Призрак замка Баттерфляй (СИ)

С тех пор Тоффи жил в комнате Астерии. Благо, её покои были настолько велики, что и не одного монстра можно было там спрятать. Исчезновение «подарка» никого особо не озаботило, а Герда, для верности, сказала, что сама видела, как ящер испустил свой последний вздох. Астерия устроила ему небольшую, но уютную спальню в своём будуаре, который всё равно редко посещала, и в который не было разрешено входить прислуге и кому бы то ни было ещё, что было весьма удобно. Тоффи не пришлось долго объяснять, почему ему нельзя выходить за пределы своей комнаты и комнаты принцессы, он как-то сразу понял, что стоит слушаться «маму», как он сам её теперь называл. И всё же, видя, как медленно чахнет ящерёнок без свежего воздуха и свободного простора лесов, Астерия иногда, преимущественно по ночам, всё-таки водила Тоффи на прогулки по лесу или саду (чем просто сводила с ума свою верную подругу). Благодаря этому, королевский сад, со всеми его лабиринтами и закоулками, Тоффи выучил наизусть.

Несмотря на огромный страх быть обезглавленной, Герда так и не выдала тайну принцессы. Она не считала себя вправе говорить кому-то о том, что сделала Астерия. Служанка считала это подвигом, достойным уважения, и знала, что никогда бы не решилась на подобное, а потому Астерия в её глазах была просто святой. Незаметно для себя и она сблизилась с Тоффи, играла с ним, учила его читать (Астерия же обучала его письму и этикету), и вскоре сама привязалась к этому милому существу. Да, милому. Герда никогда и подумать не могла, что сможет проникнуться хоть к одному из монстров теплыми чувствами. Но Тоффи изменил её мировоззрение полностью. Она не раз спасала Астерию и Тоффи от раскрытия их секрета, чем навлекала и на саму себя беду, но Герду это уже не волновало. Благодаря Тоффи она стала смелее и лучше. Ей теперь было стыдно за своё поведение в прошлом, и она не смела даже надеяться на то, чтобы занять в сердце ящерёнка отдельное место. Однако бескорыстный и искренний малыш и её вскоре стал называть «тётушкой», чем донельзя растрогал девушку.

— Вы станете прекрасной матерью, принцесса, — повторяла умилённая Герда, когда вновь и вновь видела, как Астерия любит и как заботится о Тоффи, который стал для неё даже больше, чем приёмным сыном. При таких словах она обычно краснела, смущённо улыбалась и скромно молчала.

Однако матерью ей стать так и не довелось.

Это были счастливые семь лет. Семь лет радости, любви и счастья. Герда больше не знала и не помнила времени светлее, да и не хотела чем-то его затмевать.

Неизвестно, отчего скончалась, в самом цвете своих лет, принцесса Астерия. Многие придавали её смерти мистическое значение, говорили, что она отдала свою жизнь новорожденной принцессе Мун, потому как роды её матери были очень тяжёлыми и грозили смертью и роженице, и ребёнку. Но, в отличие от других, Герда знала и понимала истинную причину — Астерия просто не могла жить в обществе жестоких, алчных и злых людей, какие окружали её с самого её рождения. Она чахла среди них, она не могла терпеть всю неискренность, лицемерность собственной жизни. Тоффи был в ней светлым пятном, но, к сожалению, когда он появился, душевные силы принцессы уже начинали увядать, а потому его появление лишь отсрочило их окончательное угасание. Астерия умерла тихо, спокойно, не подпустив к своему смертному одру ни брата, ни его жену, никого из приближённых. В тот мир её провожали лишь преданная и самая настоящая подруга Гедра и возлюбленный сын Тоффи, прорыдавший на груди умирающей девушки все её последние дни. Он был уже юношей и прекрасно понимал, что теряет одного из самых дорогих ему существ во всём мире, и ничего, абсолютно ничего не может с этим поделать. Астерия же лишь ослабленно улыбалась и гладила обмякшей рукой вздрагивающую спину Тоффи, одаривая последними безутешными ласками.

— Ты знаешь, Тоффи, я бы не смогла жить без тебя, но ты сможешь жить без меня, — говорила она севшим голосом. — Ты сильный, в тебе есть талант, дар музыки, именно в ней ты всегда найдёшь утешение. Прошу тебя, после моей смерти…

— Нет, ты не умрёшь! — в исступлении вскрикнул Тоффи, подняв на неё свой измученный взгляд. Его хвост судорожно вилял из стороны в сторону, а когти впивались в пуховое одеяло. — Ты будешь жить! Это всего лишь болезнь, она скоро пройдёт!

Астерия печально улыбнулась и провела ледяными пальцами по его мокрой щеке, отводя от неё прилипшие волосы. Её глаза выражали глубокую скорбь, но не по себе, а по Тоффи, которому будет очень тяжко её потерять.

— После моей смерти, — продолжала она, — не бросай игру, не бросай музыку, только в ней и в ваших мыслях, — тут принцесса взглянула на Герду, дрожащую в приступах удерживаемых рыданий, — я буду жить.

Тоффи поглядел на неё в полном отчаянии и, обняв её крепко-крепко, горько заплакал.

Прошло два дня, во время которых принцесса больше не проронила ни слова, лишь глядела куда-то пустым взглядом и чему-то улыбалась. В один день она просто закрыла глаза, и на том её история была окончена.

Зато история Тоффи и Герды продолжалась. После смерти Астерии Тоффи уже нельзя было оставаться в комнате покойной принцессы, а потому Герда решила спрятать его в подвалах замка, где когда-то располагалось королевское убежище на случай, если нападут монстры. Но то было очень давно, и теперь, когда власть Мьюни укрепилась прочно и стойко, укрытие потеряло свою значимость, и было забыто. Мебель, картины и прочие украшения интерьера остались на месте, разве что покрылись вековой пылью. Герде и Тоффи ничего не стоило привести всё в порядок и сделать это место вновь обитаемым. Она после ещё посещала его, но вскоре он сам настолько обжился в замке, что научился справляться со всем самостоятельно. Герда не знала, каким образом были проделаны все эти многочисленные тайные ходы, как в его прибежище оказался орган и множество других вещей, но Тоффи никогда не говорил ей об этом. Лишь заверял её, что никто и никогда не узнает о его существовании, а потому ни ей, ни её детям бояться нечего. Однако Герда так и осталась «старой девой», так и не обзаведясь ни мужем, ни детьми, а потому хранила тайну загадочного жителя подземелий одна.

Через некоторое время пропажа различных вещей, еды, отдалённые звуки игры на органе стали приписываться некоему Призраку, оберегавшему семью Баттерфляй, о чём мы уже знаем. Эта легенда была очень удобна для Тоффи, а потому он старался её всячески поддерживать. Так он и жил, в уединении и одиночестве, изредка посещаемый Гердой (Тоффи сам запретил ей слишком часто приходить, говоря о большой опасности, которой она подвергается). Он пронёс тёплые воспоминания об Астерии через все невзгоды и страдания, но не мог не благодарить её за ту жизнь, что она ему дала. Пусть его существование и отличалось от других людей, он не знал и не хотел знать лучшей участи. У него была музыка, в которой он, как и завещала Астерия, нашёл все отрады своей жизни. Однако она не предупреждала о том, что однажды он возымеет нечто даже более дорогое, чем музыка. Он не знал, что найдёт своего ангела — Мун, которая станет для него, как он когда-то стал для одинокой принцессы, лучиком света в непроходимой тьме его души.

***

Тоффи доканчивал пейзаж, который получился на удивление красочным и выразительным. Несмотря на свою неопытность в подобном виде живописи, Тоффи удалось необыкновенно точно изобразить ночное небо, уже подёрнутое румянцем скорого восхода, угасающие звёзды и тёмные кроны далёких деревьев. Но что-то в груди всё кололо его. Он запустил руку под воротник рубашки и извлёк на свет небольшой медальон. Открыв его, Тоффи увидел лицо прекрасной девушки, взиравшей на него своими изумрудными глазами — это была Астерия. Слегка пожелтевшее изображение не потеряло своей красоты и было дополнено прядкой иссиня-чёрных волос, которую Тоффи срезал у покойной принцессы.

— Мама, почему ты никогда не говорила мне, что любовь — это самое прекрасное и самое тяжкое, что только может познать монстр? — горько усмехнувшись, проговорил Тоффи.