Дни мародёров (СИ)

— Мама...

— Я говорила тебе, что сделаю, если увижу их на тебе еще раз?

— Я прошу тебя...

— Диффиндо!

— Мама!

Роксана вскрикнула, почувствовав, как лезвие режущего заклинания проходит в миллиметре от кожи. Ткань треснула, и тугой лиф платья скользнул вниз. Роксана подхватила его свободной рукой, не переставая умолять мать не делать этого, но, невзирая на мольбы дочери и ее попытки высвободиться, Эдвин с силой махала палочкой так, словно у нее в руке была сабля или кнут. Роксана кричала, плакала и ругалась, но роскошное черное платье, усеянное сияющими алмазиками, уже жалкими лоскутками опало на пол вокруг ее ног, и его было не вернуть, а сама девушка осталась стоять посреди комнаты в одном белье, вздрагивая от страха, и с алым пятном на щеке.

— Истинная Малфой не позволит себе явиться на свадьбу старшего брата в маггловских тряпках. А также не позволит своей дочери явиться в них, — сказала Эдвин, бережно пряча палочку в ридикюль. — А теперь ступай. И чтобы я не слышала ни звука. Тобби!

Раздался хлопок, и в комнате появился согнувшийся от старости эльф в куске старой бархатной гардины с золотой кисточкой на плече. Он был почти совсем лысым, только за ушами пучками росли пушистые пепельные волосы, почти такие же белые, как у хозяйки и ее дочери. При виде Эдвин он тут же склонился чуть ли не до пола и так и замер.

— Что желает моя госпожа?

— Проводи мисс Малфой в ее покои, она очень устала, — твердо сказала Эдвин. — И проследи, чтобы она не покидала их до самого утра, — женщина распахнула дверь, впуская в комнату голоса гостей, доносящиеся с первого этажа. — А если попытается уйти — немедленно сообщи мне, — эльф еще раз поклонился и она вышла.

Услышав долгожданное посапывание, Роксана тихонько повернула дверную ручку и выглянула в щелку.

Все, что она смогла увидеть — это коротенькие ноги эльфа, по-детски свисающие со слишком высокого для него стула, и длинный нос. Услышав скрип двери, эльф недовольно всхрапнул, промямлил что-то и снова захрапел.

Девушка аккуратно потянула дверь на себя и на цыпочках пробежала к раскрытому рюкзаку, который лежал на ее постели.

На тумбочке рядом лежало письмо, которое она получила примерно пятнадцать минут назад.

«Привет, киса!

Я — просто дерьмо. И мне стыдно. То есть нам всем. Потому что мы все — дерьмо. Но стыдно нам не поэтому.

Если что, тот мудак все-таки остался жив, так что мы не при делах. Прости, что так долго не отвечал на твои письма. Ты, наверное, слыхала, что мы с ребятами теперь охрененно круты. Одна богатая благодетельная задница выписала нам чек на кругленькую сумму. Не знаю, с какого черта. :D Короче, детка, второго числа мы с парнями даем маленький концертик в Каледонском лесу, может, слыхала или видела наши афиши? Там еще всякая муть про событие века и бла-бла-бла... хрень, в общем.

Зачем я тебе об этом пишу? Я не забыл, что это из-за нас тебя выперли из Дурмстранга (хотя эта школа — полный отстой, но все равно). Я возвращаю тебе долг и присылаю билетик. Сейчас ты их уже хрен где достанешь, так что пляши, киса. Будет отличная тусовка. Я знаю, о чем ты думаешь. Расцелуешь меня после. Буду ждать тебя под сценой. Донаган»

Комната Роксаны напоминала музей: огромное воздушное пространство, голубые и сливочные тона, потолок в лепнине, тяжелые шторы в пол и зеркальный светлый паркет, по которому можно было бы кататься на коньках, как по льду, если бы не ковер размером с лесную полянку, высокие лазурные стены, огромные картины в тяжелых рамах, всюду хрупкие столики со всякой ценной чушью, в виде тоненьких фарфоровых волшебниц, хрустальных гиппогрифов и яиц феникса, инкрустированных драгоценными камнями.

Всё это было до тошноты роскошно и помпезно и было бы совершенно непригодно для жизни, если пребывание Роксаны, пускай и нечастое, не оставило на комнате свой, особенный след.

Подобно птицам, вырвавшимся из клетки, магловские книги занимали все горизонтальные поверхности в комнате. Казалось, что они вот-вот все вместе снимутся с места и стаей упорхнут в широко распахнутое окно. Фавориты с оторванными обложками и разорванными корешками лежали под кроватью, подальше от чужих глаз. Вперемешку с книгами повсюду валялись музыкальные пластинки, безликие черные кассеты, некоторые с безнадежно выпущенной лентой и одежда. Одежды было столько, что можно было подумать, будто гигантский платяной шкаф, стоящий за расписной китайской ширмой, стошнило, и его содержимое, вырвавшись из деревянного чрева, облепило всю комнату, повиснув на светильниках и статуях.

Кстати о них.

Не так давно Роксана выяснила, что статуи, украшающие ее комнату, докладывали матери, чем её дочь занимается в течение дня, после чего Роксана в лучшем случае целыми днями сидела под домашним арестом, а в худшем — смотрела, как горят в камине её книги и пластинки. Поэтому сейчас мраморные предатели были обезоружены и должным образом осквернены: благородный лик девы Морганы ле Фэй закрывала мохнатая дурмстрангская мантия, на особенно исполнительного Этельреда Вспыльчивого Роксана намотала вязаный шарф, который тот время от времени недоуменно ощупывал каменной рукой, Лаверна де Монморанси, двуликая фаворитка французского короля, словно в насмешку занимавшая место рядом с туалетным столиком, была занавешена чудовищным синим свитером с русалкой, который Роксане тысячу лет назад связала бабушка Малфой, а на умные глаза Герпина Злобного, чей бюст возвышался прямо рядом с кроватью, был надет кружевной черный бюстгальтер.

Кроме этого, между картинами с изображением предков и видных деятелей магии, пестрели глянцевые плакаты с логотипами многочисленных магловских рок-групп, а над кроватью был натянут стяг “Диких сестричек” — самой отвязной и самой запрещенной в чистокровном обществе рок-группы, чей солист, Мирон Вогтейл и был причиной тому, что сейчас бардак в комнате Роксаны Малфой достиг своего предела.

Времени было мало. В любой момент в комнату могла нагрянуть мать и обрадовать её каким-нибудь наказанием, которое пришло к ней между третьим и шестым бокалом вина. Паникуя, Роксана спешно натянула свою любимую, чёрную футболку с логотипом “The Beatles”, поверх неё — теплую, серую спортивную толстовку, впрыгнула в рваные джинсы с металлическим ремнем, схватила с тумбочки разноцветный флаер и письмо, сложила их вчетверо и, секунду поколебавшись, засунула под резинку лифчика.

Застегнув толстовку и заправив под шапку длинные волосы, она с удовольствием повертелась перед зеркалом. Да, так даже не понятно, девушка она или парень. Идеальная маскировка.

Она вернулась к перевернутой постели — в поисках собственного же тайника с магловскими деньгами пришлось перерыть все ящики в шкафу и вспороть гигантский матрас.

На куче смятого шелкового белья лежал старый холщевый рюкзак с разинутым ртом, в который Роксана то и дело бросала какую-нибудь нужную в дороге вещь. Рядом с ним, на подушке лежал громоздкий волшебный плеер, доставшийся Роксане при очень странных и довольно глупых обстоятельствах. Когда она полезла под кровать в поисках запропастившихся кед, приборчик помигал экраном и захлопал крышкой.

Вскинув голову, девушка сдула упавшую на лицо белую прядь и прошипела:

— Не сейчас, Рори! Я не забуду тебя, не волнуйся.

Плеер захлопнул крышку и потух.

Роксана зашнуровала кеды, сунула плеер в рюкзак, застегнула молнию, вскинула его на плечи и влезла на широкий подоконник.

Смородиновый августовский вечер ласково поцеловал девушку в волосы целой палитрой летних ароматов. Роксана подергала самодельный канат, который соорудила из найденных в шкафу простыней. Его кончик, зависший на уровне первого этажа, затрепыхался и с такого расстояния показался ей неоправданно далеким.

Она с сомнением взглянула на пышные заросли пурпурных роз под своим окном.

Отступать было некуда и незачем, так что она устроилась поудобнее и случайно сбросила вниз одну из книг, лежащих на подоконнике среди кучи пустых оберток из-под “шоколадных лягушек”. Магловский детектив пролетел, казалось бы, целую вечность и шлепнулся на траву.