила Ольга. – Я этого не потерплю. Ты не ребенок, Вася.

Подумай, если бы ты хоть раз послушала, отец был бы еще жив. Помни это и успокойся!

Горло Васи сжималось, но слова не выходили. А потом она сказала, глядя на

воспоминание за стенами часовни:

– Я… Они хотели отослать меня. Отца там не было. Я боялась. Я не хотела…

– Довольно! – рявкнула Ольга. – Хватит, Вася. Это детские отговорки, а ты женщина.

Что сделано, то сделано. Но ты должна исправиться в будущем. Молчи, пока праздник не

закончится, ради любви бога.

Губы Васи похолодели. Ребенком она думала о красивой сестре, живущей во дворце,

как Ольга из сказок с ее принцем–орлом. Но эти детские мечты угасли до этого:

стареющей женщины, величественной и одинокой, дверь башни которой никогда не

открывалась, и которая хотела сделать свою дочь послушной девой, не учитывая цену.

Ольга смотрела в глаза Васи с уставшим пониманием.

– Слушай, – сказала она. – Жизнь хуже и лучше сказок, и ты должна научиться со

временем, как и моя дочь. Не смотри так, словно сокол с обрезанными крыльями. Марья

будет в порядке. Она слишком юна для большого скандала, к счастью. Надеюсь, ее не

узнали. Она научится своему месту со временем и будет счастлива.

– Разве? – спросила Вася.

– Да, – твердо сказала Ольга. – Научится. Как и ты. Я люблю тебя, сестренка. Я

постараюсь для тебя, клянусь. У тебя тоже будут дети и слуги, и все эти неприятности

забудутся.

Вася едва слышала. Стены часовни душили ее, словно у долгих лет Ольги взаперти

была форма и запах, который она могла вдыхать. Она умудрилась кивнуть.

– Прости меня, Ольга, – сказала она и прошла мимо сестры за дверь, а потом по

лестнице к шуму праздника внизу. Если Ольга и звала ее, она не слышала.

18

Укротитель лошадей

Касьян встретил ее у ворот.

– Я думала, вы будете пить со мной вино, – сказала Вася.

Касьян фыркнул.

– Ну, ты здесь, – легко ответил он. – Вино можно найти. Судя по виду, тебе не

помешало бы, – он мрачно посмотрел ей в глаза. – Что, Василий Петрович? Сестра

разбила миску о голову и заставила жениться на племяннице, чтобы восстановить ее

поруганную добродетель?

Вася не была уверена, что Касьян шутит.

– Нет, – коротко сказала она. – Но она очень злится. Я… благодарю вас, что помогли

вернуть Марью в дом без ведома распорядителя и стража.

– Тебе нужно выпить, – отмахнулся Касьян. – Хорошенько. Тебе поможет. Ты

злишься, но не знаешь, на кого.

Вася только оскалила зубы. Она ощущала, как отбирают свободу.

– Ведите, Касьян Лютович, – сказала она. Город вокруг кричал и кипел, как чайник

на огне.

Сжатые губы Касьяна чуть изогнулись. Они повернули на грязную улицу от дворца

Ольги и тут же затерялись в веселой толпе празднующих. Музыка звучала из переулков,

там танцевали девушки с обручами. Процессия поднималась, Вася увидела соломенную

женщину на шесте, которую несли над смеющейся толпой. Медведя в расшитом

ошейнике вели как собаку. Над ними звенели колокола. Горки из снега были людными, и

народ толкался за очередь, падал с горки или скатывался головой вперед. Касьян замер.

– Посол, – негромко сказал он. – Челубей.

– Что? – сказала Вася.

– Он будто знал тебя, – сказал Касьян.

Улицы впереди гремели.

– Что это? – спросила Вася вместо ответа. Волна людей впереди падала. А потом

выбежал сорвавшийся конь с дикими глазами.

Кобылица с рынка, которую хотела купить Вася. Ее белые чулки вспыхивали на

грязном снегу. Люди кричали и отпрыгивали с пути. Вася раскинула руки, чтобы

остановить беглянку.

Кобылка попыталась оббежать ее, но Вася проворно поймала веревку и сказала:

– Погодите, девица. Что стряслось?

Кобылка шарахнулась от Касьяна, встала на дыбы, боясь толпы.

– Назад! – сказала им Вася. Люди чуть отодвинулись, раздался стук копыт, и

Челубей с помощниками появился на улице.

Татарин с удивлением посмотрел на Васю.

– Мы снова встретились, – сказал он.

Марья была дома и в безопасности, и Васе было нечего терять. Она подняла голову и

сказала:

– Купили лошадь, и она убежала?

Челубей был спокоен.

– У хорошего коня есть нрав. Хороший мальчик поймал ее для меня.

– Нрав – не повод пугать ее, – возразила Вася. – И не зовите меня мальчиком, –

кобылка почти дрожала в ее руках, с испугом мотала головой.

– Касьян Лютович, – сказал Челубей, – приструните это дитя. Или я побью его за

дерзость и заберу его коня. Он может оставить кобылку.

– Если бы у меня была лошадь, – сказала беспечно Вася, – я бы катался на ней до

полуденного колокола. У меня она бы не бегала в панике по улицам Москвы.

Бандит, как она увидела с гневом, снова был изумлен.

– Большие слова для ребенка. Дай–ка ее мне.

– Ставлю своего коня, – сказала Вася, не двигаясь, думая о Кате, голодающей из–за

того, что Дмитрию придется поднять дань для новой войны, и ее гнев к Челубею

подогревал безрассудство, – что эта кобылка понесет меня на своей спине до того, как

прозвонят три часа.

Касьян начал:

– Вася…

Она не посмотрела на него. Челубей рассмеялся.

– Вот так? – он посмотрел на испуганную лошадь. – Как хочешь. Покажи нам чудо.

Но, если ты проиграешь, я получу твоего коня.

Вася взяла себя в руки.

– Если я выиграю, кобылку хочу себе.

Касьян в тревоге сжал ее руку.

– Глупая сделка.

– Если мальчик хочет бросить свое имущество на хвастовство, – сказал Челубей

Касьяну, – это его дело. Давай, мальчик. Прокатись на кобылице.

Вася молчала, смотрела на испуганную лошадь. Кобылка плясала на конце веревки,

дергалась в руках Васи. Никогда еще лошадь не выглядела такой неподатливой.

– Мне нужен загон со средним забором, – сказала Вася.

– У тебя есть участок земли и кольцо людей, – сказал Челубей. – Стоило обдумать

условия до заключения сделки.

Он перестал улыбаться, а был серьезен.

Вася задумалась.

– Рынок, – сказала она через миг. – Там больше места.

– Как пожелаешь, – сказал Челубей со снисхождением.

– Когда твой брат узнает, Василий Петрович, – пробормотал Касьян, – я тебя не

прикрою.

Вася его не слушала.

* * *

Пусть к площади стал процессией, слух разлетелся по улицам быстрее них. «Василий

Петрович поспорил с татарином Челубеем. Приходите к площади»

Но Вася не слышала. Она слышала только дыхание кобылицы. Она шла рядом с

лошадью, пока та билась с веревкой, и говорила. В основном, чушь: похвалу, слова любви,

которые могла вспомнить. И она слушала лошадь.

«Прочь, – думала кобылка, только это она могла передать головой, ушами и

дрожащими ногами. – Прочь. Нужно бежать. Я хочу других, хорошую траву и тишину.

Бежать».

Вася слушала лошадь и надеялась, что не поступила ужасно глупо.

* * *

Он был язычником, но русские любили представления, и Челубей это устроил. Если

кто–то в толпе кричал похвалу, он изящно кланялся, взмахивая рукой с камнями. Если

кто–то насмехался, скрытый в толпе, он отвечал ревом, и толпа смеялась.

Они шли к большой площади, и всадники Челубея начали освобождать место.

Торговцы ругались, но все было готово, и лошади татар замерли, размахивая хвостами,

погрузившись копытами в снег, удерживая толпу.

Челубей сообщил об условиях сделки на русском с акцентом. И тут же, несмотря на

присутствие стражи, начали делаться ставки среди зевак, дети забирались на прилавки,

чтобы видеть. Вася стояла с перепуганной лошадью посреди нового круга.