В поисках будущего (СИ)

– Я просто давно вас не видел, – говорю я, немного пожимая плечами и глядя на ковер. – Как ты?

– Хорошо, – говорит она, улыбаясь той улыбкой, что обычно бережет для моментов, когда хочет кого-то поразить. – А как ты?

– В порядке.

– А Роуз? Как она?

Я не настолько туп, чтобы думать, что ей действительно есть до этого дело, но она хочет а) показаться заинтересованной и б) узнать какую-нибудь тайную сплетню, что знаю я, но еще не знает Ежедневный Пророк или ее садовый клуб.

– Она нормально, – неопределенно говорю я. – Насколько это может быть.

– Это хорошо, – сочувственно кивает она. – Какая бедная девочка…

Я стараюсь, чтобы меня не стошнило. Моя мать очень талантлива в том, чтобы понимать свою выгоду в людях, которые могут принести ей пользу. Одно время она ненавидела Роуз. Теперь ведет себя так, будто Роуз – ее давно потерянная дочь, которой у нее никогда не было. Я на это не покупаюсь, но, конечно, ничего не говорю.

– Они все еще не поймали того, кто это сделал? – хитро спрашивает она, снова стараясь добыть из меня информацию, которой, по ее мнению, я обладаю. Кажется, она не понимает, что, если бы человека, убившего мужа министра магии, поймали, газеты бы уже растрепали это, вы бы и моргнуть не успели.

– Нет еще, – вяло говорю я.

Она прикусывает губу и качает головой с преувеличенной грустью:

– Бедная женщина…

Так, теперь от Роуз мы перешли к ее матери. Моя собственная мать не поддерживает ничего из того, что мать Роуз делает в политике. Но она достаточно умна, что выработать привычку поддерживать «правящую партию» и по крайней мере притворяться, что ей нравится, пусть все даже и не так. И она достаточно умна, чтобы знать, что с властью приходит зависть. Уверен, она потрясающе держит лицо среди своих подружек и выставляет напоказ мои отношения с Роуз, как что-то социально допустимое. Более того, она, наверное, притворяется, что они с министром магии отличные друзья, чтобы выглядеть более могущественной и популярной, чем она есть.

– Я вообще-то пришел поговорить с отцом, – меняю я тему, чтобы мне не пришлось сказать что-нибудь грубое, о чем я потом пожалею. – Он здесь?

Если она и оскорблена моей внезапной сменой разговора, она отлично это скрывает. Она просто расплывается в одной из своих самых милых улыбок и говорит:

– Конечно, милый. Он наверху, в своем кабинете.

Я киваю и встаю:

– Я увижусь с тобой перед уходом, – говорю я, чувствуя себя виноватым за то, что задел ее чувства. Но я больше не мог выносить эту фальшь. Это тошнотворно.

Я нахожу отца именно там, где сказала мать. Он в своем кабинете, и когда я стучу в дверь, получаю в ответ очень краткое:

– Что?

Я решаю, что это разрешение, немного открываю дверь и осторожно заглядываю внутрь. Отец поднимает голову и удивляется при виде меня. Он ожидал кого-то другого, полагаю: мать или домового эльфа.

– Скорпиус, – говорит он, быстро оправляясь от первоначального изумления. – Входи.

Я вхожу в кабинет и на секунду оглядываюсь. Пока я рос, мне не часто разрешали сюда входить, да и сам я не делал усилий, чтобы сюда попасть. Конечно, я был тут несколько раз, но теперь он смотрится по-другому. Думаю, я никогда раньше не ценил его грандиозную важность.

– Я тебя не ждал, – говорит он, откладывая бумаги, которые он читал. – Все в порядке?

Я с секунду изучаю его, стараясь измерить его искренность. Не то чтобы я думаю, что он действительно неискренен, но иногда у него бывают скрытые мотивы. Не могу представить, что это может быть сейчас, так что стараюсь выглядеть как можно нормальнее.

– Все отлично, – на этот раз я жду, пока мне предложат сесть, и отец машет в сторону стула. Я сажусь и некоторое время колеблюсь, потому что только сейчас понимаю, как ужасно неловко все это будет. Отец выжидающе смотрит на меня, явно ожидая, что я объясню причину своего визита. Когда я ничего не говорю, он наконец заговаривает:

– Ты просто сюда заглянул? Или с какой-то целью?

Ну, он всегда отличался прямотой, полагаю. Я просто должен набраться смелости и выложить все. Я не уйду, пока не сделаю этого. Я себе этого не позволю.

– Могу я тебя кое о чем спросить? – говорю я, осторожно выдавливая из себя слова.

Отец приподнимает брови:

– Да?

Как мне это сделать? Я миллион раз проигрывал этот разговор в своей голове, но сейчас ни одного сценария у меня нет.

– Ты… – мой голос смолкает, и я сглатываю комок в горле. Я смиряюсь с необходимостью. – Когда ты был подростком, – ровно говорю я, – ты был Пожирателем Смерти?

Лицо отца такое же каменное, как всегда, но глаза его выдают. Несколько секунд они нервно поблескивают, а потом он отворачивается и смотрит в окно. Тишина плотная и пугающая, и я просто сижу, боясь сделать что-либо еще.

– Да.

Ответ наконец приходит, и я совсем не удивлен. Я уже знал ответ, конечно, я многие годы его знал. Меня проинформировали об отцовских подростковых увлечениях, когда я только пошел в школу. Странно, но я никогда не заговаривал об этом с ним.

– Почему?

Отец оглядывается на меня, его глаза немного темнеют, и он выглядит раздраженным.

– Потому что у меня не было выбора, – сердито выпаливает он. Определенно я задел очень больное место.

И все же я не покупаюсь на это оправдание, и я больше не боюсь это признать.

– У тебя всегда был выбор.

– Я был ребенком.

– Тебе было не пять. Ты был почти взрослым, – тут же поправляю я.

– Скорпиус, – отец раздражен. Я ясно это вижу. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает. – Есть вещи, которых ты не понимаешь. И, слава богу, тебе никогда и не придется это понимать.

– Какие вещи?

– Это неважно, – кратко говорит он. – Это давняя история.

– Это важно! – я так расстроен, а он даже не видит этого.

– Почему это важно? Это никак к тебе не относится.

– Это еще как ко мне относилось!

– И сейчас?

И тогда я выпаливаю это. Не могу остановиться.

– Ты действительно смотрел, как мать Роуз пытают Круциатусом в твоей гостиной?

Отец долго безмолвно на меня смотрит. Повисает ужасная неуютная тишина, и мне хочется взять эти слова назад и проглотить. Я не должен был поднимать эту тему.

– Кто тебе сказал?

Я почти говорю, что это Роуз сказала, потому что технически это правда. Роуз сказала мне это несколько месяцев назад, и я постоянно об этом думал с тех пор. И мне никогда не хватало храбрости заговорить об этом, но прошлой ночью я встретил ее мать на кухне, она сидела одна и ничего не делала. Было уже за полночь, и после нескольких минут болтовни, я спросил ее об этом. По каким-то причинам мне было легче говорить об этом с ней, чем с моими родителями.

И она все мне рассказала.

– Мы были детьми, – многозначительно закончила она. – Твой отец поступал так, как ему велели.

И на этом все.

Отец все еще выжидающе смотрит на меня, так что я нервно кусаю нижнюю губу, а потом говорю правду:

– Гермиона рассказала.

– А, так вы теперь друг друга по именам зовете? – язвительно спрашивает он. Я не обращаю внимания. – Ну разве не прелесть, что она вдруг решила рассказать тебе, что случилось тридцать лет назад.

– Я ее спросил.

– А, то есть ты случайно вдруг решил спросить именно о таком конкретном сценарии, верно? – он смотрит на меня тяжелым взглядом, но я не позволяю ему меня напугать.

– Роуз мне рассказала. И я хотел узнать полную версию, – я останавливаюсь на секунду. – Теперь я хочу услышать твою версию.

Отец смотрит на меня. Он зол, но старается это скрыть. Ему не нравится, когда его эмоции проявляются, потому что от этого ему кажется, что он не полностью контролирует ситуацию. После нескольких секунд раздражающей тишины он говорит спокойно и холодно:

– Это случилось. Я не имел к этому отношения.

Я уже знаю, что это правда, но не знаю, почему это так сильно меня задело. Думаю, слышать это от него делает ситуацию более реальной. Я смотрю на него, не моргая, пытаясь осознать все это и понять, что мне теперь с этим делать. В некотором роде мне хочется, чтобы я никогда этого не знал. С другой стороны, это что-то, что я должен был знать.