В поисках будущего (СИ)

– Ты ничего не сделал, – тихо говорю я. – Ты просто смотрел.

– А что я еще должен был делать?

– Ты мог бы ей помочь, – я чувствую, как во мне начинает бурлить гнев, медленно, но верно, и я пытаюсь прямо сейчас перенять отцовский талант к безэмоциональности.

Отец смеется коротким холодным смехом. Он качает головой, словно я какой-то маленький ребенок, не понимающий дела взрослых.

– Верно, – с сарказмом говорит он. – И погибнуть, не сходя с места, конечно.

– Кто бы тебя убил? – с вызовом спрашиваю я. – Твои родители? Может дед и ублюдок, но сомневаюсь, что он стал бы тебя убивать.

– Возможно, – пожимает он плечами. – А вот моя тетка дважды раздумывать бы не стала.

Его тетка. Беллатрикс Лестрейндж. Несколько месяцев назад я даже никогда не слышал этого имени. Я указываю ему на это.

– Ты никогда о ней не упоминал. Я никогда о ней не слышал.

– И тебе и не нужно, – кратко говорит он. – Она мертва.

– И?

– И что? – он начинает терять терпение. – Она мертва. И если хочешь знать, мир без нее стал лучше.

Я хочу продолжать говорить о сестре моей бабки, но не делаю этого. Вместо этого я делаю другое, то, ради чего я сюда и пришел.

– Как ты мог просто стоять там и смотреть, как кого-то пытают. Даже если ты их ненавидел?

– Девчонка сама бы сдохла, но мою помощь ни за что не приняла, – отвечает он, и звучит это, как шипение. Мне трудно в это поверить, конечно, и оказывается, отец это понимает, потому что продолжает. – Она тоже меня ненавидела. Они все меня ненавидели. Это вовсе не было односторонним.

– Она могла умереть!

Отца это мало волнует.

– Но не умерла, так? И я не умер. Мы все еще тут, разве нет?

– Нет.

Я отвечаю резко и твердо, и отец с любопытством смотрит на меня. Он знает, о чем я.

– Ну, это не моя вина, – отвечает он. А потом:

– О, или вот в чем все дело? Они думают, я убил Уизли? – он безразлично закатывает глаза.

– Ты думаешь, они позволили бы мне там остаться, если бы думали? Думаешь, Роуз оставалась бы со мной?

Он просто пожимает плечами:

– Может, они стараются тебя спасти.

Я пытаюсь не закричать от раздражения. Я не понимаю, почему это должно быть так трудно.

– Ты должен был лучше выбирать, – наконец говорю я. И смотрю на него, не моргая.

Отец же снова закатывает глаза.

– Избавь меня от этого, Скорпиус. Знаю, ты считаешь, они там все какие-то святые, но поверь мне, с ними тоже не все чудесно. Они и сами совершили многое, за что других людей бы посадили, но весь мир решил этого не заметить. Потому что Святой Поттер и его фантастические преданные дружочки не делают ничего плохого. Поверь мне, я всю жизнь это выслушивал, мне незачем слушать это от тебя.

– Ты присоединился к Пожирателям, – с вызовом говорю я. – Ты мог сделать что-нибудь другое.

И теперь он снова заговаривает тем снисходительным тоном, который выбрал пару минут назад.

– Точно. Вот только Темному Лорду отказывать нельзя, верно? Это не сработает.

Я презрительно смотрю на него. Не хочу это слышать. Не хочу ничего об этом слышать.

– Ты должен был постоять за себя.

На некоторое время я сомневаюсь, что он вообще меня услышал. Но потом он снова заговаривает, медленно и тихо.

– Мой отец был в тюрьме. Я делал, что мог, чтобы выжить.

Я не знал, что дед сидел. Но все же я не поднимаю этот вопрос. Я сосредотачиваюсь на нужном.

– Ты не обязан был делать это.

Отец испускает медленный, тяжелый вздох.

– Представь, что тебе шестнадцать, – спокойно говорит он, – и тебе говорят, что твоя мать умрет, если ты не позволишь кому-то выжечь метку на твоей руке. Ты закатал бы рукав?

Его глаза прожигают меня, и внезапно мне очень хочется, чтобы я сегодня сюда не приходил. Я не знаю, что сказать, и ничего не говорю.

– Я знаю, ты думаешь, что я ужасный человек, – ровно продолжает он, – но на свете есть многое, о чем ты не знаешь. Есть многое, чего ты не узнаешь даже от них, – он произносит «от них» так, словно это какое-то ругательство. – Есть многое, о чем не знают и они. У каждой истории две стороны, Скорпиус, и ты должен это помнить.

Я чувствую себя немного пристыженным и испытываю сочувствие. Но это все равно нечестно. Все это не имеет ко мне никакого отношения, и в то же время все это имеет ко мне отношение самое прямое.

– Я люблю ее, – вдруг говорю я, глядя прямо на отца. Он знает, конечно, о ком я. – Ты знаешь это, верно?

– Я знаю, что ты ей увлечен.

– Это не увлечение, – твердо говорю я. – Я собираюсь на ней однажды жениться.

– Если она решится, – легко ухмыляется он.

– Она решится, – мой тон не оставляет места для споров, и он ничего не говорит, а просто смотрит на меня, ожидая продолжения. – И когда это случится, – продолжаю я, выдавливая ровный вздох, – я хочу, чтобы ты был со мной там. – Отец выглядит так, словно одна мысль об этом вызывает его отвращение, и я продолжаю. – Если ты не пойдешь, то надеюсь, ты не заставишь меня выбирать.

– Разве я когда-нибудь просил тебя выбирать, Скорпиус? – лениво спрашивает он. – может, ты это как-то проглядел, но я никогда не говорил, в кого влюбляться можно, а в кого – нельзя, – это правда. Он никогда этого не делал. Он не прыгал от радости при виде Роуз, но он никогда не запрещал мне с ней встречаться. – Ты не ребенок. Сам можешь принимать решения.

– Она для меня важнее всего на свете, – честно говорю я. – Надеюсь, ты это знаешь.

– Ну, веришь или нет, – медленно говорит он, – для меня ты важнее всего на свете. И я никогда не заставлял и не заставлю тебя делать что-то, чего ты не хочешь, – он в первый раз говорит что-то подобное, и я потрясен до немоты, а он продолжает. – Я знаю, каково это, и я никогда не поступлю так с тобой.

Мне хочется сказать что-нибудь значительное, но он не из тех, кто по-доброму воспримет взрыв эмоций. Так что я не говорю. Вместо этого я спрашиваю:

– Ты сможешь порадоваться этому?

Он колеблется, и я вижу, что ему не хочется отвечать на этот вопрос. Наконец он все же решает, что честность – лучшая политика.

– Хотел бы я, чтобы это был кто-то другой? Да, – ровно говорит он. – Мне не нравятся ее родители, никогда не нравились. Я никогда не нравился им. Это не изменится, – его голос потихоньку умолкает, а потом он продолжает более твердо. – Но это не имеет отношения к тебе и Роуз. И если ты этого хочешь, тебе должно быть наплевать, что думают другие.

Я не знаю, что сказать. Я сижу тут еще некоторое время и снова прокручиваю его слова в голове. Я не знаю, что мне надо сейчас чувствовать, и я удивлен огромным сплавом эмоций во мне. Миллион слов, которые я мог бы сказать. Но ни одно из них не кажется тем, что он захочет услышать. Так что я говорю первое, что приходит мне в голову.

– Спасибо.

Он кивает. Он не хочет слышать ничего больше. Не хочет, чтобы я говорил ему, как много это для меня значит и как для меня важно его мнение. Он не хочет, чтобы я говорил ему, как много значит для меня узнать, что я важен для него. Он просто хочет, чтобы я понял.

И пусть я не понимаю все, я понимаю больше, чем понимал раньше. Может быть, я не пойму до конца, но и это хоть что-то.

Раньше не было и этого.

========== Глава 48. Джеймс. 16 апреля ==========

В этом году я хотел пропустить Пасху.

Я хотел провести ее, лежа на диване в трусах, попивая огденское и ничего не делая. Или развлекаясь с Кейт. Тоже бы подошло. Я просто хотел пропустить это все и никого не видеть. Но здесь Кейт. И у нее есть эта раздражающая привычка заставлять меня делать «взрослые поступки». Так что из-за нее я сижу на упомянутом диване полностью одетый, без огневиски и жду, пока она закончит собираться и мы направимся в ад.

Ну, или в Нору, знаете ли.

Нет, не поймите меня неверно. Я ничего не имею против Норы или против моих бабушки с дедом. Я имею кое-что против остальной моей семьи, которая будет там со всей своей колоссальной раздражающестью. И мои родители, конечно, которые будут прикидываться, что не ненавидят друг друга и своих детей. Может быть, я ожесточен, но к черту. Мои родители разве что не отправили мне сову с сообщением, что я причина того, что они оба несчастны. Ну, или, знаете, мама сказала это вслух, папа же просто так подумал, уверен. Это было три недели назад, и определенно им на меня совершенно насрать, потому что они даже не попытались все это поправить.