Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

«Но что же еще это может быть?»

- А вот на этот вопрос, мой дорогой Марти, нам и предстоит ответить. Так же как на вопрос, на кой черт научной организации внезапно заниматься каким-то развлекательным телешоу. Ради денег? У них, поверь, их и так предостаточно.

«Мне кажется, мы лезем туда, где нас не ждут», – нахмурился Бэйн.

- В этом вся суть журналистики, – развел Анжело руками. – Нам надо попасть в хранилище корпорации Роше. Там мы узнаем если не всё, то многое!

«И как ты себе это представляешь? Как можно найти то, о существовании чего мы еще пять минут назад не подозревали? То, наличие чего даже не доказано?»

- О, Марти-Марти, ты как всегда меня недооцениваешь, – Анжело расплылся в хитрой улыбке, которая появлялась на его миленьком личике каждый раз, когда он придумывал нечто безумное. Обычно за этой улыбкой для оператора следовал личный Апокалипсис.

«Что ты задумал на этот раз?»

- Нам нужен наш миленький котик.

«Тот, которого мы взяли для поиска Шута?»

- Именно он. Вот только Шут, пожалуй, подождет. Сейчас мы должны найти нечто более важное. Нечто, что возможно изменит всю нашу жизнь!

«В этом ты можешь даже не сомневаться», – подумал Бэйн с нечитаемым выражением лица.

Шут с любопытством пронаблюдал, как двое мужчин в строгих костюмах и солнечных очках, казавшихся особенно неуместными атрибутами в сумерки, вышли из машины, а вслед за собой в буквальном смысле выволокли с заднего сидения автомобиля маленького мальчика. До смерти перепуганный ребенок еле передвигал ногами, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Бледный как полотно он то и дело шмыгал носом, глотая слезы, и тихо что-то бормотал: то ли просился к маме, то ли обещался быть хорошим мальчиком и беспрекословно слушаться родителей, только бы его отпустили. Мужчины в костюмах не обращали внимания на детские всхлипы, целенаправленно утаскивая жертву все дальше от машины вглубь помещения. Лишь когда они скрылись за поворотом, Шут позволил себе пошевелиться. Уже некоторое время он сидел на кровле старого здания. Крыша дома выходила прямиком на небоскреб, первые десять этажей которого занимала стоянка. Старенькая жилая девятиэтажка рядом с офисным гигантом походила на маленькую грязную бесхозную собачонку рядом с чистокровным доберманом. Шут похлопал по голове уродливую горгулью, давно потерявшую прежний лоск, и будто кот прошествовал к толстым тросам, соединявшим «собачонку» с «доберманом». На этих тросах висела сверкающая реклама, утверждавшая, что новые женские духи сделают любую даму, воспользовавшуюся ими, самой желанной на каждой вечеринке. Шут потратил пару драгоценных секунд, чтобы задаться вопросом «А что, если все на вечеринке придут надушенные этими духами? Что будет тогда? Бурная оргия?», прежде чем ступил на трос. Несколькими метрами ниже расположилась многоэтажная дорога, сверху больше походящая на переплетение бетонных полотен, по которым сновали сверкающие насекомые-машины. Наблюдать за ними можно было часами, но сейчас, увы, Шуту было не до этого. Расставив руки в стороны, фигура, опасно раскачиваясь, побрела по тросу, демонстрируя давно забытую миром цирковую эквилибристику. Теперь поразить людей хождением по тонкому канату в нескольких метрах над землей было почти невозможно. Избалованные компьютерными спецэффектами, они просто больше не осознавали всю тяжесть и опасность данного действа. Да и что стояло на кону? Всего лишь человеческая жизнь? Та самая, что уже давно обесценилась, превратившись в бесхозный рулон туалетной бумаги, которым пользовались по назначению?

Поэтому Шут не волновался о том, что его может кто-то увидеть, ведь даже если бы это произошло, никто бы из водителей не нажал на тормоза, никто из прогуливающихся по улочкам не закричал в ужасе, привлекая к нерадивому канатоходцу ненужное внимание. Нет, самое большее, на что было способно человечество с атрофированными чувствами, так это поднять голову, подумать нечто вроде: «Фу, очередной самоубийца» или «Только не падай на мою машину, мне еще сегодня перевозить родителям холодильник», и на этом бы всё и закончилось.

Шут остановился на самой середине каната, опустил руки и окинул взглядом панораму вокруг себя. Сверкающие дома, пронизанные самыми современными технологиями, вибрирующие от электричества дороги, горящие разноцветными огоньками и парящие в воздухе этажи – почему-то от всей этой оживленности, что развернулась под ногами Шута и той, что сверкала над его головой, не пахло жизнью. Наоборот, Шут наполнил легкие воздухом и ощутил вполне различимый запах разлагающейся мертвечины. То, что происходило с обществом и людьми, едва ли можно было назвать прогрессом. Странно, как технические свершения влияют на людскую духовность. И вопрос состоял отнюдь не в религии. Сам Шут, к примеру, был атеистом. Даже при том, что Знал о существовании ТехноБогов. Даже при том, что Разговаривал с ними. Даже при том, что когда-то… Впрочем, зачем возвращаться к прошлому, когда перед тобой разворачивалось настоящее. И с этим настоящим однозначно следовало что-то делать. А полный и бесповоротный геноцид, возможно, был не самым безрезультатным решением. Но…

- Нет-нет-нет-нет, – покачал Шут головой, морщась. – Лишние мысли – удел людей, да, – проговорил он, вновь расставляя руки параллельно дорогам. – А Шут должен быть выше этого, да. Шут не может быть обычным человеком, нет. Иначе бы Шут не был Шутом, – уверенно кивнул он. – Даже такой мир имеет право на второй шанс!

- Второй шанс? – по канату сверкнуло фиолетовое пламя, пробежало по всей его длине, добралось до крепления, вбитого в небоскреб, и там и остановилось.

- Тээки, – улыбнулся Шут, продолжив цирковое представление, до которого никому не было дела. – Ты всегда был скептиком.

- Но это далеко не Второй Шанс, – из фиолетового пламени выросла серая, безликая фигура. – И не третий. И даже не четвертый.

- Шут будет давать этому миру столько шансов, сколько потребуется!

- Ты не даешь шансы. Ты лишь отсрочиваешь неизбежное, – заметил Тээки.

- Иногда достаточно и этого.

- Достаточно для чего? Для того чтобы люди успели уничтожить себя сами? То есть, Шут считает, что если человечество и погибнет, то только от своей собственной руки? В этом проявляется твой извращенный гуманизм? Или ты желаешь, чтобы мир рухнул под твоим командованием? Но никак не…

- Никак не, – активно закивал Шут, уже практически добравшийся до небоскреба. – Быть может, тебе не пристало верить в человечество. Но в Шута ты верить обязан.

- Я никому и ничего не обязан, – зло прошипел Тээки, проводя длинными пальцами по тросу и выжигая его. – Убрать тебя – и всё пойдет своим чередом, – усмехнулся он, с удовольствием наблюдая, как поверхность троса плавится.

- Убрать меня? – Шута затрясло. Сперва Тээки решил, что фигура злится, но через мгновение разочарованно осознал, что она смеётся. Шут расхохотался так, будто услышал самую лучшую шутку за всю свою жизнь.

- О, ТехноБоги! – воскликнул он, зааплодировав. – Вот поэтому ты любимчик Шута, Тээки! – воскликнул он. – Ты всегда говоришь такие смешные вещи! Убрать Шута… Нет, вы это слышали? – развел Шут руками, обращаясь к невидимой публике. – Убрать Шута – означает обречь мир на неминуемую погибель, да. Мир, в котором существуешь и ты, Тээки.

- Чего я искренне не желаю.

- Желать – удел королей. А рабы не имеют права даже думать об оном, не то что говорить вслух.

- Я не раб!

- А вот это, мой дорогой Тээки, решать не тебе. Только Шут знает, кто ты есть и кем ты можешь стать. Ведь ты обязан подчиняться Шуту беспрекословно. Или уже забыл? Так может стоит напомнить? – подмигнул Шут, явно еле сдерживая новый приступ дикого смеха. – Тээки, – произнес он имя фигуры нарочито ласково. – Думаешь, Шут позвал тебя просто так? Чтобы поглумиться над твоей глупостью? О нет, у Шута на тебя большие планы. Ведь ты у нас такой важный. Стой и не шевелись. И левый глаз… Держи его широко открытым.