Лабиринт памяти (СИ)

— Расскажи мне всё, — уверенно, но тихо произнёс он, кинув быстрый взгляд на Гермиону, которая что-то недовольно проговорила во сне.

— Она уверена, что он не простит её, — горько вымолвила Джинни, и Гарри нахмурился.

— Может, это и к лучшему? — взглянув на абсолютно обессиленную Гермиону и испытав острый прилив неприязни к Малфою, выпалил он первое, что пришло ему в голову, после чего получил довольно ощутимый толчок в плечо.

— Как ты можешь так говорить?! — возмущённо воскликнула Джинни, после чего понизила голос: — Она его по-настоящему любит, Гарри, а он — её. Один раз я уже совершила ошибку, решив, что ей будет лучше без него!

Последние слова она произнесла достаточно громко, и оба на миг замерли, встревоженно посмотрев на Гермиону. Но когда та перевернулась на другой бок и засопела, как прежде, Гарри произнес, сжав переносицу двумя пальцами:

— Прости меня. Да, я… понимаю. Просто не могу на неё смотреть, когда она так страдает. И осознание, что в этом виноват Малфой, просто выводит меня из себя!

Взгляд Джинни смягчился, и она прикоснулась к его щеке.

— Он не виноват, Гарри. Виновата я. И будь я проклята, если не постараюсь это исправить!

Гарри уже набрал в лёгкие побольше воздуха, когда послышался негромкий, но решительный возглас:

— Нет!

Они с Джинни синхронно повернулись и увидели Гермиону, которая сидела на софе, опёршись ладонью о подушку.

— Нет, — повторила она уже чуть тише. — Это сделаю я сама. И вы действительно сможете мне помочь, если пообещаете одну вещь.

Гарри быстро взглянул на Джинни, которая выглядела не менее ошеломлённой, чем он сам.

— Всё, что угодно, Гермиона, — произнёс он, смотря на её решительное, немного ожесточённое лицо.

— Вы не станете вмешиваться в мои отношения с Драко. За свои ошибки я должна заплатить сама.

— Но… — сделала шаг к ней Джинни.

— Я сказала, — повысив голос, перебила её Гермиона, — чем вы можете мне помочь. На этом всё.

С этими словами она уверенно встала и гордо вскинула подбородок. В её глазах уже не было слёз, но было что-то такое, отчего у Гарри даже не возникло желания спорить.

Джинни тоже молчала, потому что наверняка считала: заплатить за свои ошибки должна была и она сама.

Мелькнувшая благодарность во взгляде Гермионы, когда та закрывала за ними входную дверь, подтвердила: молчаливое согласие Джинни стало началом её искупления.

И Гарри искренне хотелось верить, что оно не заставит себя долго ждать.

*

Нарцисса чувствовала себя беспомощной. Драко два дня не выходил из комнаты, а на её мольбы открыть дверь и поговорить отвечал категорическим отказом. Домовые эльфы исправно приносили ему еду в условленное время, пытались безуспешно «угодить молодому хозяину», а потом со слезами на глазах рассказывали, что хозяин Драко практически ничего не ест и целыми днями лежит в постели, смотря в потолок. Это беспокоило, нет, это вызывало настоящий ужас, ведь ещё никогда Нарцисса не видела Драко в таком состоянии, а то, что она не знала даже причин такого поведения собственного сына, просто убивало её.

Она так сильно любила его, что не могла справиться с болью, которая терзала сердце эти два самых долгих дня в её жизни, и в какой-то миг, совершенно отчаявшись, Нарцисса, глотая слёзы, дрожащей рукой потянулась к стеклянной дверце серванта, за которой находилась початая бутылка дорогого коньяка. Во рту пересохло, и она, нервно облизнув губы, вздохнула, когда дотронулась до прозрачного стекла, думая, стоит ли вновь пытаться забыть свои горести таким привычным для неё когда-то способом. Внезапно вверху кто-то негромко хлопнул дверью, и Нарцисса, резко дёрнувшись, ненароком задела хрустальный бокал, который тут же разбился об пол с характерным звуком.

— Что здесь происходит? — послышался мрачный голос.

Нарцисса, вздрогнув, обернулась и замерла, ошеломлённо смотря на Драко.

Мда… Он выглядел отвратительно. Глубокие тени залегли под глазами, мятая, очевидно, несвежая рубашка была небрежно заправлена в брюки, а волосы были растрепаны так, что Нарцисса не сомневалась — Драко не причёсывался несколько дней. Совершенно очевидно, он не делал абсолютно ничего, чтобы привести себя в порядок.

Но даже это не приводило в такой ужас, как потухший взгляд, в котором не было ни капли жизни. Нарцисса невольно прерывисто, громко вздохнула, осознав, что не узнаёт своего сына. Ведь даже в тот жуткий год войны он никогда не выглядел таким… Нет, он был сломленным, подавленным, но никогда он не выглядел таким неживым, как сейчас.

— О, Мерлин, Драко… — наконец вымолвила Нарцисса и аккуратно, легко двинулась в его сторону, словно боялась шумом своих шагов спугнуть его.

— Что здесь происходит? — поднявшись на одну ступеньку вверх, ещё раз повторил Драко и выразительным взглядом окинул разбившийся бокал и стоящую на полке серванта бутылку.

— Я… Просто я… — вмиг растерявшись из-за его поведения и из-за едва не совершённой у него на глазах глупости, произнесла Нарцисса. — Я переживала за тебя. Драко, милый, что произошло?

Её последняя фраза прозвучала так тихо, что готова была раствориться в звуке неистового ливня, идущего не переставая уже добрые сутки. Но Драко всё равно её услышал, а затем его лицо скривилось, и он уже собирался вновь подняться наверх, так и не дав ответ на вопрос, когда Нарцисса отчаянно произнесла первое, что пришло в голову:

— Это ведь из-за девушки, верно?

Драко резко замер, едва занеся ногу над ступенькой, и всё его тело так напряглось, что не осталось сомнений: Нарцисса попала в точку.

Но прежде, чем она смогла хоть что-нибудь произнести, Драко внезапно жёстко сказал:

— Нет.

И этот ответ, очевидно, бывший вымученной, злой ложью, так сильно ранил Нарциссу, что она, почувствовав обиду, горько выдавила:

— Я учила тебя никогда не врать себе, Драко. Пожалуйста, не стоит врать ещё и мне.

За окном острая игла молнии пронзила необъятное смоляное облако, на что небо отозвалось оглушающим рокотом грома, в то время как Нарцисса с Драко встретились друг с другом взглядами.

— Какой прок сейчас от правды, мама? Я понял, что иногда проще жить во лжи, не чувствуя то, что я…

Драко внезапно замолк, словно пожалев о своём порыве откровенности, и, уже отвернувшись, дёрнулся, чтобы сделать шаг, как Нарцисса произнесла:

— Ты любишь её. Скажи, это правда?

Этот вопрос повис между ними, наполнив тишину комнаты вмиг возникшим напряжением и тяготившим обоих ожиданием ответа. Через несколько секунд Драко медленно обернулся, поражённо взглянув на Нарциссу, а она лишь встретила его взор полным сочувствия взглядом.

— Я знаю, ты её любишь. Кто бы она ни была и что бы ни сделала… Прости её, Драко. Прости хотя бы ради самого себя. Поверь, тебе станет легче.

— Нет! — услышав её слова, резко выкрикнул Драко, а в его глазах вспыхнула такая боль, что сердце Нарциссы невольно сжалось. — Нет, — ещё раз повторил Драко уже гораздо спокойнее, словно обуздав свой порыв, в то время как Нарцисса пыталась понять, на какую именно из её фраз тот отреагировал решительным отказом.

В этот миг в гостиную взбалмошной птицей влетел громкий стук, и их внимание пригвоздила к себе входная дверь. Оба замерли, ошеломлённо уставившись на неё, и лишь когда настойчивый звук повторился, Нарцисса, наконец, произнесла, направляясь к порогу:

—Мерлин, кто же это мог к нам пожаловать? Я никого сегодня не ждала…

— Не открывай дверь, — прошипел Драко предупреждающим тоном.

Нарцисса, притормозив, нахмурилась.

— Прости?

— Я прошу не открывать дверь, мама, — сквозь зубы процедил Драко, вмиг помрачнев, и это её рассердило.

— Нет уж, дорогой, извини, но это мой дом, и я буду решать, кому открывать дверь, а кому нет!

Драко побледнел и, оттолкнувшись от перил, упавшим голосом произнёс:

— Тогда, если будут спрашивать меня, скажи, что я здесь не живу. Скажи, что меня нет. Пожалуйста.