Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

— Потеряла бы, оплакала и двинулась дальше. — Резонно и спокойно заметило внутреннее ‘я’. — Таким, с позволения сказать, людям вообще запрещено своими грязными ногами топтать этот светлый мир. Зато пять невинных душ повзрослели бы, нашли свое место в жизни, узнали хотя бы, что такое жизнь, которую у них так бессовестно отняли. А ведь они только вступили на белый свет. Только начали жить. И пошли в расход из-за того, кто должен был сдохнуть и упокоиться еще пять столетий назад, но до сих пор почему-то не покидает эту прекрасную землю.

— Нашли свое место в жизни? Сеять морковь и выкапывать картошку? — Ехидно заметило подсознание голосом Владислава. — Какое место в жизни могли бы найти крестьянские дети? Лора сделала им одолжение, положив конец их грустному, мрачному будущему существованию в деревенскому быту. Такого места в жизни и врагу не пожелаешь. Она спасла свою любовь.

— Это место — место свободных людей. А какой толк в участи, которую предписали ей? Она сбежала из домашнего рабства, чтобы угодить в еще большее здесь. Богатство, роскошь, шик. А что с другой стороны медали? Этот ублюдок в любое время морально раздавит, поставит ее на колени и заставит сделать все, что пожелает его низменная похотливая натура. Или ты считаешь это благодарностью за спасение? Омерзительная какая-то благодарность.

— А, может, ты за нее решать не будешь? — Встало на дыбы подсознание. — Мы с ней, кажется, уже сошлись на факте, что она могла бы пасть гораздо ниже, нежели там, в больнице. Если бы только предоставилась возможность. И тогда мы говорили именно об этой возможности. Не то, чтобы она была очень против или вырывалась, или сопротивлялась. По-моему, ей даже понравилось.

Я сдавила пальцами виски, словно пытаясь удержать голову от болезненного разрыва каждого нерва в ней и тихо прошипела. — Заткнитесь, ублюдки. Обоих ненавижу.

Муж взял меня за руку и притянул к себе. — Чувство вины оставляет свой уродливый отпечаток на душе, я слышал об этом. Жалеешь о содеянном?

— Нет. Я… Если бы можно было отмотать время назад, я поступила бы точно так же. Приоритеты мной расставлены уже давно. И даже не в этом дело. Я не сожалею о том, что сделала, просто с этим трудно жить… Но, здесь, у реки, так тихо и спокойно, что я совершенно не хочу думать, и, тем более, говорить об этом.

Я окинула его быстрым взглядом через плечо.

— Но внутренние демоны разрывают тебя. Ты привыкла всегда поступать правильно, а сейчас чувства толкают тебя пойти против своей воли и совершать гнусные, противные твоей природе поступки. Ради меня. Это так эгоистично затаскивать тебя сюда и менять в тебе все, во что ты верила. Надо было отпустить тебя там, в больнице. Позволить жить своей жизнью и найти мужчину, который тебе подходит. Который будет холить, лелеять, носить тебя на руках, а не ставить на колени по первой прихоти. Мы не подходим друг другу, а со вчерашнего дня и вовсе чужие. Твоя обида и омерзение из-за меня и моих поступков залегли между нами непроницаемой стеной. А я не хочу быть ответственным и чувствовать вину за свои поступки, когда очередной демон моей исковерканной души захочет выйти погулять. — Он раздраженно и нервно кидал монетки в воду. — Можешь уходить. Если захочешь, я могу отправить тебя домой. Ступив за грань измерения, ты снова станешь человеком, потому что магия нашего мира не действует за его пределами. Ты принадлежишь миру тому, а не нашему. Если у нас, чужеродных уродов, запертых в психушке, остался неизменным наш биологический вид, ты, в отличие от нас, сможешь начать с начала. Все стало гораздо хуже с того момента, как мы встретились впервые. И это дно. Беспросветное. Тебе нужна перезагрузка. А монстры из ночных кошмаров — последнее, что способствует ей.

Я видела с какой болью ему давались эти слова. Он не хотел меня отпускать, но был готов это сделать, чтобы сохранить мою человечность. Отвернувшись от меня, он спрятал лицо в воротник своего плаща, и только тогда я увидела в его глазах взгляд, который давал понять, как все искарежено внутри.

— Малейшие сложности, и ты уже отталкиваешь меня, отступаешь, все бросаешь и принимаешь решение забыть, через что мы прошли? Так знай, что я не хочу забывать. Даже если это агония и наивысшая стадия мучения, я лучше буду гореть в пламени ада вновь и вновь, чем сотру из памяти каждый момент счастья с тобой, чтобы начать с чистого листа. — Я коснулась ладонью его лица и заставила посмотреть мне в глаза. — Прекрати это делать. Не смей отрекаться от меня, ибо, Богом клянусь, я не прощу тебе этого. Ты прекрасно знаешь, что дома у меня ничего и никого не осталось. Я — не идеал. Я совершала ужасные поступки, в которых не было твоей вины. Я устроила резню в церкви, я убила двадцать шесть человек.

— Вот видишь, о чем я говорю? — Голос Владислава сорвался на крик. — Вот почему у нас ничего не получится. Ты даже ведь не слушаешь меня. Ты убила двадцать шесть человек, потому что, черт возьми, я… Я обратил тебя в вампира!!! Я помню, каким человеком ты была. Розовые щечки, вся жизнь впереди, веселый смех и ’Пожалуйста, не убивай его’ о заведующем больницы. Сейчас ты смеешься? Хоть раз смеялась с тех пор, как оказалась здесь? На выпускном ты чувствовала себя легко, непринужденно и весело. А здесь ты плачешь днями и ночами. Я видел Селену с утра, она мне рассказала, что творилось до того, как Роберт посоветовал тебе спасти меня путем принесения в жертву пять невинных детских душ. Там тебе было лучше. Ты отказываешься это признавать, потому что мое влияние уже насквозь протравило тебе мозги, но ты не счастлива здесь. Здесь ты в стране кошмаров. Здесь — твой ад. А эти отношения — это не отношения, это интоксикация всего организма. — Он убрал мои руки от себя, крепко сжав запястья, потом отпустив. — Прекрати сопротивляться. Уходи.

Слезы на моих щеках застывали, их срывал холодный ветер и уносил прочь.

— Я совершала ужасные поступки не потому что ты дурно на меня влияешь. — Мой голос звучал тихо и как-то надтреснуто. — А потому что я люблю тебя.

— Так разлюби. — В его голосе звучало ничем не прикрытое отчаяние.

— Я не могу. — Я отвернулась от него, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. — Ты вернулся. Я думала все снова будет хорошо, и я смогу быть счастливой, каковой чувствовала себя до твоего отъезда. Но ты явился сказать то, что режет меня больнее ножа и снова причинить боль. Уговаривать меня бросить любовь всей моей жизни.

— Прости меня, бабочка. Твои крылья слишком тонкие для такого, как я. — Слегка коснувшись рукой моей спины, он исчез, оставив меня лежать на мосту в слезах под порывами ледяного пронизывающего январского ветра и бросать, и бросать золотые монетки в рябь водной глади реки…

С того момента на мосту у реки мы больше не разговаривали. И, хоть он и вернулся, лучше я себя не почувствовала, потому что душой он остался далек и всеми возможными способами пытался оттолкнуть меня, намеренно игнорируя, и даже не поднимая глаз, когда я вхожу в комнату, угрюмо уставившись в какую-нибудь книгу. По ночам я чувствовала через одеяло спиной его спину. На этом все и заканчивалось. Так мы стали соседствующими тенями прекрасного прошлого…

В один, не сказать, чтобы прекрасный день, солнце спряталось за тучи, не досаждая своим светом. День обещал быть пасмурным и относительно безопасным для прогулок. В любом случае, солнце всегда можно переждать в тени, поэтому я решилась выйти из дома, который с каждым днем все меньше напоминал мне дом в его истинном понимании, и просто побыть наедине с собой.

Задумавшись о жизни и ей сопутствовавших печалях, я поправила темные очки, которые уберегали мое чувствительное зрение от солнца, одернула на себе коричневую юбку до колена и такого же цвета блузку. Я перестала последнее время носить платья, практичности и удобства ради… Всю дорогу пребывая где-то на дне подсознания, я внезапно для себя осознала, что стою на окраине леса возле небольшой каменной пещеры. Той самой, которую я заметила еще в первый день, когда прилетела сюда вместе с мужем, еще будучи человеком…