Падение во грех (СИ)

Но Эдельвейс… она была человеком, что делало её слабой… к тому же, он отлично знал её, и лишение возможности помогать другим для этой девочки было хуже, чем боль… да теперь ещё и связь с Евой потеряна… для неё это тоже будет ударом, и мало ли что может случиться… вдруг она опять начнёт сдаваться, отчаиваться… и сломается окончательно?

Грешник вскинул голову. Что ж, его-то ничто не заставит сдаться. Оставалось надеяться, что и Ева всё выдержит.

Они должны пройти через все ужасы этой тюрьмы. Чтобы исполнить Мечту, ради которой боролись.

====== Глава 64 ======

Тело болит… его разрывает на части, оно словно бьётся в какой-то жуткой, мучительной агонии. Сознание застилает красный туман, и искажённые ненавистью лица родных всплывают перед глазами в каком-то кровавом бреду. И на губах солённый вкус крови. На этот раз это моя кровь… а может кровь тех убитых, которую я пила, чтобы остаться живой… живой ли? Что я такое теперь?

Я отвратительна самой себе! Я уже не человек, я сама наполовину труп! В сознании уже давно одна лишь боль, сердце давно уже терзают лишь кошмарные видения… я уже потеряла все права называться человеком… я – труп, который копает могилы….

Как я ещё могу удерживать лопату в руках? Как я ещё могу двигаться? Не понимаю… ведь сознание уже давно во власти болезни… я будто кукла, которой включили завод.

Перед глазами красный туман ненависти… а когда он рассеивается я вижу ядовитую грязь, чувствую её мерзкий запах… я вижу других заключённых, полумёртвых… я вижу их пустые, лишённые всякой мысли глаза... они уже не люди, а животные… нет, даже животные не похожи на этих существ, потерявших всё… это лишь трупы, по иронии судьбы ещё продолжающие двигаться….

Мучительным, жутким осознанием в сердце стучится мысль, что я сама такой же труп, как и они….

Но что-то ещё есть в моей душе… что-то ещё есть в душе той, кто ест трупы, чтобы выжить… той, кто медленно умирает в Могиле, среди ядовитой грязи… в душе униженного существа, похожего на полуразложившегося мертвеца ещё живут остатки гордости… и я знаю, что ещё удерживает гордость в моей душе….

Мечта.

Я ещё похожа на мыслящее существо, потому что у меня есть Мечта… но теперь… теперь и она погружает меня в ещё более мучительную, более жуткую агонию… Мечта оборачивается кошмаром….

Когда болезнь обретает власть над сознанием, я вижу жуткий красный туман… когда сознание проясняется, я вижу пустые, бессмысленные лица заключённых… я вижу ядовитую грязь и лопату, что удерживаю в руках из последних сил….

Мучительно понимать, что я умираю….

Смерть кажется мне освобождением! Я жду её, я зову её! Скорей бы её холодная рука сжалась на моём сердце и прекратила эту жуткую, бесконечную агонию! Я не могу так больше!

Но Мечта… Мечта, что до сих пор так ярко горит в сознании… какую же муку, какую же боль причиняет она! Хочется забыть её, хочется ничего не чувствовать! Но невозможно….

Не изменить мысли, не вырвать Мечту из сердца….

Лучше забыться, умереть… но Мечта так ярко, словно насмехаясь, горит перед глазами, заставляя кричать от безысходности… я в Могиле, среди ядовитой грязи, мёртвых и живых трупов… болезнь овладела моим телом, и Смерть почти касается меня… я умру здесь, в этой тюрьме, и ядовитая грязь навсегда меня поглотит! Мне больше никогда не увидеть неба… и не ощутить бескрайний полёт… мне никогда не узнать, что такое истинная свобода….

Эти мысли заставляют кричать, без толку мысленно взывать к каменным стенам… Айон, Айон!!! Помоги мне!!! Дай надежду, дай мне поверить, что я могу ещё вырваться отсюда!!! И если не вырвусь я, дай мне поверить, что из этого каменного ада вырвешься ты!!!

Но… бесполезно… записки, что были так важны для меня… записки, что придавали мне веру, надежду… их больше нет….

Не появляется больше в Могиле Эдельвейс… и потому мне больше не приходят записки от Айона…

Вокруг лишь мучительная агония, лишь кровавый бред… с тех пор, как исчезли записки, я ощущаю себя медленно разлагающимся трупом, обречённым быть похороненным в ядовитой грязи… с тех пор, как исчезли записки, исчезли все мои надежды, и лишь отчаяние владеет мной… с тех пор, как исчезли записки, я отвратительна самой себе… нет просвета, нет ничего… лишь гниль, лишь вечная Смерть… безысходность….

Хочется кричать….

Жива ли ещё Эдельвейс? Жив ли ещё… Айон? Что если… что если он всё-таки умер?

Тогда навсегда вся наша свобода будет похоронена в этой ядовитой грязи среди каменных стен… хочется кричать и плакать от отчаяния….

Убитая кукла… больше не могу… Смерти… хочу смерти….

Внезапный скрип опускающейся платформы. Болезненным, мучительным жестом я поднимаю голову вверх… мои глаза пусты… в них уже не осталось никакой искорки надежды….

На платформе стоит красивая, элегантная фигура в роскошном платье. Украшения блестят в свете ламп Могилы. Марилена… прекрасная, как всегда. Пустая, как и всегда….

На накрашенных губах торжествующая улыбка.

- Недолго тебе осталось, Ева Ремингтон, – насмешливо произносит женщина.

Держаться… перед рабами Системы нужно держаться… даже если ты уже умираешь….

Я подавляю отчаяние, и говорю спокойным голосом:

- Даже если я умру, всё равно исполнится то, ради чего я жила. Я знаю это.

Говорить это… говорить это, даже если сама я в это уже не верю….

Марилена смотрит на меня с насмешкой. Её губы кривятся.

- Неужели, тебе ещё недостаточно ясно, что всё, к чему вы с Айоном стремились, может привести лишь к смерти в этой грязи? – говорит она иронично.

Я отчаянно сжимаю кулаки, оглядывая полуживые трупы. Я невольно падаю на колени….

Как мучительно, как больно! Я столько боролась, столько страдала… и вынуждена найти свою смерть здесь… среди вонючей грязи и других трупов… мёртвых и живых….

Но….

- Я предпочту такую смерть жизни в ненавистном мне мире, – говорю я тихо. – И Айон тоже, – я поднимаю на Марилену глаза. – Он никогда не будет рядом с тобой, Марилена. Он предпочтёт сгнить в тюрьме, но никогда не забудет то, ради чего боролся. Даже если он будет умирать, даже если вся его жизнь будет разрушена… он всё равно никогда не забудет то, о чём мечтал. Никогда.

Лицо Марилены искажается от злости. Взгляд, полный ненависти, пронзает меня.

- Это мы ещё посмотрим, – говорит женщина сквозь зубы. – И… ты всё равно никогда больше не увидишь Айона. И ваши записки… я уж позабочусь, чтобы их больше не было. Тебе недолго осталось жить, Ева Магдалена Ремингтон.

Платформа поднимается. Я сжимаю кулаки, и вскрикиваю от отчаяния… мне недолго осталось жить… скоро я окажусь в царстве смерти… и Мечта… Мечта никогда не сбудется… я уже не верю, что это возможно… среди пыток, среди мучительной агонии каторги тяжело верить, что где-то есть небо….

Но… теперь я знаю, что Айон всё-таки ещё жив….

Однако… отчаяние ещё больше поглощает меня… уже двадцать лет он здесь, окован цепями… разве может что-то изменится? Разве можно вырваться из этого ада, из этого плена?

Мы обречены… Система поглотила нас….

Он чувствовала, как по его щекам течёт кровь из глаз, что разъедала кислота, и невольно слизывал её языком. Дышать было больно. При малейшем вздохе в его тело вонзались шипы того специального приспособления, что было на него надето. Но теперь, когда пытки стали проводить каждый день, боль стала неотъемлемой частью каждого вздоха.

Внезапно раздался скрип поднимающейся решётки. Неужели, уже пришли охранники снять с него все эти весьма неприятные приспособления? Что-то они больно быстро на этот раз… им, наконец-то, наскучили все их бесполезные попытки?

Хотя, сегодня ведь суббота… а это уже интересно….

Возможно, кто-то пришёл его навестить? Вернее, Еву, ещё не зная, что её перевели на каторгу? Что ж, кажется, намечается весьма интересное развлечение….

Вскоре тишину камеры нарушил такой знакомый голос:

- Где Ева, Айон?

Надо же, это же его братец… день определённо обещает быть очень весёлым….