Трансильвания: Воцарение Ночи (СИ)

Пока внутри меня велась борьба с самой собой и своими не затыкавшимися ни на минуту в моей жизни тараканами, Рейни предложила подняться на самый верх.

Велес шел рядом со Звездочкой копыто в копыто. При всем этом моя кобылица с рогом чувствовала себя нервно, неуверенно, раздраженно. Конь же Владислава вел себя флегматично и полубезразлично. Сделав привал на извилистом плато и спешившись, мои пятьдесят процентов и мой муж бросили взгляд на догоравшее в последних золотых лучах алое солнце, уже не опасное для вампиров.

— Красиво тут. — Подметила Рейни, глядя на предзакатные лучи.

— Кто ты такая? — Спокойно выдохнул король всех вампиров. — Неужели ты надеешься, что, нацепив контактные линзы, ты сможешь меня обмануть?.. Мы с Лорой почти двадцать лет вместе. Я знаю ее, как себя. Ты не та, за кого себя выдаешь. Один вопрос. Зачем?

— Почему ты думаешь, что я тебе отвечу, вампир? — Рейни обернулась к моему мужу, удивленно вздернув брови.

— Ну-у-у. Быть может, тогда я тебя не убью…

На стороне Владислава была скорость. Не ожидая моментальной реакции вампира, Рейни оказалась сбита им с ног и прижата к скалистому выступу. И если ее (мое?) тело лежало на этом самом выступе, то голова была свешена в пропасть. Я знала, что муж не причинит мне вреда, не убьет меня, но блефовать, и я в этом была абсолютно уверена, он будет жестоко. Мы с ним как раз об этом и договаривались. Сила страха за свою жизнь могла заставить ее покинуть мое тело, потому что будучи частью меня, а значит, обладая телом вампира, гостья, однако, не могла использовать мои силы и мои крылья. Чужому разуму подобное было неподвластно. Так что она являлась почти что человеком в сверхмощной оболочке вампира.

Опасно сверкнув глазами и оскалив клыки, Владислав еще больше свесил меня над пропастью. — Не владея силой Лоры, как думаешь, что с тобой будет, если ты сейчас полетишь вниз? Мы сейчас на высоте, на которой у тебя нет никакого шанса выжить. Только кости долетят до места назначения. Отвечай, тварь, какого Дьявола тебе понадобилось от моей жены? Проваливай из нее немедленно!

От безмятежного выражения на лице сущности не осталось и следа. В глазах ее блеснул опасный огонь ярости, и она полусдавленно прошипела.

— Ты не причинишь вреда своей жене. Убьешь меня — убьешь и ее тоже. А я полностью владею сейчас ее телом и контролирую его. Твоя девочка не вернется к тебе больше никогда!

— Ну это мы еще посмотрим. — Презрительно усмехнувшись и скривившись, он мыском сапога пнул ее в колено, не отпуская запястий из своего захвата, и Рейни оказалась свешенной в пропасть уже до спины. — Не просчитала ты свой план, милочка. Если Лора заперта внутри тебя до такой степени, что до нее уже не достучаться, то почему меня должно волновать то, что станет С ТОБОЙ? Находясь в последний раз в здравом уме, она просила прикончить ее, если я только замечу, что она потеряна навсегда. Ну так что, свалишь или проверим, как ты умеешь летать без крыльев? Как знать, быть может, разбившись вдребезги, сдохнет в ее теле лишь твое сознание, а моя жена, как бессмертная, регенерирует и снова обретет контроль над собой? Последнее предупреждение, Рейни. Нового не последует.

Мое тело свесилось в пропасть уже на три четверти. Случайно посмотрев вниз, в зияющее дно, Рейни яростно взвизгнула.

— Давно уже надо было от тебя избавиться. Ты, как заноза в заднице, вампир. Зачем я заняла ее тело? А ты слишком туп, чтобы понять? Мы — квартиранты. У нас нет собственных тел. Мы лишь — энергетические сгустки, которые всю жизнь ищут необходимого хозяина, в котором можно жить и которым можно питаться. Твоя супруга — непостижимо идеальный вариант, благодаря своей ущербности. Она такая… Ходячий комплекс. Так отчаянно в тебе нуждается, что перестала себя идентифицировать в отдельности от тебя, считая себя твоим приложением. И, знаешь, к твоему неудовлетворению, это не только ее садомазохически радует, но и печалит, одновременно с этим. Она агонизирует и оргазмирует от мысли о том, что боги дали ей шанс быть твоей тупой, безмолвной и безгласой вещью, но потеря самоопределения навевает на нее такое ощущение безысходности, что она уже много раз жалела, что родилась на этот свет.

Вложив всю силу в ногу и нанеся удар моему мужу этой ногой в живот, Рейни оказалась сверху, вжимая его бедрами в землю и проворно вытаскивая из сапога кинжал Хранителей Баланса Измерений.

— Кажется, твоя супруга именно так чуть тебя не убила. Прощай, Владислав Дракула. У меня рука не дрогнет.

Кинжал двигался к его сердцу. С каждой секундой он становился все ближе к заветной цели. Не смотря на вампирскую силу сопротивления, отчего-то моя гостья, видимо, в ярости, на этот момент оказалась сильнее. Раз… Оружие Хранителей Баланса Измерений разрезало его рубашку. Два… Вошло под кожу. Три… Изнутри я издала пронзительный визг, и изображение перед глазами внезапно и как-то резко померкло…

Не знаю сколько времени прошло. Я очнулась. На этот раз снаружи, а не изнутри. Тяжело дыша, я приподнялась на локте, издав нечеловеческий стон. Точно сотни маленьких и мерзких ос впиявились мне под кожу на голове. Если так всегда ощущается проникновение чужого сознания в свое тело, прошу мои деньги обратно. Что-то мешало видеть. Зрение утеряло четкость, и перед глазами поплыли полосы зеленоватой ряби. С долей плохо скрываемого раздражения я вытащила контактные линзы из глаз и побросала их на землю, отерев пену с губ судорожным движением руки, и только после этого обратила внимание на мужа, который невозмутимо лежал на земле, подложив руки под голову, пялясь в темное ночное небо.

Обернувшись в мою сторону, он иронично улыбнулся. — Ты — это ты?

Вместо ответа я развернула белые, как снег, крылья, и после этого он притянул меня к себе, склонив мою голову на свою грудь и молчаливо указав на звезды. Без слов я тоже посмотрела вверх.

На плато было тихо, гармонично и бесшумно этой ночью, которую мы вплоть до рассвета провели в Карпатах.

Поутру я подала сигнал Тефенсен и, покинув свой мир на полчаса, девушка-дракон констатировала после детального осмотра, что со мной все в порядке. Никаких радужек иного цвета в моих глазах более не обнаружилось. Я была свободна. Тогда на моей коже она выжгла метку, не позволявшую сущностям проникать в мое сознание и занимать мое тело. Теперь Рейни, даже если бы очень захотела после изгнания вернуться в «дом», который уже привыкла считать своим, постигло бы жуткое разочарование…

Как-то раз повезло мне попасть в один из залов, в который я давненько не заходила. То ли судьба, то ли Его Величество Случай привели меня сюда… На самом деле причина была до безобразия проста. Через несколько дней в нашем мире должно было грянуть двадцать второе мая, и, по совместительству, двадцать лет с нашего знакомства с мужем. Я хотела лично убедиться, что дворецкий распорядится обставить наш замок к этой дате в лучшем виде, торжественно украсив главные залы. Задумчиво проведя рукой по стене, я подошла к огромному покрывалу, скрывавшему нечто от пола до потолка. Да. Я много раз натыкалась на накрытое сооружение. Но только сегодня у меня хватило не то вдохновения, не то наглости, чтобы сдернуть завесу.

Глазам моим предстала огромных размеров картина с женщиной, написанной маслом. С ТОЙ САМОЙ ЖЕНЩИНОЙ!

В нижнем левом углу непритязательный художник вывел краской дату, не поставив даже своей подписи, вероятно, желая остаться инкогнито для будущих поколений. Картина была датирована тысяча четыреста пятьдесят восьмым годом. А в нижнем правом — значилась подпись. ‘Княгиня Маргарита Ланшери-Цепеш’. Я уже видела оригинал себя, мое первое воплощение, в доме цыганки Баваль на неизвестно откуда взявшейся в те годы цветной маленькой фотографии над кроватью нашего потомка. Но, не смотря на это, портрет поразил меня куда как больше. Женщина, как две капли воды похожая на меня, отличавшаяся лишь более резкими чертами лица и более выпиравшими скулами, взирала с портрета свысока, горделиво подняв голову. Ее изумрудные глаза своим яростным огнем, казалось, были в состоянии дотла испепелить любого, на кого она посмотрит. Любого, кто окажется в немилости оказаться возле ее портрета. Спина цыганки, точно натянутая струна, была пронзительно ровной. Женщина, полагаю я могла называть ее именно так, потому что стать, взгляд и осанка не позволяли назвать ее девочкой или даже девушкой, была одета в узкое черное платье, а вьющиеся черными змеями локоны собирались в высокую прическу. Если бы между нами с ней не пролегло шесть столетий, я бы просто сказала, что не помню, кто и когда имел честь писать мой портрет…