Девушка в башне (ЛП)

– Я могу пресмыкаться, но от этого в казне не прибудет. Я услышал твой совет, но…

– Унижение может отсрочить расплату, – ответил Саша. – Тохтамыш может ударить

по Мамаю раньше, чем мы думаем, и каждая отсрочка может купить время.

Вася слушала, шагая за братом, и думала:

«Конечно, Саша не мог приехать домой к отцу. Как, если он так нужен великому

князю? – а потом она подумала с мрачным ощущением. – Но Саша соврал. Соврал мне.

Где он останется с князем, когда я уйду?».

Они дошли до ворот, их впустили, лишив стражи, и показали лучшую комнату, что

когда–либо видела Вася.

Вася не любила роскошь, она едва могла это описать. Для нее роскошную было

тепло, чистая кожа, сухие чулки и сытость. Но эта комната показала ей, что должна

значить роскошь, и она радостно смотрела на это.

Деревянный пол был аккуратно выложен и отполирован. На нем лежали фигурные

ковры без пыли, странного вида, с рисунками рычащих котов. Печь в углу была

разрисована деревьями и алыми птицами, огонь жарко горел. Васе тут же стало слишком

жарко, капля пота покатилась по спине. Мужчины стояли у стен как статуи, в светло–

вишневых нарядах и странных шапках.

«Я увижу этот Сарай, – подумала Вася, ее красивый кафтан казался плохим рядом с

этим изяществом. – Я доберусь туда с Соловьем, и мы это увидим.

Она вдохнула запах (мирры, хоть и не знала об этом), и ее нос зачесался, она

подавила чихание и чуть не врезалась в Сашу, когда они остановились в паре шагов от

помоста с коврами. Дмитрий опустился на колени и прижался головой к полу.

Ее глаза слезились, Вася не могла разглядеть посла. Она слышала, как тихий голос

сказал великому князю встать. Она слушала в тишине, пока Дмитрий приветствовал Хана.

Она едва узнавала смелого князя в этом лорде, что шептал извинения, кланялся и

вручал гостям подарки. И приветствия продолжались:

– …всем вашим сыновьям, женам, и пусть Господь защищает… – Вася

прислушалась, когда голос Дмитрия переменился. – Деревня за деревней, – сказал он с

уважением, но возмущенно, – обворованы, сожжены. Мой народ едва может прожить

зиму, других денег нет до следующего урожая осенью. Я не хочу оскорбить, но мы люди

мира, и вы понимаете…

Татарин ответил резким голосом на своем языке. Вася нахмурилась. Она не смотрела

дальше переводчика у помоста. Но что–то в голосе заставило ее поднять голову.

Она застыла, побледнев.

Вася узнала посла. Она видела его в темноте, когда он опускал кривой меч, созывая

боевым кличем своих людей.

Теперь он сиял бархатом и саблей, но она не могла спутать широкие плечи, сильную

челюсть и тяжелый взгляд. Он уверенным тоном говорил с переводчиком. Как только

татарский посол – главарь бандитов – пересекся с ней взглядом, он оскалился в насмешке

ненависти.

* * *

Вася покинула зал злой, испуганной и сомневающейся в себе.

«Нет. Этого не может быть. То был бандит. Не татарин высокого происхождения, не

слуга Хана. Ты ошиблась. Ты видела его лишь раз в свете костра, а потом в темноте. Ты

не знаешь точно».

Так ли это? Могла ли она забыть лицо за летящим мечом, лицо того, кто чуть не убил

ее? Он говорил масляные речи о союзе и неблагодарности Дмитрия, а у самого на руках

еще была кровь русских…

Нет. Это не был он. Как это мог быть он? Но… Мог он быть лордом и бандитом?

Был ли он самозванцем?

Отряд Дмитрия пошел обратно, пересекая кремль быстрым шагом. Вокруг шумел

город в предвкушении праздника: смех, крики, обрывки песен. Люди пропускали

великого князя и кричали его имя.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала Вася Саше, решившись. Ее рука сжала

запястье брата. – Сейчас.

Врата дворца Дмитрия появились перед ними, горели первые факелы.

Касьян с любопытством взглянул на них, брат и сестра шли, склонив головы друг к

другу.

– Хорошо, – сказал Саша после мига колебаний. – Вернись во дворец Серпухова. Тут

много ушей.

Кусая губу, Вася ждала, пока брат извинялся перед хмурящимся Дмитрием. Потом

она пошла за братом.

День угасал, золотой свет превращал башни Москвы в факелы, а тени сгущались

вокруг дворцов. Ледяной ветер свистел между зданий. Вася едва могла стоять на ногах в

суете на улице: столько людей бегало туда–сюда, смеясь, хмурясь или горбясь от холода.

Лампы и горячее железо топили снег, горячие пирожки шипели в жире. Вася повернула

голову с невольной улыбкой, увидев, как летают снежки, небо пылало, пока день угасал.

Когда они пришли к загону Соловья в тихом уголке двора Ольги, Вася снова

проголодалась. Голова Соловья с белой звездой поднялась, он заметил ее. Вася

перебралась через ограду к нему. Она ощупала его, расчесала гриву пальцами, дала ему

понюхать руки, при этом пытаясь подобрать слова, чтобы брат понял.

Саша прислонился к ограде.

– Соловей в порядке. Что ты хотела мне сказать?

Первые звезды загорелись на небе, что стало величаво фиолетовым. Тусклый

серебряный изгиб луны виднелся за дворцами.

Вася глубоко вдохнула.

– Ты сказал, – начала она, – когда мы преследовали бандитов, что странно, что у них

хорошие заточенные мечи, сильные лошади. Ты сказал, что странно, что в их лагере есть

медовуха, пиво и соль.

– Я помню.

– Я знаю, почему, – сказала быстро Вася. – Главарь бандитов, что украл Катю,

Аннушку и Леночку, тот, кого они зовут Челубеем, – это посол генерала Мамая. Это один

человек. Я уверена. Посол – бандит…

Она замолчала, запыхавшись. Саша нахмурился.

– Невозможно, Вася.

– Я уверена, – повторила она. – Когда я видела его в прошлый раз, он замахнулся на

меня мечом. Ты сомневаешься во мне?

Саша медленно сказал:

– Было темно. Ты была напугана. Ты не можешь знать точно.

Она склонилась вперед. Ее голос был твердым от напряжения.

– Я бы говорила, если бы была не уверена? Я уверена.

Ее брат потянул за бороду.

Она вспылила:

– Он говорил о неблагодарности великого князя, а сам наживается на подарках

русских. Значит…

– Что это значит? – парировал Саша с внезапным сарказмом. – У великих лордов

есть другие для грязной работы. Зачем послу кататься по лесу с группой бандитов?

– Я знаю, что я видела, – сказала Вася. – Может, он вовсе не лорд? Кто–то в Москве

знает его?

– Я знаю тебя? – парировал Саша. Он спрыгнул с ограды как кот. Соловей вскинул

голову, когда монах топнул по снегу. – Ты всегда говоришь правду?

– Я…

– Скажи, – говорил ее брат. – Откуда этот конь, на котором ты катаешься? Это отца?

– Соловей? Нет… он…

– Или скажи, – говорил Саша, – как умерла твоя мачеха?

Она тихо вдохнула.

– Ты говорил с отцом Константином. Но это тут ни при чем.

– Да? Мы говорим о правде, Вася. Отец Константин все рассказал мне о смерти отца.

Он говорит, ты была причиной. К сожалению, он врет мне. Но и ты врешь. Священник не

скажет, почему ненавидит тебя. Ты не сказала, почему он считает тебя ведьмой. Ты не

сказала, откуда твой конь. Ты не сказала, почему забрела в берлогу медведя зимой, и

почему отец глупо последовал за тобой. Я бы никогда не поверил, что отец глуп, и после

недели в пути с тобой, Вася, я не верю, что ты глупа. Это все ложь. Теперь я получу

правду.

Она молчала, глаза были огромными в сгущающейся темноте. Соловей напряженно

стоял рядом с ней, ее ладонь запутывалась и распутывалась в гриве коня.

– Правду, сестра, – сказал Саша.

Вася сглотнула, облизнула губы и подумала:

«Меня спас от мертвой няни демон холода, что дал мне коня и поцеловал меня в

свете костра. Это можно говорить? Брату–монаху?».

– Я не могу рассказать тебе всего, – прошептала она. – Я сама понимаю с трудом.