Призрак замка Баттерфляй (СИ)

Почему он, чёрт побери, любит принцессу Мьюни больше жизни?!

Вспыхнув от ярости, Тоффи схватил со столика тяжёлую чугунную чернильницу и хотел с размаху разбить ею зеркальную поверхность.

«Я так люблю тебя, Тоффи!»

Недавние слова принцессы, её голос, вновь зазвучали в голове Тоффи. Чернильница упала на пол со звонким тупым звуком. Она любит его.

Как друга, как покровителя, но всё же любит!

О таком Тоффи не смел даже мечтать. Точнее, смел, но заглушал в себе любые мысли о том, что когда-нибудь Мун будет рядом с ним. Не приходить ночами на пару часов, а жить рядом, делить с ним дни и ночи, встречать каждое утро и каждый вечер. Вместе. Вдвоём. Навсегда. Неужели это возможно?

Предавшись подобным мыслям, Тоффи забыл про своё намерение разбить зеркало вдребезги и спешно двинулся к одному из столиков, нагромождённому картинами. Сорвав с них ткань, Тоффи взял чистый холст, лежащий поверх портрета, и направился к мольберту, незаметно примостившему в тени органа, чтобы впервые за всё время изобразить пейзаж.

========== Глава 6. Дитя Пустыни ==========

Соседние с Мьюни государства всегда старались удивить правителей самой могущественной державы. В основном, делали они это при помощи многочисленных подарков и приношений. Шелка, роскошная мебель, наряды для королевы (которая, впрочем, никогда их не надевала), орудия охоты для короля — и это ещё не полный список того, чем пытались укрепить или начать дружбу с Мьюни правители других, менее сильных, королевств.

Но, пожалуй, по-настоящему поразительный дар был преподнесён королеве и королю Мьюни за семь лет до рождения их дочери Мун, во время ярмарки, на которой собрались продавцы со всех королевств близлежащих земель…

***

Принцесса Астерия никогда не любила королевские ярмарки. В то время как для остальных они ассоциировались с красочными представлениями, редкими товарами и атмосферой праздника, для принцессы это событие всегда было связано с пафосом, лицемерием и жестокостью. Бедные шуты, пытающиеся заработать себе на жизнь изувечением собственного тела, не раз позволяли аристократам, пришедшим поглядеть на зрелище, измываться над ними, как только их душе будет угодно. Публике не были интересны простые танцы и шутки, они смеялись намного громче и искреннее, когда людей избивали палками, или когда они сами калечили себя, лишь бы подобрать с земли лишнюю монетку, кинутую в них безжалостной толпой. Что уж говорить, королевские особы и сами были не прочь поучаствовать в чём-то безрассудном и опасном, чего стоила игра во флаги, во время которой такие на вид сдержанные и интеллигентные люди вмиг превращались в кровожадных варваров, готовых на всё, чтобы их жалкий флажок в итоге красовался на вершине горы.

Сестра короля не могла выносить этого зрелища и зачастую, во время ярмарок, запиралась у себя и не выходила всю неделю, в которую обычно и проводились эти изуверские «праздники». Однако и королева Скай, на чьих землях совершалось это всё, тоже редко принимала участие в подобных развлечениях, считая себя выше и достойнее всякого рода увеселений. Она лишь занимала своё почётное королевское место где-нибудь посредине ярмарки и со скучающим видом наблюдала за людьми, простолюдинами и аристократами, которые смешивались бы между собой до неузнаваемости, если бы не бросающиеся в глаза отличия в одеяниях.

Вот и сейчас, как и обычно, королева восседала вместе с мужем на высоком пьедестале под навесом, в глубоких креслах, и даже не смотрела на веселящихся людей, глядя куда-то в сторону отчуждённо и безучастно. А Астерия с высоты собственной комнаты рассеянно наблюдала за ярмаркой, и её сердце больно сжималось, когда она видела фигуру маленького ничтожного шута, над которым потешались гости. Она хотела было уйти, как вдруг что-то привлекло её внимание, завладев им полностью. Это была небольшая клетка, которую подносили к ложе короля и королевы. Королева Скай отвлеклась от своих раздумий, никому, кроме неё, неведомых, и вопросительно взглянула сначала на людей, несших клетку, а затем на саму маленькую тюрьму. Правительница приосанилась и поправилась на кресле, а её брови медленно поползли на накрахмаленный лоб. Астерия же в ужасе вскрикнула и даже отступила от подоконника, на который опиралась.

За железными прутьями сидел самый настоящий монстр. Только намного меньше обыкновенных болотных обитателей. Ребёнок — сразу поняли все, кто сейчас наблюдал эту картину. Совсем крохотный, с едва прорезавшимися змеиными глазами, небольшим чёрным кульком волос на голове и уродливой, серой чешуёй, покрывавшей всё его тело. Монстр испуганно жался к задней стенке клетки, и из уст его, с мелкими клыками, слышались жалобные то ли стоны, то ли плач.

— Дорогая и уважаемая королева, — начал подошедший грузный мужичок, с лоснящейся кожей и хитрыми, лисьими глазами, — предлагаем вашему вниманию монстрово дитя, отловленное лично для Вашего Благородия прямо с болот! — и мужичок, замахнувшись железным прутом, с заострённым концом, резко ударил им по клетке, чем заставил монстра содрогнуться и сильнее вжаться в холодную стенку.

Королева Скай презрительно поморщилась и вальяжно махнула волшебной палочкой, служившей так же и жезлом.

— Зачем мне эта тварь? — хмыкнула женщина, без особого интереса разглядывая уродливое существо. — Что мне с ней делать? У меня уже есть собаки, но они гораздо полезнее и, к тому же, милее этого уродца. Делайте с ним, что хотите, — и, поднявшись со своего места, королева спустилась по ступенькам на землю и ушла во дворец, что означало только одно — теперь можно было разгуляться во весь опор, ведь королевские глаза больше не наблюдали за действом ярмарки.

— Кто хочет поразвлечься с монстровым отпрыском? — грудным голосом прокричал хозяин монстра, вытащив его из клетки и привязав к ближайшему столбу. — Всего за пять монет!

И люди, забывшие и о шутах, и о дорогих товарах, столпились вокруг бедняжки, наперебой изъявляя желание поизмываться над ребёнком ненавистного народа.

Горячие слёзы застлали зелёные глаза Астерии, когда она увидела, как обращаются с ни в чём невинным существом люди, как они, словно бесчувственную куклу, пинают и бьют его, а он, никак не способный ответить, лишь скулит, и, кажется, по серым щекам его катятся слёзы… Не в силах на это смотреть, Астерия отшатнулась от окна и рухнула на кровать.

«О чём они думают? Это же тоже живое существо! Это ведь тоже чьё-то дитя!» — думала принцесса, душа отчаянные рыдания в подушке. Образ загнанного в угол ребёнка вновь и вновь представал перед ней, и, чем больше она думала, как ему сейчас страшно и больно и как, должно быть, хочется домой, тем больше Астерия понимала: это так просто оставлять нельзя. Вскочив с кровати, принцесса подозвала к себе свою личную горничную и подругу — Герду.

Русоволосая девушка, как и обычно, прибежала по первому зову хозяйки, лёгкими мелкими шажками войдя в покои принцессы. Герда была приставлена к Астерии почти с детства и, так как они были ровесницами, девочки быстро нашли общий язык и сдружились, несмотря на значительные различия в социальном статусе. Как только служанка заметила заплаканное лицо принцессы, её светло-карие глаза тут же засветились неподдельным беспокойством.

— Принцесса Астерия, что случилось? — взволнованно спросила Герда, подойдя к девушке, стоящей у кровати, и тронула её за плечо.

— О, Герда, что это за изверги! — в отчаянии провыла принцесса, и Герда сразу поняла, в чём дело, ведь ей не раз приходилось успокаивать Астерию, поражённую жестокостью придворных людей и богачей. Решив, что и сейчас ей нужно будет просто помочь принцессе добрым словом и объятиями, служанка мягко посмотрела на подругу и провела ладонью по её мокрой щеке.

— Я понимаю, принцесса, но что мы можем сделать? Мы с вами не королевы, и нам не под силу остановить их, — нежно произнесла Герда, но Астерия покачала головой, отстранившись.

— Нет-нет… — заговорила она тихо, сводя свои густые брови к переносице и зашагав по комнате. — Я не оставлю его умирать в их руках! — решительно заявила принцесса, и Герде оставалось только гадать, кого она «не оставит». — Герда, ты должна мне помочь! — воскликнула Астерия, вновь оказавшись возле девушки и схватив её за плечи. Герда заволновалась: глаза принцессы горели каким-то неведомым ей огнём, такой искры отваги и решительности для какого-то наверняка опасного поступка, служанка ещё никогда не видела во взгляде робкой принцессы. — Ты ведь такая же, как я, у тебя тоже доброе сердце, — продолжала Астерия, уговаривая её на что-то, будто Герда уже знала, чего хочет принцесса. И, хотя обычно девушки понимали друг друга с полуслова, сейчас Герда никак не могла догадаться, кого Астерия собралась спасать.