Вернись и полюби меня (ЛП)

В эти последние месяцы Ремус то и дело ощущал себя кем-то вроде психиатра. Возможно, ему и впрямь стоило бы задуматься об этой карьере – поступить после Хогвартса в маггловский университет и получить степень по человеческому поведению. Психиатр-оборотень… в это точно никто не поверит: во-первых, магглы уверены, что оборотней не существует, а во-вторых, даже если пациенты и заметят, что их доктор всегда чем-то занят по полнолуниям, то будут слишком озабочены собственным душевным здоровьем, чтобы справляться о чужом.

- Как дела, Лунатик?

Ремус сощурился – сквозь листву пятнами пробивался солнечный свет.

- Привет, Питер.

Тот улыбнулся и стал устраиваться рядышком, на душистой траве; Ремус приподнял “О кудесниках-перевертниках в лета давния и нынешния” и сказал таким тоном, будто книга могла его услышать:

- Это просто кошмар какой-то. Ее явно написал не человек и не для людей.

- Да, язык там ужасный, - согласился Питер. - Объяснить тебе что-нибудь?

- Я никак не могу понять тот абзац об истинном облике. Может, ты сможешь найти в нем хоть какой-нибудь смысл? “Постулированное, или же основанное на здравом смысле понимание, задействованное при трансформации, с необходимостью означает соотнесение со зверем – носителем истинного облика, представляющим собой механизм биоорганической адаптации…”

- Тут всего лишь подчеркивается, как важно найти свою анимагическую форму, - пояснил Питер. - Там дальше много всякой ерунды о том, как это сделать, но на самом деле все сводится к тому, что нужно выбрать правильное животное. Это как с именем для ребенка, по-моему. Помню, когда моя тетя была беременна, она перебрала их сотни, и в конце концов назвала девочку Антонией… я в том смысле, что она, конечно, с самого начала знала, что такое имя есть, но до этого не думала о нем для своей дочки.

Ремус внимательно слушал, кивая в нужных местах. Это здорово поднимало Питеру самооценку – в кои-то веки он мог кого-то чему-то научить, тем более по теме настолько сложной, что с ней возникли трудности даже у признанного отличника. Такое ощущение было для Питера внове – он не привык быть в чем-то лучше других… не потому, что был глуп, просто Сириусу и Джеймсу настолько легко удавалось все, за что бы они ни брались, что соревноваться с ними просто не имело смысла. Ремус и сам относительно неплохо разбирался в трансфигурации, но талантами Сохатого или Бродяги не обладал, и не хотел застрять на середине, превратившись в полуламу, полуоборотня.

Таково было решение Дамблдора: что Ремус должен стать анимагом, а его друзья будут притворяться, что учатся вместе с ним. Директор тогда сказал, что восхищен их желанием помочь товарищу, но в то же время и страшно разочарован, что ради этого они пренебрегли безопасностью других студентов. Так что теперь Ремус проводил полнолуния в замке, в специальной надежной комнате, и остальные трое вместе с ним – ни Джеймсу, ни Сириусу не удавалось контролировать волка в одиночку. В остальное же время на их анимагических формах лежала печать, не позволяющая им пользоваться своими способностями.

Та ночь в директорском кабинете определенно вошла в пятерку худших в Ремусовой жизни. В некотором смысле она даже оспаривала пальму первенства у двух чемпионок – той ночи, когда его укусили, и той, когда он чуть не убил Снейпа, – поскольку на сей раз все случилось по его вине. Порой Ремус и сам не знал, как ухитрился не сломаться под этим гнетом – Дамблдор держался неприступно и не скрывал разочарования… это как с любым полнолунием, наверное: просто берешь и терпишь, потому что ничего другого тебе не остается.

- В обычных обстоятельствах, - сказал директор очень серьезно и без намека на улыбку, - вас бы исключили из школы за тот риск, которому вы подвергли остальных студентов. Я надеялся, что после того прискорбного инцидента с участием мистера Снейпа вы наконец-то уяснили, какую опасность представляет оборотень – не для вас, но для других, кто не осознает, что у волка нет тех моральных запретов, которые есть у мистера Люпина. - А затем добавил то, от чего у Ремуса съежилась душа и уползла куда-то в пятки: - Или мне только казалось, что они у него есть. Сейчас я уже не настолько в этом уверен.

Джеймс и Сириус наперебой кинулись его защищать – Сириус так даже вскочил на ноги, но Ремус велел им обоим замолчать.

- Вы не знаете, каково это, - его мутило и трясло, - сходить с ума, когда становишься волком. Вы не понимали, насколько это опасно. А я понимал. Это я во всем виноват, если кого и выгонять из школы, то только меня.

- Нет, мистер Люпин, - возразил Дамблдор, - люди нередко заблуждаются, и способность признавать свои ошибки и пытаться их исправить – это лучшее свойство человеческой натуры. Тем не менее, я больше не могу полагаться на вас четверых в том, что касается этих превращений.

А затем он добавил – и казался при этом каким-то опечаленным:

- Я должен перед вами извиниться, мистер Люпин. Мне не стоило перекладывать заботу о вас на других, и в случившемся я виноват, пожалуй, даже больше, чем кто-либо еще из присутствующих. Ибо если я сам подошел к этому так легомысленно, разве можно было ожидать, что вы в столь юном возрасте сможете в полной мере осознать, насколько эта ситуация опасна и какими проблемами чревата? Что ж, теперь нам остается только пытаться исправить эту ошибку. И повторять “лучше поздно, чем никогда”, потому что думать иначе было бы просто фатально.

Насколько понял Ремус, их дело спустили на тормозах: Дамблдор попросил об услуге кого-то из старых знакомых в Министерстве. Ремус хотел отказаться от поста старосты, но директор не согласился, сказав:

- Вы приняли ответственное решение, мистер Люпин, от которого выиграли все, и в первую очередь вы сами. Но не стоит останавливаться на достигнутом.

Поэтому Ремус решил, что впредь будет поступать с Сириусом и Джеймсом по всей строгости, если они снова начнут шалить или проклинать кого-то смеха ради… но наказывать их не потребовалось – они и шутить-то на эту тему перестали. Как будто после того, что случилось за последние месяцы, жизнь заставила их всех резко повзрослеть.

Так что теперь Ремус гораздо спокойнее спал по ночам – и одновременно куда неуютнее чувствовал себя днем, наедине со своими мыслями. Забавная все же это штука – жизнь. Возможно, ему и правда стоит стать психиатром… в том, что касается людских ошибок, он и так уже крупный специалист. Неплохо было бы разобраться, как думают люди… вот только львиную долю времени они, похоже, не думают – вообще никак.

В сторону озера шли Шарлотта Марлоу и Джеймс – рассекали залитую светом траву. Шарлотта, как заметил Ремус, держала в руке свернутый трубочкой лиловый пергамент.

- Привет-привет! - просияла она, подойдя поближе к Ремусу и Питеру. - Правда, сегодня чудесный денек?

- Лунатик, Хвост – привет! Лунатик, у тебя завелся тайный поклонник, - добавил Джеймс, показывая на лиловый свиток, который Шарлотта как раз протягивала Ремусу.

Он забрал свое приглашение на еженедельную встречу, и она сказала:

- Это от профессора Дамблдора – он так мило попросил тебе его передать.

- Спасибо, - Ремус сунул жуткую книгу по анимагии под мышку и поднялся на ноги, жестом предложив свое место Шарлотте; Джеймс даже заулыбался от такой его подчеркнутой галантности. - Что ж, гильотина ждет – не смею больше задерживаться. Увидимся позже, ребята.

- Постарайся не потерять голову, - помахав ему на прощание, откликнулся Джеймс.

Анимагом директор не был, но Макгонагалл в тайну они не посвятили – это могло закончиться серьезными проблемами с законом и для нее, и для самих Мародеров. Дамблдор сказал, что его знакомые в отделе правопорядка, конечно, закрыли дело, но никто не в силах поручиться, что эта история не всплывет вновь. Так что, насколько Макгонагалл знала, Мародеры изучали анимагию впервые и с разрешения директора.

- Но это Снейп написал ту анонимку. Теперь, когда он… умер, вряд ли кто-то сможет предать это дело огласке, - возразил тогда Дамблдору Ремус. И услышал в ответ: