Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

Примерно те же изменения происходили и с Тиеной. От нее теперь исходило совершенно ощутимое, видимое физическими глазами сияние, и кожей можно было почувствовать, как сгущается воздух вокруг нее. С каждым днем взгляды анай, обращенные к Великой Царице, становились все более благоговейно-перепуганными, хоть она и не делала ровным счетом ничего, что могло бы отпугнуть их. Она просто была… иной.

Единственными, кого эта инаковость совершенно не пугала, были несколько Дочерей Земли из самых рьяных приверженцев перемен, происходящих в Роще. Имен у них не было, как они сами утверждали, потому что теперь их души принадлежали Великой Царице и Держащей Щит. Но у всех глаза горели одинаковым блеском, отпугивающим Лиару: слишком лихорадочным, слишком ждущим чего-то, слишком требовательным. Так смотрели обычно или умалишенные, или преступники, отчаявшиеся вымолить у своих палачей собственную жизнь.

Их было примерно два десятка человек, хотя точнее сказать Лиара не взялась бы. Разных возрастов от самой молоденькой девчушки лет двадцати с небольшим до убеленной сединами женщины с таким морщинистым лицом, что даже по меркам анай, живущих гораздо дольше обычных смертных, она считалась очень старой. Себя они называли Детьми Мани, за которую, судя по всему, почитали и Тиену, и Эрис вместе взятых. Целыми днями эти Дети расхаживали по Роще, докучая назойливым вниманием работающим анай, отвлекая их разговорами, больше напоминающими проповеди. Порой кто-то из них принимался усердно молиться, распластываясь, словно улитка, на земле всем телом и во весь голос воспевая мантры в честь Великой Царицы и Держащей Щит. Самые неистовые ползали следом за Тиеной, целуя землю, по которой она ступала, пока однажды Жрицы в довольно резкой форме не отчитали таковых, после чего проявление подобной преданности прекратилось. Однажды вечером Лиара собственными глазами видела, как одна из Детей, раздевшись донага, стояла на коленях на пустыре за домом Великой Царицы и стегала себя по спине кожаной плетью, оставляющей на спине кровавые рубцы. Лицо ее при этом было перекошено от смешанного с болью экстаза.

Дети носили точно такую же форму, как и все остальные анай, жили в тех же домиках на склонах гор, что и другие, но их всегда можно было узнать по глубоко запавшим глазам и горящим взглядам. Остальные сестры сторонились их, предпочитая не вступать ни в какие беседы, ограничиваясь лишь короткими недовольными отказами на предложения вместе помолиться и попоститься в честь Великой Царицы. Даже Жрицы замыкались в их присутствии, запахивая шали, ускоряя шаг и стараясь не замечать распевающих гимны женщин, хотя их отношение ко всему этому четко просматривалось по сжатым в нитку губам и недовольным взглядам.

Лиара гадала, почему же никто не может ничего поделать с ними, ведь день ото дня число Детей росло. Если во время их с Радой прибытия в начале лета их насчитывалось не больше десятка, то теперь уже число медленно и неуклонно приближалось к двум дюжинам. Какой бы вдохновенный бред ни несли Дети, как бы их ни сторонились анай, а все равно находились те, кто прислушивался к их словам. В конце концов, во время одной из вечерних бесед с Эрис, куда Дети почему-то не ходили, одна из обитающих в Роще анай все же задала мучающий всех вопрос.

- Роща Великой Мани открыта для всех, - ровным голосом проговорила Эрис, но Лиара заметила скользнувшую по ее лицу тень беспокойства. – Мы не можем пускать сюда только тех, кто не слишком рьяно выражает свою преданность Небесным Сестрам, или наоборот. Точно так же мы не можем запрещать кому-то поклоняться и возносить хвалу так, как он считает нужным это делать. У каждого человека есть право на собственный выбор, тем более, когда речь заходит о его вере.

- Но ведь они же просто… пресмыкаются! – с отвращением покривилась Иштум, сидящая неподалеку от Лиары. – В этом нет никакой чести!

- И все же – на то их право, и не нам решать, можно им так делать или нет, - мягко проговорила Эрис, но что-то было в ее лице, что-то такое, что Лиара поняла: Держащей Щит и самой не нравилось то, что происходило в Роще, вот только что она могла сделать?

Где-то как-то ее же собственный титул связывал Эрис руки почище пеньковых веревок. Согласно древнему установленному у анай обычаю Великая Царица и Держащая Щит были сакральными существами, фактически, живыми божествами на земле. И только дурак или слепой не заметил бы свечения, что исходило от их кожи, нечеловеческих взглядов их глаз, не ощутил бы давления силы, что шла через них. Таким образом, они действительно становились наглядной ходячей демонстрацией силы Великой Мани, и не клонить голову перед этим было просто невозможно. Даже если бы они попробовали каким-то образом отрицать это или заставить остальных обитателей Рощи вести себя с ними по-другому, вряд ли что-то путное вышло из этого. В связи с этим Эрис и Тиене приходилось принимать благоговейное отношение остальных анай и мириться с ним, сколько бы неудобств оно ни доставляло им самим. Так что своим собственным приказом остановить Детей от поклонения они не могли. А царица Руфь, прибывшая в Рощу через пару недель после Дня Солнца, уже не имела никакой власти над Детьми, так как они присягнули на верность Роще. Вот и получалось, что поделать с ними что-либо было просто невозможно.

Великая Царица была чуть менее сдержана по этому поводу. Как-то после тренировки Рада негромко спросила ее насчет Детей, и Лиара своим острым эльфийским слухом расслышала ответ:

- Фанатизм, Черный Ветер, - это искажение веры. В тот миг, когда какая угодно возвышенная истина становится навсегда единственно верной, а все остальные превращаются в ложь, за которую нужно карать других, настоящая вера умирает. – Тиена помолчала, бросив взгляд в сторону собравшейся в стороне толпы зрителей, что вечно сопровождали их поединки. Отдельной группой, стоя на коленях и не сводя восторженных глаз с Великой Царицы, стояли Дети Мани. Нахмурившись, Тиена продолжила. - К сожалению, Дочери Земли всегда придерживались взглядов более ортодоксальных, чем все остальные кланы. Я надеялась, что война, правда о прошлом анай и присяга Руфь изменят это их качество, но чудо происходит только тогда, когда сам человек хочет, чтобы оно с ним случилось. Раэрн восприняли правду о том, что Небесные Сестры – выдумка Крол, несколько… болезненно. И в итоге их вера вылилась в то, что живым олицетворением Богинь на земле, единственным доказательством Их существования являемся мы с Эрис. Большей части из них этого оказалось достаточно, но кое-кому нет. – Она вновь сделала паузу, оглянулась и понизила голос почти что до шепота. – Была бы моя воля, духа бы их здесь не было. Думаю, от них неприятностей будет гораздо больше, чем мы можем предположить.

- Ты же Великая Царица, первая первых, - недоуменно вскинула брови Рада. – Отправь их куда-нибудь, пусть несут твою волю в какой-нибудь отдаленной глухой долине, в которой кроме них самих нет ни души.

- Не все так просто, Рада, - криво усмехнулась Тиена. – Поверь, стоит мне только отвернуться от них, перестать в упор разглядывать то, что они делают, как в мгновение ока за моей спиной они наворотят такого, что и вовек не разгребешь. Единственное, что пока их удерживает от того, чтобы провозгласить нас с Эрис эманациями Небесных Сестер во плоти, это мой прямой запрет и неусыпный надзор. Они даже со Жрицами не особенно-то считаются. В глаза слушаются и кланяются, а как только те уходят, знай, твердят себе то же самое, что и раньше.

- Ты могла бы приказать им этого не делать, - без особой уверенности в голосе проговорила Рада. Тиена вновь усмехнулась, поглядев на нее долгим взглядом.

- Если я прикажу им не пресмыкаться передо мной, они воспримут это буквально и не будут вообще слушать мои слова. И тогда мы получим проблему гораздо большую, чем кучка фанатичек, бегающих за мной попятам. – Тиена вновь глубоко вздохнула и покачала головой. – Я знала, что с Раэрн будут проблемы, знала с самого начала, но даже не предполагала, что меня ждет. Иногда мне кажется, что все мои предшественницы были совершенно правы, полностью отгородившись от жизни кланов и занимаясь только духовными практиками вдали от реальной жизни. Это намного легче, чем барахтаться во всем этом по самые уши.