Дни мародёров (СИ)

Нарцисса не смогла подавить улыбку и опустила ресницы.

— А еще он очень сильный волшебник и никогда, ни за что не даст тебя в обиду. Что бы там ни говорила Белла, но семья для него всегда на первом месте. Когда мне было тринадцать, меня исключили из Дурмстранга, — она недовольно поморщилась. — Неважно, за что. В общем, меня выперли и я поехала домой. Мне-то было наплевать, я терпеть не могла этот гребанный Дурмстранг, но родители были в бешенстве. Они наказали меня, — Роксана горько усмехнулась. — Блядь, очень сильно. Намного сильнее, чем стоило бы, если бы я действительно была виновата.

Нарцисса удивленно распахнула глаза.

Странно было слышать такие слова из уст такой маленькой и миловидной девочки.

— Люциус стоял в стороне и смотрел, как меня наказывают. Я думала, что никогда его не прощу и вообще убегу из дома к чертям собачьим, как только все заснут, — Роксана вдруг улыбнулась. — Он тайком принес мне в комнату горячий шоколад и целую тарелку маффинов, хотя знал, что мама запрещает мне есть сладкое, боится, что я растолстею, и сынок какой-нибудь богатой шлюхи не захочет на мне жениться, — она фыркнула.

Нарцисса открыла было рот, но снова не успела вклиниться в поток речи.

— Он сидел у меня в комнате всю ночь и читал, а на следующий день увез меня в Сан-Себастьян, подальше от маминых глаз. В то время Люциус как раз посещал Шармбатон по делам Попечительского Совета и заодно показал мне школу, — Роксана уронила руку на колено, закатив глаза. — Мерлинова мать, если бы ты знала, как там красиво! Белые колонны, виноградник, фонтаны из вина и оливкового масла, музы. И снег сладкий, — она смешно выпучила глаза, поймав взгляд Нарциссы. — Люциус сказал, что если я хочу, то могу остаться учиться там и не возвращаться домой. Я осталась в Шармбатоне до лета, а он навещал меня каждую неделю, а на Рождество отвез к нашей бабушке в Швейцарию. Он — отличный брат. И я уверена, будет неплохим папашей, когда-нибудь. А в том, что он охуенный любовник я не сомневаюсь, хотя он мой брат и мне не хочется об этом думать.

Нарцисса легонько улыбнулась, поднимая на нее взгляд.

— Но это вовсе не значит, что ты мне нравишься, — спохватилась Роксана, встретившись с ней взглядом. — Просто... если бы ты только знала, сколько девушек мечтало оказаться на твоем месте, то не ревела бы сейчас, как идиотка, а плясала от счастья, что отхватила тако...

Дверь вдруг распахнулась.

Нарцисса резко выпрямила спину, а Роксана вскочила с быльца, как ужаленная.

Эдвин Малфой, в великолепном кремовом платье, очень похожем на платье Нарциссы, но более строгом, паре черных шелковых перчаток выше локтя и с черным соболем на плечах, вплыла в комнату, раскинув по воздуху тончайший шлейф терпких духов. Маленькие глаза мерцали на ухоженном гладком лице, как два бриллианта, кремовые волосы были так тщательно зачесаны, что можно было подумать, будто она совсем лысая — до тех пор, пока Эдвин не поворачивала свою изящную головку на тонкой шее, и не обнаруживался массивный пучок, обтянутый искрящейся бриллиантовой сеткой. Благоухающая, белоснежная и хрупкая, она была скорее похожа на диковинный цветок, чем на живую женщину.

— Мама?!..

— Нарцисса, тебя все ждут, — холодно проговорила Эдвин, придерживая своей красивой рукой тяжелую дверь. Ее слова гладко перетекали одно в другое, как ручей, проталкивающий себе путь среди прозрачных камушков. — Ступай в соседние покои, тебя приведут в порядок.

Нарцисса молча поднялась на ноги и в одиночестве покинула комнату.

Эдвин подождала, пока за ней закроется дверь, и наконец обратила внимание на дочь.

Повисла нехорошая тишина.

— Кто разрешил тебе выйти из комнаты? — наконец спокойно спросила Эдвин, равнодушно глядя на нее.

— И вам привет, маменька, — колко ответила Роксана, скрещивая на груди руки. — Раз уж вы не интересуетесь, скажу сама: я жива-здорова, чувствую себя хорошо, доехала нормально, и тоже очень рада вас видеть.

— Я спрашиваю, кто тебе разрешил?!

— Сама себе разрешила! — перекричала ее Роксана, не решаясь, однако, шевельнуться под холодным жестким взглядом.

Последний раз они виделись почти полгода назад, и тогда Эдвин была чем-то сильно занята и всего раз повидалась с дочерью.

И сейчас смотрела на нее через силу.

Роксана проглотила колючий комок в горле.

— Немедленно иди к себе, — похоже, Эдвин решила не тратить на нее время и отворила дверь, чтобы последовать за Нарциссой. В комнату невесомой струйкой вплыла праздничная музыка. — Поговорим завтра, — она повернулась, чтобы уйти.

— Я хочу быть на свадьбе! — выпалила Роксана.

Эдвин резко остановилась — даже горностай на ее плечах выглядел удивленным, когда она медленно обернулась к дочери и прикрыла дверь.

— С какой, интересно, стати? — шелковым голосом осведомилась Эдвин. — Столько времени тебе было наплевать на свою семью, а теперь ты хочешь как ни в чем ни бывало втереться в наш успех?

От такого лицемерия у девушки даже дыхание перехватило.

— Наплевать?! — вспыхнула Роксана. — Черт возьми, да ты сама не писала мне несколько месяцев, мама!

— И что же?

Гневные слова, готовые вот-вот сорваться с губ, растворились в этих ледяных словах. Роксана уже и забыла, какая Эдвин холодная и жестокая.

— Я хочу быть на свадьбе! — повторила она и, к своему ужасу, почувствовала, как на глазах выступили слезы. Не хватало еще расплакаться. — Люциус...

— Я запрещаю тебе появляться внизу.

Вот и все.

Без каких-либо объяснений.

Так захлопывают дверь у человека перед носом. Коротко и твердо. Кричи, не кричи...

От злости Роксана даже забыла, что хотела сказать.

— Да что я такого нахрен сделала?! — наконец крикнула она, беспомощно разведя руки. — Что, раз ты меня даже выслушать не хочешь?! — страшно захотелось топнуть ногой.

— Что ты такого сделала? — вкрадчивым голосом переспросила Эдвин, отпуская дверную ручку и подступая к дочери. — Ты опозорила нашу семью в Норвегии. Ты сбежала с собственной помолвки. Ты обозвала младшего Влада Цепеша... — повторить крепкое словечко она так и не смогла, — ... кровососом, причем на торжественном приеме в его собственном замке, — сливочные щеки покрыл едва заметный румянец. С каждым новым обвинением она подступала все ближе. — Ты уже дважды применяла магию без позволения. Ты разговариваешь как какое-то отребье. Ты ведешь себя... не как женщина, не то что молодая Малфой! Ты открыто общаешься с грязнокровками, — женщина понизила голос и сделала резкий жест рукой, отчего голова соболя соскользнула с ее плеча, и на Роксану уставились стеклянные глазки зверька. Казалось, что даже он ее не одобрял, хотя вообще был давно мертв и болтался на руках у стареющей аристократки. — Не смей спрашивать меня о том, что ты такого натворила! — Эдвин вдруг схватила ее за тонкое голое предплечье и толкнула к двери. — Марш к себе в комнату, и чтобы ни звука!

— Мама!

— Все наши гости уверены, что ты сейчас во Франции! Как мне прикажешь объяснить твое возвращение?

— Попробуй сказать им, что я тоже здесь живу!

— Молчать! Не заставляй меня... — Эдвин опустила глаза и наконец заметила наряд дочери. Что-то дрогнуло в ее прекрасном лице, взгляд голубых глаз провалился. Роксана невольно отступила назад, но мать вдруг схватила ее за локоть и дернула на себя.

«Останутся синяки», — подумала девочка.

— Это еще что такое? Что за вид?! Где ты взяла эту дрянь? — она схватила черный невесомый шифон в кулак, и Роксана испугалась, что она сейчас его порвет, но Эдвин разжала руку.

— Купила, — храбро заявила девушка. — Ты, наверное, не заметила, но за несколько лет я выросла из своих старых платьев!

— Ты потратила наши деньги на... на магловские тряпки?!

— Эти тряпки сшиты известным ди...

Эхо пощечины разлетелось по комнате.

Роксана схватилась за ушибленную щеку, смаргивая невольно выступившие слезы, и в ужасе увидела, как из ридикюля на локте матери вылетела волшебная палочка.