Выстрел (СИ)

Каждый раз он орет. Каждый раз приказывает. Каждый раз пугает. Скотина! Как вообще Барни мог додуматься написать номер этого… этого… урода? Что за пресловутое совпадение судьбы? Райне хотелось материться.

Снова повалил снег.

Мятый клочок бумаги после пристального изучения перекочевал в карман темно-синей куртки. Взгляд стальных глаз сделался мрачным и задумчивым.

— Я могу идти?

— Не можешь.

И снова тишина. Пальцы ног сделались стеклянными и почти потеряли чувствительность; хотелось сжать их в ладонях, отогреть, завыть от боли, но встреча еще не закончена, а до дома далеко. Дотерпеть бы.

Райна нетерпеливо переступила с ноги на ногу.

— Барни, должно быть, ошибся. Это все недоразумение. Я пойду…

— Значит так, Рейка, — неприязненно отрезал тот, чьего имени она до сих пор не знала, — сейчас мы…

— Меня зовут Райна.

— Я хер клал на то, как тебя зовут. Это понятно?

Райна возмущенно засопела, но промолчала.

— Сейчас ты сядешь в машину и поедешь со мной.

— Не поеду!

— А я не буду упрашивать дважды. — Он сказал это тем самым мягким голосом, который она ненавидела больше всего. Голосом, означавшим «сейчас я тебе заломлю руку за спину, и ты перестанешь дергаться и меня нервировать». — И с этого момента ты делаешь все, что я скажу. Не мямлишь, не ноешь и не комментируешь!

В последней фразе прозвучала не скрытая даже — явная угроза.

Райна чувствовала — еще секунда, и она забьется в истерике, завизжит и бросится на поиски кирпича, которым размозжит этому уроду голову. По крайней мере, очень постарается. Приложит все силы, чтобы прямо сквозь шапку хрясь-хрясь…

Видимо, в ее обезумевших глазах, как на экране кинотеатра, пронеслись вожделенные сцены расправы.

Мужик с серыми глазами какое-то время раздраженно пожевал спичку, затем выплюнул ее в снег, спросил: «Успокоилась?» — и кивком головы указал на машину.

— Поехали.

Она ненавидела всех.

Себя — за звонок, Барни — за исчезновение, но больше всего того, с кем ехала рядом — здорового, как мешок с цементом, водителя. С огромными руками, жестким лицом, неулыбчивым ртом и привычкой затыкать ее через слово.

Что за отвратные манеры? И как вообще могло случиться, что судьба свела их снова? Ну, не проклятье ли?

В салоне было тепло; тихонько гнал из-за пластиковых решеток теплый воздух кондиционер. Болели, медленно отогреваясь, пальцы ног.

Райна почти плакала от нахлынувшего отчаяния, бессилия и незнания того, что будет дальше. Как могло случиться, что она вновь встретила того, кого меньше всего на свете хотела видеть? Как получилось, что она едет в его машине, оставляя дом — их с Барни дом — позади?

Лучше бы она не звонила. Создатель, помоги ей. Лучше бы не звонила…

Больше всего Райна боялась увидеть ту же самую квартиру с узкой комнатой-вагоном, куда ее однажды привели, держа под руки. До противного ярко помнился стоящий в собственном горле ужас и запах едкого вещества, что, казалось, тогда прилип к ноздрям. Как же было страшно. И как сильно она радовалась, выйдя оттуда на своих двоих, пусть и лысая.

К удивлению и облегчению, приехали не туда, а в частный одноэтажный дом на другой окраине Девенпорта. Небогатый, но и не накренившийся от времени с ровной, не просевшей крышей, выкрашенный в неприметный блеклый цвет и окруженный невысоким каменным забором.

Скрипнула плотная входная дверь; изнутри дохнуло теплом.

— Заходи.

Райна шагнула через порог и остановилась.

— Твоя комната налево. Разуваются здесь.

Сзади зашуршала темно-синяя куртка.

Ей выдали и постельные принадлежности: застиранную наволочку, пододеяльник, не подходящую по расцветке к комплекту простынь и завернутое в полотенце мыло. Объяснили, где туалет и ванная комната. Принесли безразмерные разношенные жесткие тапки, в которых почему-то было холоднее, чем босиком на полу. Отвели на кухню, показали, где холодильник, чайник и начиная с этого момента еекружка. Белая, без рисунка, с отколотым краешком.

Во время «инструктажа» Райна чувствовала себя новоприбывшим заключенным и все время молчала. Не откликнулась и тогда, когда проворчали:

— Крошки за собой стирай со стола. Тараканов сама будешь выводить.

Сделала вид, что не заметила искривленные в едва заметном отвращении губы, когда мужчина со шрамом рассматривал ее короткую немодную стрижку, стерпела и раздавшееся следом фырканье.

— Все. Когда дверь в комнату справа закрыта, меня не беспокоить.

Он стоял в проходе, одетый в застиранные черные джинсы и пуловер, сложив руки на груди. Огромный, сильный и неприятный ей тип. Казалось, косяк под ним должен был прогнуться, но благодаря непонятному упорству все еще держался прямо.

— А звать вас как? — нехотя спросила Райна, стараясь избегать прямого взгляда.

— Никак. Таких, как я, лучше никогда не звать. Хуже будет.

— Но как-то я должна вас называть?

Отозвалась она раздраженно и поджала губы.

Он не ответил. Молча вышел из кухни, оставив ее стоять с прижатым к груди полотенцем и завернутым в него куском мыла.

Через пятнадцать минут Райна не выдержала, постучалась-таки в закрытую дверь, за что сразу же получила:

— Я плохо объяснил? Сюда не надо стучать. Не надо тут сидеть, не надо смотреть в замочную скважину. Закрыто? Проходи мимо!

Она сжалась в комок, но упрямо выставила подбородок вперед.

— Я хотела спросить.

Хозяин дома поднял руку, оперся ладонью на косяк и недовольно буркнул:

— У тебя одна минута.

И демонстративно взглянул на часы.

— А… а долго я здесь буду быть… жить?

Наверное, она выглядела крайне жалкой, потому что выражение лица напротив не сделалось смурнее, как случалось всякий раз, стоило ей открыть рот.

— Пока я тебя не пристрою.

— А что значит «пристрою»?

Звучало сиротливо и одиноко — пристрою. Пристроит куда, в приют для бездомных?

— Шла бы ты спать, Рейка.

— Райна, — механически поправила она, глядя на ползущую по косяку трещину. — А выходить из дома мне разрешено?

— Да хоть сейчас и на все четыре стороны.

М-да. Тепло. Уютно. А главное, с любовью.

Она молча развернулась и зашагала к себе в спальню.

(Illuminate — Nachtmusik или Stephan Moccio — Manolete)

Заснуть не могла долго. Жалась к холодной стене, куталась в одеяло, смотрела, как сквозь занавешенное тюлем окно снаружи медленно падают снежинки.

Где она? Что она? Зачем?

Ведь Барни, если вернется, найдет ее? Ведь сам оставил ту записку, значит, будет знать, где искать?

Если вернется…

Они познакомились почти год назад, тогда Райна работала в одном из окраинных баров — захолустном и неспокойном месте: мыла посуду, чистила полы, по вечерам драила столы и заляпанную пивными разводами барную стойку. Жила в комнатке наверху. Платили мало, квартиру снять не удавалось. Едва хватало на еду.

Когда Бульбог Рой — хозяин питейной забегаловки — несколько недель спустя предложил ей работу официантки, обрадовалась.

Дура.

А потом начала прятаться от распускающих руки пьянчуг во всем углам, за что ежедневно подвергалась выговорам, вычетам и штрафам. Рой, видите ли, не считал, что дать потрогать себя за сиську — нечто из ряда вон. Конечно, у него и сиськи-то не было. В гей бар бы его…

Барни встретился на пути не просто вовремя, а очень вовремя — Райна как раз хотела заехать по зубам одному бородачу, который в третий раз позволил себе шлепнуть ее по заднице; собиралась утешиться выбитым зубом или двумя и увольняться к чертям. Ей хватило и грязи, и выговоров, и распухших от постоянного пребывания в воде ладоней.

Только вместо Райны по зубам бородачу заехал Барни — тот самый крепкий, неплохо одетый, приятный на вид шатен, которого она тогда увидела впервые.

В тот вечер под крики и оры озверевшего краснощекого Роя, которому отказались возместить убытки за сломанную мебель, они покинули «Бульдожью чарку» вместе. А еще через две недели съехались, стали жить вдвоем.