В чужой коже (СИ)

Первое, что я почувствовал – мягко. Потом определил: лежу на спине. Приподняв веки, ничего не увидел, кроме резанувшего по глазам света. Кажется, я застонал… не уверен, а потом снова упал в мягкую темноту…

Я еще несколько раз выплывал из беспамятства, но ничего об этом не помню.

Наконец, смог открыть глаза. Место было незнакомым. Некоторое время рассматривал белые стены, потом уснул.

Проснувшись, почувствовал себя настолько хорошо, что смог повернуть голову. Прямо на меня в упор глядел Его Светлость. Опа. Бредовые видения начались! Я устало закрыл глаза, надеясь, что засну и, когда проснусь, наконец-то смогу соображать…

(13)Шоггот — мифический монстр, придуманный Г. Ф. Лавкрафтом и являющийся неотъемлемой частью мифов Ктулху. Он представляет собой бесформенный угреподобный пузырь протоплазмы. Здесь – придуманное животное.

***

Мне понадобилось почти пять дней, чтобы прийти в себя. И все это время я провел в солнечных покоях, на одной кровати с князем.

Ко мне заходил Арт и остальные прилетанцы, он и поведал - именно Бохлейл первым заволновался, что я запропал. Заметил, значит.

Выглядел правитель неважнецки: под глазами залегли усталые тени, уголки твердого рта опущены вниз. Он только пожал плечом на мою благодарность за спасение и повернулся спиной, якобы засыпая. А у меня вдруг кольнуло под ребром, да так сильно, что я ажно испугался. Захотелось его к сердцу прижать. Из-за меня ведь измаялся весь.

Постепенно слабость ушла, я хотел было покинуть покои князя, да только все что-то тянул. Вечером к нам частенько приходил воевода, до звезд обсуждал с правителем разные вопросы, а потом так и засыпал на одной с нами кровати.

В этом не было ничего удивительного: по одному спать слишком холодно, даже учитывая полог и камин. Простые работяги и воины, как приходят холода - спят не раздеваясь, тесно прижавшись друг к другу. Правду сказать, правители обыкновенно для собственных покоев дров не жалеют, но Бохлейл был не таков. Он и ел почти то же, что остальные – совсем уж удивительное дело. Надо признать, что кормили людей Бохлейла куда как лучше, чем у того же князюшки.

Когда я решил, что совершенно оправился, тихушкой выполз из постели, собрался и уже миновал предзамок, как меня нагнал князь.

- Куда это ты? – челюсти князя сжались от злости, он тяжело дышал, будто бежал, из одежды – исподнее. Надо же – даже одеться толком не успел… Рука правителя вцепилась в мою, пальцы сжались, эк его разбирает!

- Прогуляюсь, - ответил я спокойно.

- Не пущу! – процедил Бохлейл и набычился.

Князь держал меня мертвой хваткой и по его глазам было видно, что скорее подерется со мной прямо туточки, чем отпустит. Боится за меня. Кому другому за такое просто дал бы в рожу, коль мужик, аль вырвался, если баба, но князь… он же меня спас. Даже Арт не волновался, был уверен во мне, прилетанцу ведь не понять, как коварен лес… никто из местных и внимания не обратит, коль исчезну. Не друзья, так - собутыльники. А князь… для него я важным стал. Волнуется, злится, грудь аж ходуном ходит, и это у него-то! Того, кто никогда слова громкого не скажет. Тепло на сердце делается.

- Ладно, - говорю, - нельзя, так нельзя. А когда можно?

- Хоть пару дней погоди. Не окреп еще. Зеленый весь и под глазами черно, - Бохлейл внимательно оглядел меня, я усмехнулся.

- Вы и сами, Ваша Светлость, не сочтите за грубость, не краше. Отдохнули бы. А мне расхаживаться надо, иначе сил не набрать.

Князь помрачнел, пальцы крепче сжал:

- Один никуда не пойдешь.

- Ну, не прилетанцев же с собой брать? – усмехнулся я в темные глаза, - а кто еще все дела ради придури пришлого бросит?

Князь поморщился, как от зубной боли, а у меня весь мир до его глаз сузился. Вот, еще момент назад стоял я на вытоптанной дорожке, на кладке стены чирикала пичуга, нависали над головой серые тучи и пробивался еле-еле солнечный свет. А теперь вижу только черные зрачки, которые держат меня, будто клещами.

- Знаешь же… - проворчал чуть слышно Светлость, - знаешь, кто.

Князь неожиданно дернул меня за руку, прижимая к себе, свободной пятерней схватил за волосья и набросился на рот так, что зубы стукнулись.

Росту Бохлейл был чуть выше, но гораздо шире в плечах, а как сжал он меня, так стало ясно, что сила в его теле скрывается великая. Первый порыв – вырваться – почти сразу был подавлен с помощью грубой силы. Понятно: пока князь сам не отпустит, ничего не прекратится. Драться с правителем – решение неумное, и, хотя я мигом взъярился, стоял смирно. Не только из-за того, что шкура дорога. Должен я ему. И еще – я хоть и злился, но тошно не было. И все же, когда князь отстранился, я вздохнул с облегчением и отшагнул назад, выворачиваясь из-под разжавшихся рук. Вытер не слишком чистым рукавом мокрые губы и поймал внимательный взгляд.

- Если надумали прогуляться, Ваша Светлость, то одеться бы надо. Я Вас здесь подожду, - к моему неудовольствию голос звучал как-то придушенно, Бохлейл нахмурился.

- Сбежишь, - полуутвердительно произнес он, потом оглядел себя, скривился и, махнув рукой, решительно зашагал в сторону замка.

Я еще некоторое время сверлил глазами широкую спину, а потом с тихим стоном прислонил разгоряченный лоб к прохладному камню стены.

Князь вернулся невероятно быстро и, кажись, удивился, что я не сбег. Я кивнул, и мы молча потопали в сторону леса.

Отравление ядом шоггота – это вам не шутки, потому я шел осторожно, все время прислушиваясь к себе, чтобы не пропустить приступ слабости. Светлость к пешим прогулкам не привыкла, потому довольно скоро мужчина начал замедляться, я тоже пошел тише.

- Я тебя задерживаю, - досадливо проворчал князь, он раскраснелся и тяжело дышал.

- Его Светлости нет нужды в том, чтобы быть хорошим ходоком. Да и из меня ходок ныне никакой…

- Все же лучше, чем я! – нахмурился правитель, - Не зови меня Светлостью, у меня есть имя. Бохлейл, если помнишь.

Я кивнул и предложил:

- Давайте сделаем передышку… помнится где-то здесь была небольшая опушка…

Князь скривился, но согласился, отводя глаза.

Между нами все время дрожало напряжение, и мы, словно фенриры, желающие избежать драки, старались не смотреть друг другу в глаза. Молчание тяготило, мне все время хотелось передернуть сведенными плечами, князь шел немного позади и его взгляд жег лопатки. В голове звенело, то ли от болезненной усталости, то ли от злости… может, от чего еще… я развернулся к спутнику: мы уже почти пришли, и я хотел прервать молчание бессмысленным сообщением, так как идти и дальше в тишине становилось невыносимым. По-видимому, определенности желалось не только мне: князь рыкнул и припечатал меня к стволу дерева, снова вжимаясь в мои зубы своими. Сказал бы «губы», но мы опять шкрябанулись зубами, кажется, оба недобро скалились. На этот раз я обнаружил, что вцепился в князя ничуть не слабее, чем он в меня. Голова кружилась, сердце бухало и хотелось вгрызться, вжаться, завладеть… какое-то безумное кровавое марево закрыло белый свет.

- Так «да», или «нет»? – оторвавшись от меня прямо спросил Бохлейл.

- Сам не пойму…

- Зачем ты так делаешь? – прошипел князь, сжимая пальцы, и я оскалился, сжимая свои.