Подарок Тартини (СИ)

- Мир Сновидений настолько притягателен, что я уже не вздрагиваю при слове «недолговечная»! – Дарья с нежностью сжала его ладонь. – Я вижу, как твои глаза источают любовь, и пусть сама ещё не готова ответить на неё, признаюсь, что твоё присутствие делает меня счастливой.

Сады щедро дарили им фрукты, и Дарья быстро утолила голод. Наяву её  непременно потянуло бы в сон, но сейчас она готова была немедленно приступить к настоящей учёбе.

- Ты должна помочь одному человеку, - сказал Гипнос, - ему очень нужна именно твоя помощь. Мне кажется, тебе уже известно имя этого человека.

Дарья вернулась в библиотеку и взяла с полки книгу. Раскрыв её, она нашла имя и код Стаса Алкина.

Снова вокруг неё сплелись жизненные узоры, сменился калейдоскоп лиц, эпох, и постепенно мир обрёл чёткость.

На сей раз он сосредоточился в Кремле. Дарья пожелала остаться незамеченной: преимущество невидимки позволяло ей безбоязненно передвигаться по коридорам знаменитой башни. Её не интересовала деятельность,  кипящая в этих стенах. Дарья искала Стаса. Где он мог быть, как не в рабочем  кабинете президента?

Стас восседал за широким столом, в пиджаке и при галстуке, а вокруг почтительно замерли несколько высокопоставленных персон. Мальчик с сосредоточенным видом подписывал какие-то бумаги, потом выпрямился и строго посмотрел на министров.

- С сегодняшнего дня в стране начинается реформа образования. Приказом под этим номером, - он деловито помахал бумагой перед лицами внимающих ему, - я освобождаю Спиридонова от занимаемой должности и назначаю новым  министром образования Романову Дарью Алексеевну. Пошлите поздравительную депешу в девятьсот девяносто восьмую школу,  и пусть она сразу же приступит к своим новым обязанностям. Да, а другим приказом ознакомьте директора этой же школы – он уволен за рабский подхалимаж и несоответствие высокому званию учителя.

Даша от души потешалась над его президентством. Она – министр образования, а Михаил Юрьевич – безработный! Что ещё выдумает Стас во сне своей мечты? Дарья подозревала, что он часто видит его, слишком уж уверенно чувствует себя десятиклассник в роли президента.

- Это всё, Станислав Георгиевич? – чуть наклонил голову один из министров.

Стас задумчиво обвёл их взглядом.

- Посодействуйте поехать на кинофестиваль в Канны именно Георгию и Кларе Алкиным. И проследите, чтобы картины с их участием заняли призовые места. Мне всё равно, как вы это сделаете!

«Жёстковатая у него политика, - подумала Дарья, наблюдая, как министры расходятся с понурыми головами, - но это всё оттого, что он где-то спит сейчас и, наверное, мёрзнет».

Тем временем Стас через коммутатор велел секретарше принести чай, и когда она вошла, Дарья ахнула – он переманил Оленьку у Михаила Юрьевича! Что ж, Алкин Станислав Георгиевич, настало время придержать коней. Забавы ради Дарья решила проучить не в меру увлёкшегося ученика.  Она раскрыла книгу и поверх цифр Стаса вывела личный код президента. Согласно её теории, сны этих двух людей должны были наложиться друг на друга. Она с любопытством приготовилась наблюдать, что же выйдет из её вмешательства.

Виталий Александрович видел сон. Поутру он уже не вспомнит его, как многие сны до и после этого суматошного видения. Было что-то естественное в том, что уже давно не случалось взрывов страстей, эмоций, не подносились жизнью удивительные сюрпризы. Всё чаще он ощущал с грустью, что та давняя пора юности и бесшабашности больше не повторится. Уютная размеренность присутствовала в нынешнем устоявшемся течении жизни. При его напряжённой работе она служила утешением. Весь век безрассудствовать не будешь. Надо помнить о том, что ты правитель огромной страны с тяжёлым историческим наследием, и вести себя соответственно своему назначению. А было бы неплохо сорваться в поход на байдарках через крутые пороги затерявшейся в глубинках России реки; удрать на залив, где о клёве никто и не слышал, но зато какие чудесные там бывают рассветы! Или снова стать подростком, чтобы тайком во время лагерного сончаса нарвать лесных цветов и незаметно положить их на подоконник пионервожатой - молодой красивой девушке, в которую влюблён.

Стоп! Об этом Виталий думать себе не позволял. Не позволял думать настолько, что даже в своих снах неизменно присутствовал  рядом с женой и детьми. Времена романтических похождений и душевных волнений прошли. Было трудно совмещать в себе мужчину и президента.

Все эти мысли посещали Виталия Александровича, разумеется, не во сне, а непосредственно перед тем, как провалиться в неведомую тьму, но чаще всего он ни о чём таком не думал, потому что к тому времени сильно уставал и мечтал только об одном – как добраться до кровати.

Но это сновидение оказалось приятным. Оно подарило президенту день рождения – неважно, чьё – и он с удовольствием проводил вечер в кругу близких людей, шутил, смеялся – отдыхал душою. Праздник пролетел быстро, настало время уложить детей спать, а потом вместе с женой Виталий устроился перед телевизором – интересно иногда посмотреть, как освещает события в стране главный телевизионный канал.

В кратком обзоре новостей миловидная ведущая неожиданно объявила тему начавшейся реформы российского образования, и Виталию Александровичу показалось, что он ослышался. Он прибавил звук, жадно напрягая слух.

- Только что президент подписал указ об освобождении Спиридонова от занимаемой должности. Новым министром образования стала Романова Дарья Алексеевна. Завтра вы услышите интервью, взятое у неё нашими корреспондентами, а сегодня стало известно, что ещё одним указом Алкина уволен директор девятьсот девяносто восьмой школы. Причина заключалась, цитирую: «в рабском подхалимаже и несоответствии высокому званию учителя». Теперь уже всем ясно, что Станислав Георгиевич Алкин серьёзно взялся за образование в России, - прокомментировала телеведущая ряд видеосюжетов.

Несколько минут Виталий Александрович отрешённо смотрел в экран, на котором какой-то нахальный мальчишка-самозванец с глубокой осознанностью говорил о нравственных критериях, предъявляемых учителю современностью. Говорил из ЕГО кабинета и за ЕГО столом. Он никак не мог взять в толк, почему журналисты лезут друг на друга, чтобы взять интервью у этого самозванца и, главное, почему всю эту чепуху показывают по центральному каналу в самой серьёзной программе. Что это? Государственный переворот? Гражданская война?

Он продолжал сидеть неподвижно, пытаясь собрать волю и разум воедино, давая понять себе, что ждёт от себя самого каких-то действий. Но во внезапно отяжелевшую голову не приходило ни одного путного решения. Телефон надрывался уже несколько минут, когда Виталий Александрович наконец-то немного пришёл в себя и снял трубку.

- Алло! – он не узнал собственного голоса.

- Виталий, это Данил Воропаев. Ты можешь объяснить, почему в Канны едут Алкины? Ты же говорил, что не поступишься своими принципами даже ради друзей детства!

Данил Воропаев как раз им и был, а ещё он был любимым актёром Виталия Александровича – и в силу привязанности к единственному верному другу, и в силу его таланта.

- Я… я не имею к этому никакого отношения! – слабо попытался защититься президент.

- Как же! – выдала трубка порцию негодования. – Я сам по телевизору слышал, что Станислав Георгиевич взял покровительство над дуэтом Алкиных!

Виталий Александрович бросил трубку на рычаг и в ужасе отскочил от телефона. Нет, в стране не произошёл государственный переворот. Переворот произошёл в мозгах людей. Они признавали  и его, и мальчишку президентами, но разве могут быть у страны два правителя с одинаковыми полномочиями? Оставался один выход – ехать в Кремль и на месте разбираться в происходящем.

Вид одинокого президента в метро не смущал редких пассажиров, и этот факт огорошил его ещё больше. «Что ж, - продолжая искать утешения, подумал Виталий Александрович, - в конце концов, а чему здесь удивляться? Я такой же человек, как и они, и почему бы мне не воспользоваться метро? Это даже необычно – один, без охраны, кругом люди…» Он принялся с интересом разглядывать рекламные щиты на стенах метро, пока эскалатор перемещал его в недра земли. «Тысячи людей ежедневно занимаются этим, - говорил сам себе президент, - реклама сближает меня с народом». Но потом он вспомнил об абсурдности происходящего и ускорил шаг, не позволяя мыслям о народе отвлечь его от мыслей о двоевластии.