Льются слова, утекая в песок...(СИ)

Художник потянул её за руку, присаживаясь на кровать – Таня подалась вперёд, нависая над ним и отвечая на каждый поцелуй, зарываясь пальцами в густые чёрные волосы; её нижнее бельё упало на пол рядом с туфлями, но девушка, совершенно обнажённая, словно вдруг и вовсе потеряла всякое чувство стыда. Она выгибалась в руках у художника, чувствуя явственно каждое его прикосновение, каждый поцелуй, но совершенно не сопротивлялась, получая от этого непонятное, неизвестное для неё удовольствие. Одежда Бейбарсова тоже уже оказалась на полу – сейчас Гроттер, пусть и аристократке, было совершенно наплевать на то, что этот дом совершенно не походил на идеальное место для жительства; она, пусть прежде смотрела на сие место свысока, сейчас была даже благодарна слишком низким порогам, тому, что снег всё равно не позволил бы ей выйти из дома, своему сумасшедшему старику-мужу, что заставил оставаться здесь и позволять рисовать себя. Всё это сложилось в великолепную палитру обстоятельств, превратившихся в нечто большее, чем просто вспыхнувшая минутная страсть.

Глеб толкнул рыжеволосую на кровать, нависая над нею и проводя языком по шее; Таня лишь закусила губу, вновь выгибаясь ему навстречу и чувствуя, как парень с силой сжимал её запястья. Она не проронила за это время ни единого слова, не позволила себе даже застонать – все чувства были безмолвными, но слишком явственными.

Обжигающая дорожка поцелуев спустилась немного ниже; девушка чувствовала, как Бейбарсов ласкал её грудь, ощущала умелые прикосновения его рук; лёгкие, практически неощутимые поцелуи порой превращались в более явственные; несколько раз Глеб прикусил зубами нежную кожу, и в последний раз Таня, не сдержавшись, вскрикнула, неосознанно царапнув парня по спине.

Тане казалось, что она сейчас попросту вспыхнет и загорится – сдерживать собственные чувства совершенно не хотелось.

Бейбарсов скользнул ладонями по внутренней стороне её бёдер, легонько сжимая и заставляя девушку откинуться на подушку, провёл руками по талии, буквально чувствуя, как дрожит от возбуждения девушка и осторожно вошёл в Гроттер, срывая с её губ тихий вскрик боли, смешанной с непонятной, охватившей девушку страстью.

- Ты же замужем, - тихо прошептал на ухо Тане художник.

- Ну и что? Разве ты не видел моего мужа? – постепенно привыкая к новым ощущениям, выдохнула Гроттер, подаваясь навстречу Бейбарсову. Ей было плевать, что по сути это считается изменой – она просто не хотела думать ни о чём, кроме его горячих рук и обжигающих прикосновений.

Глеб сначала двигался в ней осторожно, постепенно увеличивая темп и чувствуя, как выгибается Татьяна, уже, пожалуй, позабыв о своей боли. Она закусывала губу, сдерживая стоны, словно таким образом пытаясь сдержать последний оплот гордости, отброшенной сейчас в сторону, но получалось достаточно плохо – девушка уже окончательно забыла о том, кто она такая, и сейчас просто наслаждалась его поцелуями, движениями в ней.

Рыжеволосой казалось, что она попросту вспыхивает, словно свеча, изнутри, от малейшего прикосновения – девушка буквально горела изнутри, отвечая на каждый поцелуй и в приступе собственного странного безумия шепча что-то ему на ухо.

Ощущения походили на взрыв. Она в последний раз выгнулась ему навстречу, громко вскрикнув и сжимая плечи Бейбарсова, а после откинулась на подушки, шумно дыша. Глеб лёг рядом, обнимая одной рукой девушку за талию и утыкаясь носом в её рыжие, густые волосы. Тонкое одеяло практически не согревало, скорее создавало видимость, но Тане всё равно казалось, что она до сих пор горит в его руках от странного, потрясающего возбуждения и непонятного удовольствия.

- Мне надо идти, - недовольно прошептала Гроттер, прижимаясь к нему.

- Там всё ещё снег, - успокаивающе пробормотал ей на ухо Бейбарсов. – Спи.

Таня даже не помнила, что происходило дальше – она просто провалилась в сон, чувствуя, как тёплые, пушистые руки наступающей зимы обвивают её, заставляя больше не думать ни о чём…

***

Когда наступило утро, солнце всё ещё не выскользнуло из-за туч, а снег пусть намного медленнее, но всё же падал с неба. На улице похолодало, и это чувствовалось и в доме, в котором отопительная система явно оставляла желать лучшего, но Таня, проснувшаяся минут десять назад, радовалась и этому, прекрасно понимая, что на самом деле выйти из помещения нереально, если никто не откинет в сторону снег. К тому же, их город, состоящий из спутанных, сплошных улиц, одинаковых и спрятавшихся где-то далеко-далеко под глубинами снежинок, сейчас казался абсолютно непроходимым – зимой здесь было проще простого заблудиться, а её дражайший муж никогда не стал бы выходить из дома в такой день.

- Ты уже не спишь? – зевнув, улыбнулся Бейбарсов, открывая глаза и притягивая Таню к себе.

- Не сплю, как видишь, - с улыбкой ответила девушка. – Что-то мне не очень спится в такой атмосфере, - она придвинулась к нему поближе, обвивая руками шею художника. – Ты, кажется, вчера так и не закончил рисовать.

- Дорогая, картины создаются неделями, месяцами, даже годами! – усмехнулся Бейбарсов, явно издеваясь – он никогда не рисовал особенно долго, потому что до этого не находил того, что хотел бы творить и усовершенствовать, над чем мог бы так долго думать, вот только сейчас подобное желание вспыхнуло в нём с непонятной, неизвестной доселе силой.

- Годами? Нет, я против! – воскликнула Таня. – Ну, покажи!

Она сейчас походила на обыкновенную капризную девчонку и смотрела на Бейбарсова так требовательно, словно от этого зависела как минимум судьба целого мира. Казалось бы, Таня была готова сейчас запустить чем-то в Глеба, но сдержалась.

- Ну покажи! – вновь потребовала рыжеволосая. – Глеб… - она посмотрела на него уж слишком мило, склонив голову набок. – Ну, хочешь… Что ты хочешь?

- Ладно, - наконец-то согласился Бейбарсов. – Сейчас покажу, - он улыбнулся, потянувшись к одежде. Таня лишь откинулась на подушки, глядя куда-то в потолок и что-то крайне внимательно рассматривая, наверное, увидев что-то крайне интересное в тонких полосах трещин.

- Здесь так… бедно, - вдруг промолвила она, прижимая одеяло к груди. – Так холодно… Как ты тут живёшь?

- Мой дом – один из самых богатых в этом углу, - пожал плечами Бейбарсов. – Стоит проехать около трехсот метров на запад или на север, и мы можем увидеть кварталы для бедных.

- А разве это не бедность? – удивилась Таня.

- Нет, конечно же, - хмыкнул Глеб. – Это ещё очень даже богатый дом, - он склонил голову набок, - просто ты этого пока что не признаёшь, но это всё временно. Ты пока что не понимаешь, что на самом деле в нашем мире слишком многие люди живут в бедности, - Бейбарсов усмехнулся. – И я всё равно не понимаю, почему твой муж отпустил тебя сюда!

- Он ведь просто старик, - отмахнулась Таня. – В четверо старше меня! Он просто пытался повысить своё влияние среди остальных, но почему-то решил, что этого можно достигнуть за счёт молодой жены… Я тогда ненавидела и его, и своих родителей за то, что мне придётся терпеть от него.

Бейбарсов наконец-то повернул холст к Гроттер, но рыжеволосая, немного замечтавшись, не обращала на него внимания. Она смотрела куда-то в потолок и рассказывала:

- Я ему в первый же день, помнится, заявила, что не верю в подписанные кем-то там документы и штампы, а поскольку он вообще не ходит в церковь и нас не венчали, то этот брак недействителен… А он тогда посмеялся и предложил мне занять любую свободную спальню, - девушка усмехнулась. – А служанка, которую он ко мне приставил, после по секрету поведала, что на самом деле жена ему нужна только для проформы. Он когда-то в каком-то сражении за очередную монету – подрался, ты же понимаешь, - неудачно упал и ранил, как говорят, нерв – после этого надо было лечиться, но он скупился… А сейчас состарился, надо бы и отдавать кому-то деньги, а детей у него быть не может, равно как и всего остального. Поэтому и решил жениться на молодой – но я упорно не понимаю, зачем ему этот портрет!