Разбуди меня (СИ)

— Вообще-то, это секретная информация, Гермиона...

— Но я и не кричу об этом на каждом углу, — резонно заметила она. — Джинни-то можно доверять, как думаешь?

Гарри был вынужден согласно кивнуть.

— Само собой... Но что не так со списком?

— С ним всё так, но я оставила его в той самой книге в Хогвартсе, а он мне внезапно понадобился. Срочно. Сейчас.

— И ты хочешь, чтобы я взял в Аврорате дубликат?

— С годами вы становитесь всё более прозорливым и дальновидным, мистер Поттер, — сказала Гермиона тоном профессора Макгонагалл, а потом задорно улыбнулась. — Пожалуйста, Гарри, если это возможно...

— Для тебя — всё, что угодно.

Заранее сказав другу спасибо за помощь и сердечно попрощавшись с Джинни, Гермиона направилась к выходу с вокзала — там её уже должны были ждать родители. Проходя мимо киоска с волшебной прессой, она на секунду замерла, колеблясь, купить или не купить всё-таки «Ежедневный пророк». Но, пробежавшись глазами по заголовкам статей на главной странице и вспомнив слова Малфоя, что кроме злосчастного списка там нет ничего особенного, она покрепче перехватила ремень своей сумки и побежала к барьеру, разделяющему мир волшебников и маглов.

Сова принесла письмо Гарри уже этим вечером. Поблагодарив друга за оперативность в коротком ответном послании, Гермиона поднялась в свою комнату, чтобы спокойно ознакомиться со списком.

Её догадка подтвердилась. Имени Теодора Нотта-старшего не значилось в перечне — как участников битвы за Хогвартс, погибших непосредственно на поле боя, так и умерших впоследствии. В общем-то, ничего удивительного, но в эту минуту Гермиона попыталась представить себя на месте Тео. Да, его отец был Пожирателем смерти, да, из-за этого, скорее всего, убили его мать... Но старший Нотт по-прежнему оставался его отцом — человеком, который его вырастил, воспитал, дал ему имя и положение в обществе.

А потом и клеймо «сын Пожирателя»...

Зная, как болезненно Тео воспринимает подобные разговоры, она никогда не решалась спросить его о том, любил ли он отца, и как тот, в свою очередь, относился к нему. Обычно при упоминании одного его имени Тео кривился, морщился, раздражался, злился, но — Гермиона это знала — так или иначе, был к нему привязан. Избирательная память услужливо подсунула ей единственное доказательство: фразу, брошенную Тео в порыве эмоций в снежную пелену первого послерождественского дня.

«Ты никогда не задумывалась, что мне, может быть, хочется вернуть своих родителей? Хочется поболтать с ними о всякой чепухе, начиная с любимой музыки и заканчивая оценками по зельеварению? Хочется дарить и получать подарки, сидеть вечерами у камина, встречать Рождество, в конце концов!»

Только сейчас она прочувствовала всю глубину тоски, сквозившей в этих словах. Дикой, безудержной тоски, которую Тео настойчиво пытался спрятать под маской злобы или равнодушия.

Тоски по семье, по родителям, их любви и теплу.

— Бедный мой, — прошептала Гермиона, непроизвольно касаясь пальцами губ, с каким-то самоистязательным упорством силясь вспомнить, как их касались его губы, горячие и жадно-ласковые. — Немудрено, что отсутствие имени отца в этом списке вконец вывело тебя. Там значатся все погибшие Пожиратели смерти, кроме него. Это действительно несправедливо...

Гермиона невольно вспомнила прошлый год, те безумные несколько месяцев, когда она, неся по ночам дежурство у палатки, раз за разом возвращалась мыслями к своим родителям. В те ночи она по-настоящему мучилась: не от холода, не от страха в любую минуту быть пойманной, а от бесконечной, беспросветной, а порой и безнадёжной неизвестности. Она ведь даже не могла предположить, увидит ли когда-нибудь своих маму и папу, и будет ли их семья той же дружной крепкой семьёй Грейнджер, какой была до войны...

Война. Сколько судеб она искалечила, сколько жизней исковеркала. И то, что произошло с родителями Тео, целиком и полностью объясняет ту горечь и отчаяние, которыми он весь пропитан, которые порой прорываются в его слова и мелькают в его поступках...

Так, стоп. А что, если вся его ярость, вся жестокость и ненависть по отношению к Виктору, Дину и остальным — это тоже лишь последствие той внутренней боли, которую он испытывает и которая ни на минуту его не оставляет?

Ведь с Гарри время от времени происходило то же самое. Я не раз замечала, как он иногда грустнел, глядя на приятную суету и суматоху в Норе, которые были отличительной чертой большой семьи Уизли. Они так любили Гарри и заботились о нём, однако никто, в том числе и Сириус, не мог заменить ему родителей.

Кстати, Гарри же говорил о том, что на днях был в гостях у Андромеды, поздравлял маленького Тедди с Днём рожденья. Подумать только, малышу уже год! А ещё он сказал, что Тедди только-только научился ходить и как раз, когда пришёл Гарри, потопал вслед за бабушкой встречать своего крёстного. Немного не рассчитал силы и чуть не упал, в последний момент ухватившись за бабушкину ногу. А потом прижался к ней, обнял и прямо в глаза сказал «Мама»... Боже, боже, ведь пройдёт несколько лет, и он узнает, что его мама, как и папа, как и дед, погибли в этой треклятой войне, сражаясь с...

А Том Реддл? С рождения лишённый не только заботы и тепла в сиротском приюте, но и элементарного человеческого отношения к себе, с годами он всё больше озлоблялся и в итоге стал... тем, чем стал. И вряд ли за всю его, с позволения сказать, жизнь Тому приходило в голову, что убийства и насилие — не лучший способ достичь величия. Но, как говорится, каждому своё...

Интересно, если бы он был способен мыслить сейчас, в своём нынешнем жалком состоянии, то пришёл бы к какому-то иному выводу? Мне кажется, нет. Такие люди — точнее, нелюди — неисправимы.

У Падмы и Малфоя на завтра запланирован долгожданный поход в Отдел. Скорее бы!

С этими мыслями Гермиона отправилась спать, зная, что завтра с самого утра будет ждать весточку от Падмы.

— Прошу, ребята, проходите. Это холл Отдела тайн или, как его ещё называют, Первая комната.

Сол Крокер обвёл глазами просторный круглый зал, где всё, начиная от стен и заканчивая потолком, было идеального чёрного цвета, отчего казалось, будто находишься внутри обсидианового куба. Вокруг всей комнаты через равные интервалы были расположены одинаковые двери без ручек и табличек, такие же чёрные, как и обрамляющие их стены, отчего различить их в тускло-синем пламени свечей в канделябрах было ещё труднее.

Падма с Драко переглянулись: оба были здесь впервые и оба были поражены, с нетерпением и, в то же время, инстинктивной опаской ожидая, что же будет дальше.

— Сразу вам скажу, — добавил Крокер, — что разрешение Министра магии на это ознакомительное посещение Отдела уже само по себе означает, что вас приняли в невыразимцы, хоть и пока негласно, ожидая от вас, для чистой формальности, успешной сдачи экзаменов по всем усложнённым предметам, которые вы изучали в этом году.

Произнеся эти слова, он сделал вид, что не обратил никакого внимания на то, как Падма тихо и восторженно ахнула, машинально сжав руку Малфоя чуть повыше локтя, однако же мысленно отметил про себя небывалое рвение этой когтевранки попасть на интереснейшую, но очень непростую службу в Отдел тайн. Внутренне радуясь, что на его родном факультете всё ещё есть умные самоотверженные ребята, которых не пугают трудности, Крокер продолжил со сдержанной улыбкой:

— Итак, Комната предназначена для того, чтобы дезориентировать и сбить с толку недоброжелателей, воров или тех посетителей, кто забрёл сюда случайно.

— Простите, сэр, — не вытерпела Падма; невооружённым глазом было видно, как её разбирает любопытство. — Но как сюда можно попасть случайно, учитывая секретность Отдела и степень его защищённости?

В этот момент Драко мрачно усмехнулся: кому как не ему знать, что прямо под тем местом, где они втроём сейчас стояли, находится зал суда, где не раз и не два проходили заседания Визенгамота по делу его семьи.

— В общем, довольно просто, — пожал плечами Крокер, отвечая на вопрос Падмы. — Мы с вами находимся на девятом уровне Министерства, а этажом ниже расположен десятый, где обычно проходят судебные заседания Визенгамота. Лифт на этот уровень не опускается, поэтому попасть туда можно лишь по лестнице с нашего, девятого уровня. Как правило, люди после долгих судебных слушаний слишком задумчивы и рассеянны, и нам приходится частенько сталкиваться в Отделе тайн с так называемыми «потеряшками». Это порядком надоело моим коллегам и лично мне; только за последний год я уже несколько раз подавал заявление мистеру Брустверу о разрешении этой насущной проблемы, поскольку растерянные волшебники, заблудившиеся в это самой комнате среди мелькающих дверей и вопящие «Спасите!» во всё горло реально мешают нам работать. За это время уже можно было реструктурировать коридор — например, сделать видимой только эту злополучную лестницу, а на сам Отдел навести Отводящие чары; да, в конце концов, можно было уже продолжить вниз шахту и пустить лифт до десятого уровня. Но, как видите, Кингсли на посту министра совсем недавно, и после войны не знает, за что хвататься: разруха-то коснулась всех отделов без исключения. Сейчас, насколько мне известно, он занимается реформами в Аврорате: создаёт группу ночных дежурных для усовершенствования системы безопасности...