Букет белых роз (СИ)

Это был он.

Гробовщик.

Ныне — Колыбельщик. Не в цилиндре и потрепанном от времени балахоне. На нем была та же одежда, которую продемонстрировала огромная статуя в Департаменте. И волосы, ниспадающие до щиколоток, особенно подчеркивали красоту шинигами. Пусть и среди них все великолепны.

Я ахнула, не успев толком осознать, что шинигами с помощью своего снабжения высвободил нас из этой ловушки.

Буквально в последнюю секунду я сама рухнула на колени и схватила Грелля за окровавленную дрожащую руку. Гробовщик загородил нас, и как герой из фентези-фильма, подставил свою Косу под удар последнего сгустка лучей. Он отразился от лезвия, поглощенный тьмой.

Сгусток исчез.

И больше ничего не осталось от Игры, кроме ее участников.

Тогда Гробовщик повернулся ко мне, еле дышащей и растрепанной.

Действительно, передо мной стоит Легенда.

Мои губы дрожали, а слезы невольно брызнули из глаз.

Почувствовав, что физически ощущаю свободу, я левой рукой коснулась плеча Грелля, и, всхлипывая, посмотрела на Гробовщика, еле выдавив:

— Спасибо… вам…

Тот, кто всегда встречал своих клиентов с иронией, сейчас не улыбался. Лишь кивнул и, уходя, скрылся за стеной.

Шипы, что вонзились в тело Грелля, начали рассыпаться на мириады частичек, тут же растворившись в воздухе. Теперь я могла прикоснуться к жнецу. Он стоял на коленях напротив меня, но выглядел как покойник: бледный и еле живой. Бросив запачканное оружие на землю, он порывисто прижал меня к своей груди.

Молча. Но рвано дыша, и эти кусочки воздуха тонули в моих волосах, когда шинигами притронулся к ним губами.

— Все-таки я лжец… — тихо засмеялся Грелль, целуя меня в висок. — Обещал одно, а получилось так, как и вовсе не думал…

— Грелль… — Мои брови взлетели, когда я осмотрела его.

— Что такое?

— Твои волосы…

Алые пряди жнеца, в которые я неосознанно запустила пальцы, значительно потемнели, приобретя каштановый оттенок. Тот же… прежний. Его не яркий, но настоящий цвет.

— Ты такой красивый… — Не зная, то ли плакать, то ли смеяться, я улыбалась жнецу, вновь выжатая, как лимон, но держащая его образ в своем сердце.

Держащая за руки.

Вокруг нас поднимались стены мелких искр, разъедающих пространство. И теперь вместо секретной базы мы находились в старом, разрушенном скелете забытой Богом постройки. Над нашими головами вновь простиралось дневное небо.

Мне так не хватало этой чистой синевы…

Обуглившиеся клочки бумаги догорали вместе с остатками театрального реквизита, а черный дым взмывал из плена огня, гуляя, танцуя, колыхаясь от ветра над обломками здания.

Ледяная стена Игры превратилась в воду. Преград больше нет. Дверь к независимости открыта.

Но теперь мне не казалось, что свободны все.

Не свободна здесь только я. И сама в этом виновата.

Виновата в том, что прикоснулась ко Тьме, что отдала ей свое бесценное сокровище. Виновата в том, что сейчас демон подходит к нам и протягивает руку, чья тыльная сторона заклеймена пентаграммой. Такой же, как и на моей руке…

— Велдона больше нет, — выдыхает он. Всегда чужой. Которому никогда не доверяла. Теперь шепчет, улыбаясь ненавистной мне улыбкой: — Наш контракт завершен, госпожа.

Это моя ошибка, и моя же расплата за нее.

Ничего не смогу сделать.

Совершенно ничего.

Я поднялась с затекших колен, а узкая струйка пота пересекла лицо. Отчаянная, направлялась под крылья этой Тьмы, как той холодной ночью, но…

— Стой, — рука шинигами сомкнулась у меня на запястье. Я обернулась. Грелль смотрел куда-то сквозь меня, обращаясь к демону: — Пусть ты мне помог выжить, ты все еще мой враг. Себастьян Михаэлис.

Его глаза зажглись малиновым, а зрачки устрашающе сузились.

— И что же ты сделаешь? — Еще тише: — Ее душа — уже моя.

Но наступившую тишину изгнали залпы, разорвавшие воздух. В живот Себастьяна по самую рукоять вошел меч, вылетевший где-то между обрушенных стен. Отбросил к столбу.

Очнувшись, демон удивленно направил взгляд на десяток Игроков. Моих друзей. Живых и невредимых.

Спасенных.

— Твоя? — озорно улыбнулся Солнце, размахивая таким же мечом, каким метнул в моего телохранителя. Уже бывшего. Фокусник-индус, сжимая рукоять, отважно направил блестящее лезвие в сторону демона. — Размечтался, чертовщина!

— Что? — рвано выдохнул Михаэлис, пытаясь подняться с бетонных обломков.

Только после этого я больше ничего не увидела — держа за руку, Алый Шинигами бегом уводил меня от этого место, сворачивая через углы и проходя сквозь разрушенные стены.

Подальше от демона.

Подальше от этого мира.

***

Утопая в безысходности, которая заполняла всю меня, я стояла на тонкой грани, как на лезвии, между небом и бездной. Вокруг образовалась пустота с оправой из горя, проклятая стена, замкнувшая в себе и выставляющая свои ловушки.

Грелль — моя первая и последняя. Он прижимает меня к стене, припорошенной мраморной пылью, и не смотрит в лицо, опустив ресницы.

Когда он впервые появился во моей жизни, дабы хотел отсечь душу от тела, я ненавидела его люто и бесповоротно. И так же влюбилась. Думала только о нем, мечтая о детях, которых хотела подарить ему. Но все сложилось иначе…

И теперь пистолет, зажатый в руке, упирается мне в спину.

— Прости… Я должен сделать это.

В стену вжимаются мои руки, а в одной из них — белая роза, которую я подняла на лестнице. Она заключала в себе остатки энергии колдуна.

А что осталось во мне?

— Юли, — послышалось снова, но не мне хотелось поднимать глаз.

Я чувствовала на лице его дыхание, ощущала тепло руки и не прекращала думать о том, что сейчас происходит.

Что произойдет…

— Нет, — замотала головой. — Ты не можешь. Не можешь!

Но воздух между нами обволакивает тишина.

Потом разрывается на части:

— Ты помнишь, что у тебя есть браслет?

Я кивнула, когда вспомнила об этой вещи и шевельнула запястьем: кольнуло.

— Игра остается сама по себе, — продолжал Сатклифф. — И все, что с ней связано, тоже.

Меня почти нет. Я растворяюсь. Я становлюсь пеплом в его руках. И не рассчитываю силу легких — сдерживаю порыв, слушая его глубокий шепот:

— Ты переродишься другим человеком. У тебя будет новая жизнь. И ты будешь счастлива. В этой жизни нам не обрести покоя. Ты же видишь сама.

Мои пальцы коснулись его руки.

— Ты отпускаешь меня?

В ответ Грелль обхватил мою ладонь.

— Даже не мечтай, — сказал он голосом, который не требовал возражений. — Юли… Знаешь, не все на свете подвластно переменам. И я живу мыслью о существовании вечного и неизменного.

Все началось с того, что он хотел забрать мою душу. Этим и закончится. Но мне ничего не жаль. Разделяя трудности, я оставалась счастлива с ним… Теперь — пытаюсь запечатлеть его лицо в самой глубине моего существа. Пока часы отсчитывают самую последнюю минуту.

Сейчас, когда мужская рука жмет в мою спину железным дулом, слезы шинигами смешиваются с кровью, перекатываются, сливаются с моими слезами. Он обещал не делать мне больно. Но всегда так делал.

Тихое дыхание коснулось виска, а под пальцами на шее застучал пульс.

— Я люблю тебя. Так, как никого не любил… И я всегда буду проклинать себя за то, что сделаю сейчас. Но… твое сердце будет по-настоящему живым, без шрамов.

Тогда, подняв голову, я прочла в его глазах такую боль, которую он, если бы и хотел, все равно не смог бы утаить.

В нас боролось множество чувств. Душа, дрожа, горела так, что не хватит проливного дождя, чтобы затушить этот огонь.

В мыслях проносились все его слова, сказанные мне когда-то. Я вспомнила о родителях, которые совсем скоро потеряют меня. Я причиню им боль. Я обращу их жизнь в черно-белое существование.

Я больше не буду с ними.

Как же я боялась погибнуть… Как остерегалась… Как остерегали меня.

Я хотела жить долго и без препятствий. Но сейчас поступаю очень безрассудно. Возможно, это правильно.