Призрак замка Баттерфляй (СИ)

*Мануал (от лат. manus — рука) — это клавиатура для игры руками; клавиатура органа.

**Ноктю́рн (от фр. nocturne — «ночной») — распространившееся с начала XIX века название пьес (обычно инструментальных, реже — вокальных) лирического, мечтательного характера.

========== Глава 4. Мун ==========

Знаешь ли ты, что такое настоящее одиночество?

Тоффи чувствует себя неимоверно счастливым, когда слышит нежные певучие нотки голоса Мун, когда касается её шёлковых волос и плетёт из них косы, когда она смотрит на него с лаской и улыбается, так мягко, так лучезарно, что не верится — неужели это сокровище было послано ему? Неужели она рядом по своей воле и никуда не хочет уходить? Неужели в такие моменты она способна позабыть обо всём?

Без неё все воспоминания кажутся тусклыми.

Ривер думает, что лучше уже быть не может, но каждый раз ошибается, вновь и вновь открывая в Мун всё новые стороны её характера. Будучи маленьким несмышлёным ребёнком, он и представить не мог, что однажды, спустя несколько лет, его «крошка Мунни» вырастет в прекрасную девушку, стерев навсегда свой образ заводной проказницы. Сейчас всё так изменилось, перевернулось, словно они никогда и не были детьми, снующими по дворцу в поисках приключений и нервирующими бедных слуг.

Тебе никогда не понять, что чувствует отвергнутый всеми отшельник.

Тоффи больше не боится напугать Мун, не боится, что она убежит от него с криками, думая, что зловещее приведение протянуло свои длинные руки для того, чтобы сломать её тонкую шейку, а не заключить в нежные объятия. Не тёплые, потому что призраки не могут быть тёплыми, но нежные, нежные и заботливые.

Когда она грустит, хочется выть.

Ривер не хочет знать, почему Мун иногда так печальна, он лишь захвачен благородным порывом успокоить, понять и выслушать. Он способен одним лишь своим мягким и добродушным взглядом заставить Мун расплыться в усталой улыбке. И это всё, что он, такой незлобливый и простой, может предложить ей. Но Мун и не просит о большем. Потому что знает, кто может дать ей большее.

Только она способна развеять тьму в моей душе.

Тоффи понимает её, как никто другой. Порой кажется, что, стоит только попробовать, и они смогут говорить в унисон, предсказывая фразы друг друга. Мун и не подозревает о его чувствах, всё ещё считает его своим верным другом и даже не помышляет о том, что и её дорогой Призрак умеет любить. Умеет страдать.

Каждый день проходит, словно сон.

Ривер знает, что он — совершенно обычный добряк, который привлекает людей своей почти детской наивностью и открытой душой. Но он не знает, почему такая необыкновенная девушка, как Мун, общается с ним. Она не похожа на ту, кому бы нравились их необременённые чем-то интеллектуальным, лёгкие беседы и тихие прогулки по саду, во время которых Мун молчит, наслаждаясь вдохновенными пейзажами и розовыми кустами, а Ривер просто так же молчаливо смотрит в сторону, лишь изредка позволяя себе метнуть робкий взгляд на свою ожившую мечту. Когда он наблюдает за тем, как красиво переливаются её волосы в вечернем лунном свете, или как её тонкие, изящные руки легко одёргивают смявшиеся складки юбки, слова сами вылетают из головы, заменяясь невнятным мычанием, а тело судорожно потряхивает от волнения и страха. Страха за то, что он скажет что-то глупое, нелепое, и красивые, ровные губы Мун скривятся в презрительном недоумении. Но такого никогда не случалось. Мун никогда не относилась к нему снисходительно, всегда говорила с ним на равных, даже несмотря на то, что Ривер слабо походил на человека из «высшего» общества.

И здесь нет места печали и тоске.

Тоффи хочет быть принцем. Прекрасным юношей, которого бы Мун смогла полюбить. Но, к сожалению, то, что скрывается под его маской, не позволит ему познать все прелести любви, ответной любви. Если принцесса когда-нибудь увидит его истинный облик, Тоффи вряд ли сумеет справиться с подобным горем. Ведь он уверен: стоит ему явить своё лицо, и Мун сама убежит от него в испуге. Поэтому каждый раз, когда девушка норовит протянуть руки к его защите, Тоффи лишь перехватывает её ладони своими и обыкновенно делает что-нибудь неожиданное, например, подхватывает принцессу в танец, и та сама забывает о своём намерении узнать, что же таится под маской, что же её друг так упорно скрывает от неё. И каждый раз сердце Тоффи неприятно ноет, а сознание сотрясается от жуткого страха. Нет, Мун, тебе нельзя этого видеть, потому что я не хочу тебя терять. Тоффи грезит о красоте, но мечты навсегда останутся мечтами. Но Мун не уходит. Она рядом, всё так же спускается в его убежище, слушает его ноктюрны, сюиты и сонеты, говорит с ним, касается его… И он сохранит свою тайну как можно дольше, чтобы ещё хоть немного насладиться обществом принцессы, чтобы ещё хоть чуть-чуть пожить своими мечтами, которые никогда не станут реальностью.

И здесь я чувствую себя по-настоящему счастливым.

***

Ночь мягко опускалась на Мьюни, устилая поля и крыши домов тёмным покрывалом. Цвета дневного и ночного неба смешивались, придавая небесному своду розоватый оттенок. Вечерний сумрак сливался с низко стелящимся туманом, и звёзды, уже появляющиеся на огромном округлом холсте, подрагивали в его дымке. Пение птиц постепенно замолкало и тонуло в стрекоте кузнечиков, попрятавшихся в густой траве, в тех её местах, не протоптанных людскими ногами. Облака, подсвеченные снизу остатками света уже опустившегося за горы, но ещё отдающего свои последние лучи, солнца, казались толстыми воздушными гигантами, нависавшими над головой, словно громадные комья пуха. Мун смотрела на горизонт, вид на который открывался с крыши дворца, на покатой вершине одного из куполов, и наблюдала за тем, как тусклый след, оставляемый ушедшим светилом, становился всё слабее и вскоре должен был и вовсе потухнуть, уступая место серебряному свету луны.

Как жаль, что Тоффи этого не видит.

Призрак сидел в своей пещере безвылазно, и казалось, будто многочисленные тайные ходы, ведущие неизвестно в какие уголки замка, были проделаны в стенах так, для красоты и таинственности. Мун так желала хоть раз показать другу всё великолепие уходящего дня, но он всякий раз отказывался, лениво отмахивался и упорно стоял на своём. Получив несколько отказов подряд, девушка не решилась больше докучать Тоффи со своими предложениями, подумав, что ему, видимо, действительно не хочется выходить в свет по какой-то серьёзной причине, которую он всё никак не раскрывал Мун.

Мун любила приходить в это место. До возвращения Тоффи она почти каждое утро взбиралась сюда, чтобы понаблюдать за тем, как яркие лучи солнца рассекают ещё тёмное ночное небо, озаряя светом сначала поля и леса у самого горизонта, а затем и Мьюни, его дома, арки и, в конце концов, дворец. В какой-то мере крыша заменила ей библиотеку, ведь тут было так же спокойно и одиноко, в хорошем смысле этого слова. Мун всегда стремилась сбежать от общества, в котором ей суждено было родиться и провести всю жизнь до самых последних дней. Была бы она хотя бы герцогиней, то могла бы ещё скрыться от обязательств, оставить всё за спиной и начать новую жизнь. Но она принцесса, единственная наследница престола Мьюни, к тому же, уже унаследовавшая семейную реликвию, что неотвратимо закрепило её на позиции будущей королевы, на этой пресловутой мёртвой точке, от которой ей большей никуда не деться. И единственным, что хотя бы создавало иллюзию выбора, были эти вот ночные или утренние вылазки. До некоторого времени.

Ривер — милый парень, но с ним Мун не может забыть о своей предопределённой судьбе, ведь он сам рождён в королевской семье, сам из той же среды, что и принцесса. Да, непринуждённые беседы с этим наивным пареньком помогают ослабить оковы, опутывающие её душу гадким словом «титул», но это всё не то, не так…

Не так, как с Тоффи.

Изначально посещая Призрака только с возможностью слышать лишь его голос, Мун даже не подозревала, что через несколько лет их дружбы, ей будет позволено спуститься в его покои, в обитель того самого Духа, который в глазах одних кажется ужасным и зловещим приведением, а других — благодетельным и заботливым покровителем. Приходя к Призраку поначалу от скуки и одиночества, какое испытывает любой ребёнок, обделённый родительским теплом, Мун и представить себе не могла, что однажды будет нуждаться в Тоффи и визитах к нему, если не как в воздухе, то, как в ежедневном сне — минимум.