Игра на двоих (СИ)

— Но вы же сможете ему помочь?

Внезапно по губам собеседника пробегает слабое подобие улыбки, и он сразу кажется чуть более живым и человечным, чем минуту назад.

— Как вам сказать… Я не знаю, почему этот мужчина все еще жив. Честно, не имею ни малейшего понятия, потому что обычно люди с такими серьезными повреждениями погибают очень быстро. Наверное, у него была на то причина, — это все, что приходит мне на ум. Если эта причина все еще важна для него, то он поправится, и очень быстро. А мы сделаем все от нас зависящее.

— Спасибо.

Мужчина кивает, принимая благодарность, и уходит. Я насмешливо смотрю ему вслед. Мне известна причина, по которой Хеймитч жив, и она никогда не перестанет быть важной. Самое страшное позади. Теперь все будет хорошо.

Но прежде ментору предстоит не самое простое лечение. Помимо внешних и внутренних ран в его крови обнаруживают огромное количество спирта и наркотических веществ.

— Откуда? — не понимаю я. — Он бросил пить и никогда не принимал наркотики.

— Это такой вид пыток, — поясняет доктор. — Мы считаем, что в Капитолии его накачивали алкоголем и всевозможными наркотическими веществами. Причем спирт был не настоящим, а суррогатным. Он сжигал внутренности и ломал его тело, а наркотики — разум и волю.

— И что делать?

Полагая, что сам Хеймитч не сможет принять верное решение, врач выражает желание поговорить с его близкими.

— Информация конфиденциальна, я не имею права обсуждать лечение ни с кем, кроме его семьи.

— У него никого нет, кроме меня.

— А вы ему, простите, кто?

Я колеблюсь до последнего, не желая выдавать нашу тайну. И так и не решаюсь.

— Я его де… напарница.

Врач отрывает взгляд от бумаг и внимательно смотрит на меня.

— Больше никого не осталось, — с нажимом повторяю я.

— Есть несколько способов, — сдается мужчина. — Первый — провести естественную детоксикацию, но она займет много времени и не позволит нам продолжать лечение. Второй вколоть препарат для ускоренного выведения наркотиков из организма. Оба метода опасны и очень болезненны. Мы могли бы ввести пациента в кому, чтобы он не чувствовал боли, но…

— Но?

— Сердце может не выдержать.

— Ему всего сорок один!

— Дело не в возрасте, а в том, как много ему пришлось пережить за эти годы.

Я поворачиваю голову и смотрю сквозь дверное стекло на мирно спящего ментора.

— Риск есть в любом случае, да?

— Небольшой. В случае возвращения к наркотикам возможна передозировка: тело больше не будет правильно реагировать на алкоголь и опиаты. Но сейчас ему просто будет больно.

— Если бы все и правда было «просто», — фыркаю я. — Он и так пережил из-за меня столько боли…

— У нас мало времени, вам надо принять решение.

Я прикрываю глаза. Он должен жить, без всяких вероятностей. А к боли нам обоим не привыкать.

— Несите лекарство. Можно мне остаться в палате во время детоксикации?

— Если только не боитесь разочароваться в своем… напарнике.

Процедура занимает всю следующую ночь. Хеймитч мечется по постели, его бьет озноб. На покрасневшем лице выступает испарина. Несколько раз ментор пытается поднять голову и вырвать иглу из вены зубами, но я мешаю ему.

— Мне больно, Эрика! — рычит он.

— Я знаю, Хейм. Знаю. Потерпи. Скоро все закончится.

— Когда? Когда закончится?!

Я прикладываю к его лбу холодное полотенце и шепчу что-то успокаивающее. Но ментор не слушает меня, только сверлит тяжелым взглядом налитых кровью глаз.

— Зачем ты это делаешь со мной? Хватит с меня боли! Ты и представить себе не можешь, что я пережил в Капитолии!

— Я представляю.

— Нет!

Он говорит много обидных слов, и мне все труднее пропускать их мимо ушей. Теперь понятно, что имел в виду врач, говоря о разочарованиях. Когда у наркоманов ломка, все вокруг, все те, кто даже просто не дает наркотик — враги. Кто тогда для Хеймитча я, которая всего парой слов обрекла его на многочасовые бессмысленные страдания, можно лишь догадываться. В такие моменты все связи обрываются и чувства любви и привязанности отходят на самый последний план, заслоненные мучительной болью и жаждой ее снять и хоть ненадолго обрести покой.

— Возьми меня за руку.

Не отвечая, мужчина сжимает мою ладонь стальной хваткой, и я кусаю губы так, что ощущаю солоноватый вкус крови во рту. Ментор никогда не узнает, как сильно меня ранят его слова. Ведь это — совсем не бред наркомана в ломке, а горькая и стыдная правда. Он столько пережил из-за меня и ради меня, пока я пряталась в Тринадцатом, будто крыса в канализации, а теперь я вновь заставляю его страдать. В эти минуты мне как никогда сложно уверить себя в том, что мы делаем это для его блага и нашего будущего.

К утру боль слабеет и измученный Хеймитч наконец засыпает. Я же, чувствуя, что готова уснуть прямо на жестком больничном стуле, решаю размяться: встаю и иду в палату к Лео. Парень не пострадал, если не считать ушибов и царапин, но Койн приказала обследовать и его.

— Привет! — голубые глаза загораются, стоит мне появиться в дверном проеме.

— Привет. Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Не понимаю, что я делаю в госпитале.

— Я слышала разговор врачей, на днях тебя должны выписать.

Лео улыбается почти счастливо. Представляю, как этому избалованному капитолийцу надоели серые стены и больничное однообразие. Жаль только, в Дистрикте-13 вся жизнь серая и однообразная.

— Здесь так скучно, — жалуется он. — Даже медсестры, и те не хотят остаться на пять минут и просто поболтать.

— У их много работы — больные, раненые.

— Посидишь со мной? Обещаю, не задержу тебя надолго.

Я чувствую, что мне не помешает хотя бы пара минут отдыха, и соглашаюсь.

— С радостью, Лео. Можешь даже задержать, я не против.

Он всматривается в мое лицо.

— Устала?

— Нет. Думала, страшнее алкогольной ломки нет ничего. Оказывается, есть — наркотическая.

— Он в порядке?

— Теперь да. Спит.

— Знаешь, никогда не видел, чтобы человек хотел чего-то так, как Хеймитч — вернуться к тебе.

Губы трогает улыбка.

— Знаю, Лео. Расскажи мне, как он смог выбраться из Капитолия?

Я догадываюсь, что смогу спросить об этом у самого ментора очень нескоро. Капитолиец самодовольно усмехается.

— Только благодаря мне! Но, — усмешка исчезает, — история долгая, страшная и грустная.

— Я должна ее услышать.

И парень начинает. Он рассказывает мне все, что знает сам, а знает этот человек достаточно.

— Когда Президент заполучил в свои руки Хеймитча, он мгновенно понял, что ментор Двенадцатого знает гораздо больше трибутов. Его пытали чаще и сильнее, чем всех остальных вместе взятых. О пытках мне известно мало, в те лаборатории в Тренировочном Центре имеют доступ только специально обученные и прошедшие особую подготовку люди. Часть из них — их условно называют «ученые Смерти» — изобретают все новые и новые способы насильственного воздействия на тело и сознание. Остальные — «палачи» — испытывают эти изобретения на пленных. Сноу надеялся использовать всех Победителей как оружие против вас — точно так же, как вы используете Сойку-Пересмешницу, но договориться удалось лишь с Питом. Вернее, удалось запугать парня. Хеймитч знал, что ты в безопасности, а потому, не раздумывая ни секунды, ответил отказом. Энни использовать не получилось: кто знает, чего ждать от сумасшедшей? Насколько мне известно, Джоанна вообще рассмеялась, когда ей предложили участвовать в съемках. А дальше начались пытки. Убивать пленных не планировалось, только как следует помучить, ну и выбить из Хеймитча необходимую информацию.