Good Again (СИ)

— Не тебе решать, — глаза Китнисс вспыхнули гневом.

— Ты и представить себе не можешь на что я способен. Ты не видела что со мной порой бывает, и, оставаясь рядом, подвергаешь себя невероятному риску.

— Так ты собираешься за меня решить, желаю ли я подвергать себя этому «риску»? Ты собираешься решать это за меня? — парировала она. — Теперь уже ты собрался к Хеймитчу? — она уже тоже была на ногах.

— Я не собираюсь лишать тебя свободной воли, — ее лицо помрачнело при этих словах. —, но ты не задумываешься о собственной безопасности. Ведь я однажды чуть не убил тебя в Тринадцатом, припоминаешь?

— Как я могу это забыть, Пит? Я там была! Но ты не посмеешь решать за меня что мне нужно, и какой риск я готова на себя брать, и с чем готова мириться. Достаточно того. что уже было. Верно? Не ты ли говорил: хватит друг другу врать и наводить тень на плетень, чтобы защитить друг друга?

Я тяжело вздохнул, услышав это.

— Дело не только в тебе, Китнисс. А вдруг это я не готов так жить, — произнес я устало.

Во взгляде Китнисс читалась боль.

— Что ты хочешь мне сказать? Что ты хочешь уйти ради себя самого? Что тебе сложно со мной? — и поднял руки, пытаясь пресечь ее атаку и объясниться, так как наша беседа зашла явно не в ту степь. — говори все как есть! Не хочешь быть со мной, тогда просто уходи! Не надо оправдываться моей же безопасностью, — её боль обернулась яростью. — Хотя, если подумать, это твой дом! Так что уйти надо мне! — и она потопала на выход.

— Китнисс, ты поняла меня абсолютно превратно, — я поверить не мог, что все обернулось таким вот образом. Мне оставалось только догнать ее и схватить за руку, пока она не ушла. — Можешь ты просто выслушать? — она пыталась вырваться, но я ее не отпускал. — Не ты ли только что сказала, что не следует чуть что вскакивать и пытаться сбежать! Я никуда не уйду, но и ты не уходи, — она перестала брыкаться и посмотрела на меня, глаза все еще сверкали, но взгляд уже смягчился. — Мы что-нибудь придумаем, а единственное что я знаю наверняка, что я не могу… не могу без тебя, — она прищурилась, внимательно меня изучая. — Пожалуйста, давай не будем воевать, — умолял я, когда она внезапно ко мне прильнула. Я ей не лгал, я не мог обходиться без нее, но мне было невыносимо жить, не зная, как сделать так, чтобы перестать быть для нее постоянной угрозой.

***

Ночью, лежа возле нее, я ждал, пока она заснет. Я все не мог выбросить из головы, что во сне со мной внезапно может случиться приступ и я причиню ей боль, и оттого я глаз не мог сомкнуть. Когда я понял, что не в силах больше этого вынести, я потихоньку выскользнул из кровати и поплелся в гостевую комнату. В ней царили холод и запустение, ведь мы ею не пользовались, и кровать — словно каменная плита, ведь там не было Китнисс. Забравшись под жесткие, холодные простыни, я вскоре забылся сном, усталость брала свое. Возможно, это был тот самый компромисс, который я искал, ведь я не мог ранить ее, когда меня не было с ней рядом.

Мое тело жаждало сна, ведь скоро мне было вставать в пекарню, но стоило мне задремать, как меня подбросило от ее истошных криков. И я кинулся в нашу спальню, где она как она сидела, судорожно обхватив себя.

— Пит! — выла она, и этот вопль напомнил мне те краткие минуты во тьме, на арене, когда мы в конце Квартальной Бойни бессильно пытались отыскать друг друга.

— Эй, я здесь. Все в порядке, — поймав ее руки, я присел рядом, прижал её к себе.

Он икала от слез, силясь заговорить.

— Там все… горело… и тебя… не оказалось рядом, — всхлипывала она у меня на груди.

— Все хорошо. Теперь я здесь, — бормотал я, зарывшись губами в ее волосы.

— Но тебя не было. Ты ушел, — ответила она подавленно.

— Ты права. Прости. Просто я не мог заснуть, — солгал я.

Китнисс колыхалась в моих руках, пока я гладил ее по волосам, распутывая узелки, прогоняя ее страхи, пока она снова не заснула. Я посмотрел на все еще заметный синяк у нее на лице, на влажные после кошмара волосы, липнущие к припухшей щеке, и меня замутило. Я не мог вынести этого зрелища, и, выпутавшись из ее объятьях, вернулся в холодную и жесткую одинокую постель.

***

Все следующие ночи походили на эту. Я дожидался, пока она заснет, и уходил прочь в гостевую комнату, так тихо, как только позволяла моя шумно ступающая фальшивая нога, и я цеплялся за не менее фальшивую надежду, что стены и двери, разделяющие нас, уберегут от меня Китнисс. Утром я засветло вставал, чтобы отправиться в пекарню, вечером занимался привычными делами. Однако дня шли, а Китнисс от меня все более и более отдалялась. За ночь у нее случалось по пять кошмаров, и столько же раз я являлся, чтобы ее успокоить. Прошла неделя. И лишь тогда я разглядел у Китнисс, которая стояла, ссутулившись, на плитой, помешивая рагу, огромные темные круги под глазами. Мы оба стали больше походить на собственные тени, на людей, которых досуха высосали изнутри собственные страхи.

Взгляд откровенного желания и тоски, который мне послала Китнисс, забираясь в тот вечер в постель и пристраиваясь в моих объятьях, игнорировать я тоже не мог. Ее руки так откровенно скользили по моей груди. Она никогда не была сильна в разговорах, особенно когда речь шла о делах сердечных. Но она все равно посылала мне сигналы, и я, что бы там ни творилось в моей голове, невольно среагировал на ее прикосновение. Не говоря ни слова, она потянула меня вниз и поцеловала, не отпуская от себя, хотя я и пытался отстраниться. Я чувствовал себя как будто грязным, словно даже мое легкое прикосновение могло нанести ей вред, но она явно проигнорировала мои метания и уложила меня на спину.

Быстро избавившись от ночной рубашки, Китнисс швырнула ее на кровать и жадно меня поцеловала. И пусть я был в два раза больше ее по весу и многажды сильнее, и вся же я не мог отстраниться от нее. И я приник к ней, ощущая как ее груди трутся о мою кожу, и в нетерпении стал возиться со своими пижамными штанами. Она была готова меня принять, возможно, ждала этого уже много ночей, пока я корчился от чувства вины, пока не поймала меня. Она опустилась на меня и стала двигаться вверх-вниз, оседлав меня — я едва мог вздохнуть от невероятности этого ощущения —, а она упоенно откинула голову назад, забывшись, и я еще больше налился и затвердел внутри нее. Ее движения на моих бедрах была подобны танцу — она их приберегала единственно для подобных моментов – и, закрыв глаза, она протяжно стонала.

Меня вдруг поразила мысль, что в этот миг я был для неё, похоже, вовсе не важен – ну, не считая моего члена. Что она могла бы так оседлать и кого-нибудь другого, и эта мысль меня ужасно разозлила. Она брала то, в чем нуждалась, потому что я сам не спешил ей это дать, а значит был бесполезен. Китнисс не было равных в деле выживания, и продолжи я и дальше ее отталкивать, она найдет способ двигаться дальше, а мне останется лишь сгореть дотла синим пламенем и превратиться в серый пепел.

Ее нежные пальцы тем временем уже скользили в укромном местечке между ног, она сама ласкала свою грудь, доводя себя до оргазма. Я наблюдал за тем, как на ее лице отразилась высшая точка блаженства, и положил руки ей на бедра, поднимая ее и опуская, так как ее руки и ноги уже ее не держали, превратившись в желе. Взгляда на то, как она кончает, оказалось достаточно, чтобы и меня закинуло за край, и я излился внутри нее. Она рухнула на меня как тряпичная кукла, и я обнимал ее дрожащее тело, зная, что лишь так, возможно, я и могу отличиться.

Мы так с ней и не заговорили, и, пробыв с ней до тех пор, пока она не уснула, я ушел, изо всех сил стараясь не шуметь. Я долго мерил шагами гостевую спальню, понял, что все равно не усну, и пошел вниз, чтобы найти что-нибудь почитать. Нервы у меня были все еще на пределе, и было ясно — если я не успокою себя хорошей книгой – то, стоит мне заснуть, придет кошмар. Доктор Аврелий прислал мне целую гору разного чтива: от научных фолиантов, которые касались нашего лечения, до кулинарных книг и исторических трудов. Усевшись поудобнее в кресле, я выудил с полки небольшую книжечку, озаглавленную «Книга сияющих строк»**.