Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

- Горький, – довольно заявил Шут, улыбнувшись и тем самым продемонстрировав испачканные в крови зубы.

- Приятного аппетита, – выдавил Найт, почему-то вновь вспоминая о Дэе. Мысли о нем до странного успокаивали даже в столь пикантной ситуации. – Так ты мне скажешь, что происходит? Ведь я здесь не просто в качестве твоего обеда? – еле выдохнул Найт, все еще стараясь уверить мозг в том, что все происходящее нереально.

- Шут не наелся, – закапризничал Шут. – Он еще не насытился королем, нет, – ухмыльнулся он, теперь отрезая кусочек от сердца. Своеобразный прием пищи длился двадцать минут, показавшихся Найту мучительной вечностью. Но он терпел. Он думал о Дэе и терпел. Он наблюдал за тем, как Шут облизывает его почки и вгрызается в них словно в сочные яблоки, и терпел, он ощущал, как острый нож полосует его селезенку и терпел. Он ждал удобного момента, как и положено истинному Королю.

- Благодарю за угощение, – кивнул Шут, откладывая столовые приборы в сторону и элегантно вытирая испачканные в крови губы салфеткой. – Мой Король сполна отблагодарил Шута за информацию, что он ему предоставит, да.

- Г…. – Найт хотел сказать «говори», но в горле заклокотала кровь.

- Ах, мой Король… Вы так прекрасны. Так… Но не будем об этом. Не сейчас. Ведь вам следует спешить! Ваша мать мертва, – хмыкнул Шут. – Теперь очередь юного принца – вашего сына.

====== Глава 34. Поглотители и трещина ======

Нил Хоуни считался довольно эксцентричным человеком. Эксцентричным и нервным. Поэтому когда мужчина в очередной раз предпринимал нечто безумное: скажем, примерял странные наряды (последний костюм Нила превратил его в пирата – стук деревянной ноги раздавался по всему зданию больницы, когда как особо нервные посетители столь угнетающего заведения уверяли, что за ними пришла смерть); рассаживал трупы и играл с ними в покер на раздевание (почти всегда проигрывал, утверждая, что противники слишком искусны в блефе); битый час поучал несчастную молоденькую медсестру насчет кофе, который пил он только черным и с кусочком зефира в форме мишки (и только салатового цвета – это очень важно, не перепутай), или просто скандалил со стеной, посмевшей преградить ему дорогу (неслыханная наглость) – все и каждый усиленно игнорировали не в меру активного патологоанатома, зная, что если Нил почувствует на себе чей-то любопытный взгляд, страдать будет вся больница. Конечно же, те, кто не привык к заморочкам мужчины и не осознавал страшных последствий от оного, с завидным постоянством ваяли на Нила жалобы, на каждую из которых патологоанатом, сидя в кабинете главврача и без интереса вчитываясь в очередную претензию, реагировал одинаково:

- Ну и что?

- Нил, санитара чуть инфаркт не стукнул, когда он обнаружил тебя расхаживающего в одних трусах перед столом, за которым сидел мистер Брук!

- Ну и что?

- Мистер Брук мертв уже неделю как!

- Ну и что?

- Что скажут его родственники, если узнают, что ты вытаскивал мистера Брука из холодильника, чтобы… Боже, я не верю, что произношу это, но… Чтобы… Как ты сказал? Сыграть пару партий?

- Наверняка подтвердят, что старикану чертовски фартит!

- Нил, черт бы тебя побрал! Нельзя играть в покер с мертвыми!

- Нет, нельзя играть в покер с живыми. Сплошь лицемеры и куски мяса. А в смерти есть нечто облагораживающее.

- Если так пойдет и дальше, ты потеряешь тех немногих, кто еще не отказался от работы с тобой!

- А что такое?

- Ты им не нравишься!

- Гилберт, дорогой. Я ученый, а не комик. Я не обязан кому-то нравиться. Не вижу в этом смысла. Если бы я был тем, кем меня хотят видеть, я не смог бы работать так, как работаю. Каждый вонючий санитар, каждая глупенькая, недавно выучившая алфавит медсестричка уверены, что они правы, а я злодей. Видите ли,они смотрят на ситуацию трезво. А все почему? Потому что не разговаривают с моими «пациентами» или украшают свои комнаты дурацкими пошлыми картинками, а не фотографиями частей тела? Но Гилберт. Это Я делаю открытия. Это Я приношу пользу. Это на основании Моих исследований мы спасаем людей. А они вместе со своим убогим ограниченным трезвым взглядом на жизнь убирают утки и периодически пытаются вылезти за мой счет. Хоуни – псих, шепчутся они по углам, он так омерзителен! А мы, такие распрекрасные и обделенные, должны это терпеть! Но каждое утро, когда я прохожу мимо них – все еще оставаясь мерзким типом, заметь, – они подбегают ко мне, виляя хвостиками и желая мне доброго утречка!

- Потому что они восхищаются тем, что ты делаешь. Не обязательно любить человека, чтобы любить то, что он делает, – обессиленно вздыхал Гилберт, понимая, что разговаривать с Нилом бесполезно. Этот человек был слишком упертым.

- Я понимаю это, – кивал Хоуни, – я понимаю, что могут любить мои исследования, но не меня. Я не понимаю, на кой черт эти лицемерные дряни лезут в мой кабинет и суют мне под нос свои исследования на основе моих. Есть одно простое правило, Гилберт, которого я всегда придерживался и буду придерживаться. Не нравится человек? Не подходи к нему. Не разговаривай с ним. Не трогай его. Я уверен, что своими исследованиями как минимум заслужил уважение к себе. Ведь оно складывается не из того, что человек подул тебе в задницу или предложил чашечку чая, верно? Ты же уважаешь меня, даже считая скотиной, потому что понимаешь, что я многого стою. А не официантку, что каждый раз мило улыбается тебе, ставя перед тобой чашку твоего любимого дурацкого и мною ненавидимого зеленого чая?! Я прав?

- Нил… – замученно стонал Гилберт, ощущая, что Хоуни понесло и следующие несколько часов главврач обречен на прослушивание лекции о том, какие все вокруг плохие, тупые, никчемные и далее по списку, когда как сам Нил спокойный! Уравновешенный! Справедливый! И, безусловно, Непонятый убогим обществом! (Классика)

Вот и сегодняшнее утро Нил провел с пользой. Сначала заглянул к ГОРовцам, а затем прямиком в кабинет главврача, чтобы на этот раз написать объяснительную в ответ на обвинение в том, что накануне посмел разбить кофейный автомат костылем больного, которому не повезло в этот самый момент проковылять мимо мужчины.

- Он забрал мои монетки, а напитка не отдал, – пожимал Нил плечами, не признавая, что его действия были хоть чуточку противозаконными.

- Это невыносимо! – только выдохнул Гилберт, потирая покрасневшие от усталости и недосыпа глаза.

- Вот и я о том же, – с готовностью кивнул патологоанатом, поднялся со стула и стремительно вышел из кабинета. Брошенное в спину «Хоуни, немедленно вернись, мы еще не договорили!» Нил проигнорировал, потому что сейчас его не волновал ни автомат с кофе, ни, тем более, поцарапанный костыль обещавшего подать за это в суд больного. Куда важнее оставалось то, что Нил открыл этой ночью. При одной лишь мысли об этом у мужчины начинали трястись руки.

Буквально вбежав в морг и нос к носу столкнувшись с Герой, мужчина на автомате выпалил:

- Ты опоздала!

- Пришла как обычно, – возразила девушка, зевая.

- Как обычно, опоздала!

- А вы, как обычно, не в духе с самого утра!

- Я ученый. Я не верю во всяких там духов!

- А в технобогов?

- В них – тем более!

- Тогда почему у вас в кабинете висит изображение Нэй?

- Потому что у нее грудь красивая! – фыркнул Нил, проходя вглубь помещения, в котором на данный момент стояло в несколько рядов с десяток столов, на каждом из которых размещались человеческие останки.

- Пока ты сладко спала, моя дорогая Гера, я сделал потрясающее открытие! – воскликнул он, резко разворачиваясь к шедшей за ним помощнице и воздевая руки к потолку. В ответ на кинутую фразу девушка лишь закатила глаза – она уже и не помнила, когда в последний раз, как выразился ее босс, «сладко спала». Скорее всего, это бывало еще до того, как она стала полноправным членом Кошек. Теперь же добрую половину ночи Гера создавала монстрокотов, проводила эксперименты или, как сегодня, откачивала жертву Шута. Кстати, с третьим она столкнулась впервые, но не сказала бы, что ей не понравилось. Как там звали ту девушку? Ксин, кажется. И она из ГОР. Такая красивая. И упрямая. И сильная. И… Интересно, у нее кто-нибудь есть?