Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

Запись 1

«- Кхым-кхым, – прокашлялась коротко остриженная блондинка, со смущением поглядывая в камеру. – Меня зовут доктор Йокас Мун, – представилась она и вновь замялась, будто бы ожидая от камеры определённой реакции на ее слова. Но реакции не последовало, и потому девушка чуть погодя продолжила. – Это первая моя запись. С сегодняшнего дня я назначена руководителем группы, изучающей д...

- Эй, ты что делаешь?! – в обзор камеры ворвалась вторая девушка в очках с толстыми линзами, из-за которых глаза ее казались размером с пятикопеечные монетки.

- Как что? Ты же сама посоветовала мне вести научный дневник, который якобы позже станет ценным материалом для изучения будущих поколений, – удивилась блондинка.

- Верно, – кивнула Нина, – но это не значит, что ты имеешь право разглашать тайны проекта. А что если нас взломают и сольют видеоматериал в сеть?! Ты хоть представляешь, как взволнуешь своими словами общественность?! – развела руками брюнетка.

- Все понятно, – кивнула Мун, слегка покраснев. И почему, спрашивается, она – один из самых талантливых учёных города (а может быть и целой страны!) не догадалась об элементарном?! – В таком случае, Нина, как ты предлагаешь мне поступить? Как назвать то, что называть нельзя?

- Хм, – брюнетка задумчиво потерла подбородок. – Объект?

- Не слишком простенько? – поморщилась Мун. – Может придумаем какое-нибудь бессмысленное красивое слово?

- Например?

- Ну... Может... Свекла?

- Это слово не бессмысленное, оно существует! Это вообще-то овощ! Я поражаюсь твоей способности забывать элементарное.

- Так и знала, что придумала его не сама, – сокрушенно буркнула Мун. – И я не забываю элементарное. Просто в моей голове хранится слишком много куда более важной информации, чем название каких-то там овощей, – фыркнула девушка. – Тогда как насчет проекта Икс?

- Ты что, комиксов начиталась? Мы ученые, а не сборище гиков.

- Это как посмотреть! У Сэма весь халат в значках с супергероями!

- Сэм у нас уникальный.

- Мы здесь все уникальные. Кроме того, от тебя я пока не услышала ни единого достойного варианта.

- Ну хорошо, – сдалась брюнетка. – Давай хотя бы сократим до Икспро? Как тебе Икспро?

- Как название презервативов. Или фирмы, выпускающей порно.

- Много ли ты знаешь о порно?! – вспылила Нина, краснея. – Я сказала, Икспро, значит Икспро!

- Но это же я руково...

- ИКСПРО!

- Я доктор Йокас Мун и это первая запись, посвященная новому государственному проекту, в котором мы будем изучать объект под кодовым названием Икспро. Тема весьма непростая. Поэтому пожелайте нам удачи.»

Шута всегда завораживали людские страхи. Что может быть прекраснее оного, согласитесь? Наблюдать, как страдающий клаустрофобией бедняга – обычно спокойный и невозмутимый – забивается в самый угол темного лифта, застрявшего на восьмидесятом этаже небоскреба, и трясется от панической атаки, обливаясь потом и плача навзрыд. Наблюдать, как боевая девушка, смело гуляющая по ночным улицам города и готовая дать отпор любому приставучему пьянице, в ужасе забирается на стол, пытаясь спастись от маленькой мышки, пробежавшей под ее ногами. Наблюдать, как с виду добродушный паренек, не способный обидеть и мухи, в истерике лупит тапочкой по стене в надежде убить треклятого таракана. Так уж вышло, что общество вынудило людей стать поголовно лицемерными. Каждый старается быть совершенно не тем, кем является. И суть не в том, что ему на самом деле хочется совершать это. Таковы правила нашего существования. Ты не можешь быть открытым – это чревато. Ты не должен показывать своих слабостей – этим обязательно воспользуются. Тебе не следует делиться своими желаниями – это обернут против тебя. И потому нам приходится врать незнакомцам в метро, близким людям и даже человеку, что смотрит на нас с зеркальной глади. Но вот забавный факт. Обладая таким незаменимым качеством, как лицемерие, с самого рождения и до глубокой старости, мы, тем не менее, верим, когда нас учат порицать данную черту и воспринимать ее сугубо негативно. Вот только обвинять человека в лицемерии столь же смешно, как если бы мы обвиняли его в наличии у него ног или глаз.

«Только посмотрите на него! Он такой глазастый, какой кошмар!»

На самом же деле обвинять мы можем человека не в лицемерии, а лишь в его количестве. Ведь разница между людьми состоит в том, насколько сильно человек-настоящий отличается от человека-общественного. Некоторые полностью погружены в придуманный собою персонаж, другие прячут от глаз общественности лишь малую часть своих истинных качеств. Но двуличны все. Абсолютно все. Это, если хотите, часть механизма самосохранения. И только в момент страха люди показывают свое истинное лицо, забывая о той роли, которую себе придумали и которой стараются соответствовать большую часть жизни. Страх стирает границы между человеком-настоящим и человеком-общественным, полностью поглощая разум своей жертвы и поднимая на поверхность все то уродливое, что обычно таится в глубинах наших душ. И именно поэтому Шуту так нравилось вызывать это чувство у окружающих. Потому что ему было важно знать человека-настоящего. И только его.

Одним из любимейших человеческих страхов у Шута оставалась акрофобия – боязнь высоты. Быть может, потому что когда-то давно, в прошлое его воплощение, этот страх был присущ и ему самому.

Шут разместился на крыше одного из самых высоких зданий города и, задрав голову, взирал на воронку из облаков, что разверзлась прямо над его головой. Светло-серые у основания и почти черные в самом центре воронки небулы все больше походили на вату, пропитавшуюся синей, фиолетовой и черной акварельной краской. Вату тяжёлую, набухшую от влаги и готовую вот-вот рухнуть на головы тех, кто находился под ней. А главное, облака казались такими близкими, что чувствовалось, лишь протяни руку и ты коснешься твердой мокрой поверхности дыхания ледяного небосвода.

Фигура сидела на парапете, беззаботно свесив ноги в никуда. Даже при большом желании, Шут не смог бы разглядеть, что творится внизу, так как здание было настолько высоким, что последние его этажи в буквальном смысле погружались в мягкие облака, а потому все вокруг устилала сизая дымка, походящая на плотный туман. Этот же туман плескался у ног шута, делая кеды на его ногах еле различимыми, а картину, что развернулась бы под его ногами в безоблачный день, лишь молочной периной, которую хотелось проверить на мягкость. Но Шут прекрасно понимал – сделай он шаг в белую мглу и лететь пришлось бы долго, прежде чем тело врезалось бы в твердую поверхность идеально вычищенного асфальта бизнес-этажа. Длительности полета оказалось бы достаточно для того, чтобы он успел пожалеть о своем поступке несколько тысяч раз.

- Забавно, – произнес Шут, не обращаясь ни к кому конкретно хотя бы потому что на крыше он был единственным посетителем. По крайней мере, обычный человек не увидел бы рядом с ним ни единой живой души. Вот только люди сюда не поднимались из-за разреженного воздуха и возможности получить сомнительное удовольствие в виде удара молнии, которые сверкали в воронке с завидной периодичностью, устраивая в небе своего рода смертельное свето-шоу.

- Начищаешь, ты, значит асфальт день за днем. Убираешь окурки. Отмываешь плевки. А потом хоп – и на только-только вылизанной поверхности появляется труп. Целая куча кровавого месива, которое придётся убирать не один час. Вот так и устраивайся дворником, да, – усмехнулась фигура, продолжая вглядываться во мглу под ногами. – А труп, это тебе не пара окурков, наличие которых рядом с мусорным ведром и без того раздражают тебя до оскомины. Это целая груда костей, свежего фарша и литров крови, которые счищать в водосток придётся страшную тучу времени. И ладно бы, если бы позволили убрать все это безобразие сразу после смерти носителя тела. Так нет же. Сперва место опечатают. Полицейские будут ковыряться в трупе возможно и целый день. За это время кровь свернется и присохнет к асфальту, тело окоченеет, а потому убирать его окажется в три раза сложнее. Но разве кто-то подумает о несчастном дворнике? Всем всё равно.