Забытая жизнь (СИ)

Следующим мне под руку подвернулся столик, на котором минуту назад стоял серебряный прибор. Грянувшись об пол, он развалился, и его длинные ножки покатились в разные стороны.

— Это пройдет, — сказал Альбус. Он не шелохнулся и не сделал ни малейшей попытки удержать меня от разгромления кабинета. Лицо у него было спокойное, чуть ли не отрешенное. — Да и сейчас тебе не все равно — настолько не все равно, что ты готова умереть, лишь бы перестать мучиться…

— Неправда! — завопила я так громко, что чуть не сорвала горло. Секунду-другую я боролась с собой: мне хотелось кинуться на отца и разбить его тоже, лишь бы не видеть больше этого спокойного старого лица, — встряхнуть его, сделать ему больно, чтобы он ощутил хотя бы малую толику того ужаса, который переполнял все мое существо…

— Нет, правда, — сказал Альбус еще спокойнее. — Конечно, тебе не все равно.

— Откуда тебе знать, что я чувствую! — закричала я. — Ты… стоишь тут… И ты еще…

Но слов не хватало, и даже если бы я перевернул вверх дном весь кабинет, это не принесло бы мне облегчения; я хотела убежать отсюда — бежать и бежать не оглядываясь, спрятаться где-нибудь, чтобы не видеть, не слышать и ничего не знать.

Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.

— Адрианна, я отнюдь не против того, чтобы ты и дальше уничтожал мои вещи, — безмятежно сказал Альбус. — Пожалуй, их у меня слишком много.

— Прости, Альбус, — виновато сказала я. — Но этот подонок!

Не сводя с меня взгляда, он обогнул стол и уселся в кресло.

— Сядь, пожалуйста, — сказал Альбус. Это был не приказ, а просьба.

— Зачем ты меня вызывал? — уже спокойно спросила я.

— Меня интересуют дальнейшие планы Реддла, — уточнил он.

— А у своего зельевара спросить ты не пробовал? — выпалила я.

— Я думаю, что Том пока не слишком доверяет Северусу, — сообщил Альбус. — Поэтому спрашиваю тебя.

— Значит, по-твоему, мне он доверяет больше? — раздраженно спросила я. — Ты задумывался, к чему это может привести, если он узнает?

— Я должен с тобой поговорить, Адрианна, — сказал Альбус. — Мои ошибки — ошибки старого человека. Ибо теперь я вижу: все, что я сделал и чего не сделал по отношению к тебе, несет на себе явную печать недостатков, связанных с возрастом. Молодым не понять, как думают и чувствуют старики. Но старики виноваты, если они забывают, что значит быть молодым, а я в последнее время, похоже, стал это забывать…

— Семнадцать лет назад, — промолвил Альбус, — узнав о твоей связи с Реддлом, я догадался, чем это кончится. Это был знак.

— Это не только твоя ошибка, Альбус, — прервала я его.

— Да, — виновато согласился он. — Это, конечно, так, но, видишь ли… мне необходимо начать с самого начала. Ибо вскоре после того, как ты снова вернулась в волшебный мир, стало ясно, что я был прав, и он будет искать тебя.

— Знаю, — устало сказала я.

— С течением времени, — продолжал Альбус, — я начал опасаться, что Реддл узнает о том, что я твой отец.

Я подняла глаза. Дамблдор смотрел на меня печально и устало.

— Видишь ли… я боялся, что недалек тот час, когда Том попытается силой проникнуть в твое сознание, чтобы увидеть твои мысли. Я был уверен: если он поймет, что нас связывает кровные узы, он обязательно захочет использовать тебя, в лучшем случае. Я боялся, что он может убить тебя, подчинит тебя себе. Думаю, я был прав, считая, что он попробует использовать тебя таким образом.

— Отец, — простонала я. — Ну не начинай! За моей спиной столько грехов, что если обернуться — они сами меня прикончат.

Альбус опустил веки и закрыл лицо длиннопалыми руками. Но даже этот необычный жест, говорящий то ли о грусти, то ли о бесконечной усталости, то ли еще о чем-то неведомом, не смягчил меня. Наоборот, еще больше взбесило то, что он проявляет признаки слабости. Он не имел права быть слабым, когда я хотела рвать и метать, осыпая его упреками.

Через несколько секунд Альбус отнял от лица руки и посмотрел на меня сквозь свои очки-половинки.

— Пришло время сказать тебе то, что я должен был сказать семь лет назад. Сейчас ты узнаешь все. Я прошу у тебя только одного — немного терпения. Когда я закончу, буйствуй на здоровье… я не стану тебя останавливать, делай, что хочешь.

Альбус поглядел в окно, потом снова на меня и начал:

— Семь лет назад ты, моя дорогая, прибыла в волшебный мир живая и здоровая, как я надеялся и рассчитывал. Впрочем… не совсем здоровая. Ты перенесла много страданий. Я знал, что так будет, когда оставлял тебя на пороге дома твоих дедушки и бабушки. Знал, что обрекаю тебя на трудные и мучительные годы.

Он помедлил, а я молчала.

— Ты можешь спросить — и у тебя есть на то причины, — почему я так поступил. Почему официально не признал тебя, как своего ребенка? Многие согласились бы на это с радостью и почли бы за счастье.

Мой ответ таков: в первую очередь я хотел сохранить тебе жизнь. Пожалуй, я один знал, какая огромная опасность тебе угрожает. Влияние Волан-де-Морта, конечно, только зарождалось, но угроза уже была. Вдобавок, принимая решение, я должен был учесть перспективы на будущее. Я знал, что познания Волан-де-Морта в области черной магии более обширнее, чем у любого другого из ныне живущих волшебников. Знал, что даже мои самые сложные и мощные защитные чары вряд ли уберегут тебя.

И я принял решение: тебя защитит древняя магия, о которой он знает, которую презирает и которую всегда прежде недооценивал — себе на горе. Я имею в виду, конечно, то, что твоя мать пожертвовала собой ради твоего спасения. Она отдала тебе свою магию, какую он и представить себе не мог, и она по сей день в тебе. Таким образом, я решил положиться на материнскую защиту и оставить тебя у ее родителей.

— О присвятые, — простонала я. — Я помню, ты говорил, что это только во благо!

— Ты моя дочь, — спокойно ответил Альбус.

— О, ты вспомнил, что она у тебя есть, — фыркнула я. — А мне казалось, что кроме планов Тома тебя ничего больше не интересует.

— Ты ошибаешься, Адрианна, — в его голосе слышалось раздражение. — Ты слишком дорога мне, — уже просто сказал Альбус. — Твое счастье для меня важнее, твое душевное спокойствие — дороже моего плана, а твоя жизнь — ценнее тех жизней, которыми, возможно, пришлось бы расплатиться за провал. Думаешь, я оправдываюсь? Да разве у любого другого на моем месте — а ведь ты и представить себе не можешь, как пристально я за тобой следил, — хватило бы духу причинить тебе новую боль в дополнение к уже перенесенным тобою страданиям? Какое мне было дело до безымянных, безликих людей и прочих созданий, которые могли погибнуть в туманном будущем, если здесь и сейчас ты была жива, здорова и весела? Я никогда не мечтал о том, что у меня на руках окажется такое чудо.

— Я просила тебя не начинать, — раздраженно произнесла я.

От его слов о том, что он сейчас мне говорил, набегали слезы. Ведь только сейчас я понимала, что у меня есть отец, который искренне любит и боится меня потерять.

— В Отделе тайн есть комнатка, которую всегда держат запертой, — сказал Альбус. — В ней хранится сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы. Пожалуй, она еще и самая загадочная из всех сокровищ, что там хранятся. Именно этой силой ты обладаешь в достатке, а Волан-де-Морт, наоборот, вовсе ее лишен. Она уберегает тебя от полного подчинения Волан-де-Морту, поскольку он не может пребывать в теле, где обитает столько силы, глубоко ему ненавистной. Имя этой спасительной силы — любовь.

Я закрыла глаза, а когда открыла их и поднял на Альбуса взгляд, увидела, как слеза, скользнувшая вниз по щеке отца, затерялась в его длинной серебряной бороде.

— Любовь… — задумчиво произнесла я. — Мы страдаем от нашей утраты, она ожесточила наши сердца. С этого момента назад дороги не будет.

— Все это не имеет значения, — прошептал он. — Настанет день, когда любовь возродится.

— Мне бы твою уверенность, Альбус, — в моей груди все сжалось.