Падение во грех (СИ)

Мечта придаёт ему сил… Мечта, которой он одержим… она заставляет его идти вперёд, не сдаваться, принося в жертву всё и всех… Мечта заставляет его гордо держать голову, несмотря на все унижения….

Но почему же я не могу так?

Вновь и вновь тьма застилает мой взгляд… вновь и вновь среди тяжёлого бреда передо мной появляются лица родных….

Лица родных….

Вот мои настоящие цепи…..

Это они лишают меня воли…..

«Айон, я поняла, в чём причина… каждый хочет иметь место в обществе, хочет, чтобы его признали… и он готов ради этого приносить в жертву самого себя, свои мечты и цели. Потому что если ты выбираешь иную дорогу... общество давит на тебя. Заставляет терять веру в Мечту. Оно делает это… с помощью твоих родных, близких! Это из-за них ты не можешь двигаться вперёд…

Я пыталась бороться с этим, но я не могу! Я не знаю, что мне делать… я сломлена… я хочу умереть….»

В его ответе, в каждом слове я чувствую гордую усмешку:

«Твои путы становятся всё туже. Система покоряет твою волю, отнимая у тебя Мечту. Но что ты делаешь? Сдаёшься… отворачиваешься, желая смерти. Убегаешь, вместо того, чтобы принять и выиграть этот бой. Тебе внушили зависимость от общества, и ты не освобождаешься от неё, не желая сопротивляться чужой ненависти. Ты так же, как и все остальные в человеческом мире, становишься куклой, которую дёргают за ниточки. Ты хочешь умереть? Да, для Системы это будет лучше всего. Устранить ту марионетку, которая не желает повиноваться».

Эти слова… они должны придать мне волю, но своим затуманенным бредом и болью сознанием я с трудом могу понять их. Лица родных вновь всплывают перед глазами… я хочу от них избавится, хочу их забыть… но не могу… моя боль, мой бред сильнее меня….

«Я понимаю… но пойми и ты – это тяжело освободится от того, что тебя сковывало с самого рождения… да, необходимо, да, так нужно, да, я этого хочу, но это тяжело… и тяжело не потому, что это невозможно вынести… а потому, что это всё возвращается вновь, даже когда ты уже вроде думаешь, что освободился….»

Вот и ответ. И снова в каждом слове ироническая гордость:

«Ныне у нас нет выбора, кроме как постоянно бороться с этим. Вступая на этот путь я знал на что шёл, и знал, какую боль это принесёт. Это война со всем миром и война с самим собой. Всё против тебя, но я не собираюсь склоняться. Я хочу дать этому миру свободу, где нет всего этого кошмара. И ради этого я готов терпеть всё, что угодно».

Всё это ясно… но ведь дело не в этом….

«Тут дело ведь не в боли, Айон. Это ведь дарует не боль, а нечто другое… давление Системы создаёт безысходность, ощущение, что никогда ничего не будет хорошо, что Мета не может осуществиться… конечно, я понимаю, что это уловки Системы и обман, но… не знаю, как заставить себя ПОВЕРИТЬ, что это лишь обман и иллюзия».

Снова я как будто бы слышу его усмешку….

«Это твоё сомнение, подогреваемое привычкой. Отринь то, что гложет… ты ведь знаешь то чувство трепета в груди, когда счастье и свобода переполняют тебя… это то, что будет всегда… покой, счастье и свобода для каждого».

Как трудно в это верить….

«Возможно ли это?»

Знакомая, гордая усмешка….

«Конечно. Вспомни своё детство, как ты сама говорила. Разве тогда тебя волновала Система? Нет. Для тебя существовала только цель».

Ловит меня на моих же собственных мыслях… но они вселяют надежду… или даже… веру?

Но как же часто я сдаюсь, отступаю….

А он никогда не сдаётся… я слабая….

«Иногда мне кажется, что если я так поддаюсь, сдаюсь, значит я не достойна помогать тебе…»

Усмешка. Гордая, насмешливая, но снисходительная… я слишком хорошо чувствую её в этой записке….

«Ты думаешь не о том, о чём стоило бы. Сомнения только вредят и тебе, и Мечте. Мы на одной дороге. Ты сильна, и нужна мне….»

Это словно согревает меня изнутри. Я поднимаю глаза, и хоть там, вверху, вижу лишь силуэты охранников, всё равно… всё равно мне кажется, будто бы у меня появились силы… взглянуть в небо….

Теперь я больше верю, что могу справиться.

Ведь я нашла причину, по которой сдавалась….

Родные – наши самые жуткие цепи. И я должна их разорвать….

Темнота и боль… это людские страхи… они навевают на людей кошмары, и поэтому их легко использовать, чтобы заставить их сдаться….

Да и он тоже должен признать, что это не самые приятные вещи… но какая же это глупость – пытаться его сломить….

Вообще, последнее время у него создаётся ощущение, что все они уже, наконец, поняли, что любые их попытки обречены на неудачу… что ж, радует, что рабы Системы могут хоть немного соображать. Хотя, конечно, нельзя не признать, что пока он в этой тюрьме, ему не удастся сразиться с Системой, продвинуться к своей Мечты… он здесь не опасен для неё.

Ну что ж, он всегда может подождать… люди не отдают себе отчёта, что он всё равно выберется….

И он, и Ева….

Ева… губы Айона сложились в лёгкую ухмылку. Всё-таки, кажется, она, наконец, поняла, что именно мешало ей держаться, мешало её воле. Всё должно пойти на лад… она – единственная, кто, кроме него, был способен смотреть в лицо мира без страха. Значит, она должна справится и со всем кошмаром, что готовит Система для бунтарей… у Евы просто нет иного выхода… ведь она уже не сможет ничего забыть….

Вдруг послышался скрип решётки. Грешник вскинул голову. И кто же на этот раз решил его посетить?

Ну разумеется, эта кукла, эта разукрашенная игрушка Системы. Марилена….

Пустая, бессмысленная, бесполезная… что же ей понадобилось на этот раз?

Но Грешник слегка нахмурился, когда увидел, что вслед за собой женщина силой втащила Эдельвейс, на лице которой читалось отчаяние….

- Знаешь, я тут обнаружила кое-что… – ледяным голосом проговорила Марилена.

Айон смерил её высокомерным взглядом и равнодушно хмыкнул.

- И что же? – проговорил Грешник не менее холодно.

Женщина выставила вперёд руку и раскрыла ладонь. Маленький кусочек бумаги со знакомыми, небрежными буквами. Недошедшая записка от Евы всего с одним словом… «спасибо»…

Эдельвейс отчаянно всхлипнула и как-то вся сжалась. На её лице читалась обречённость.

Айон же глядел прямо в глаза Марилены и презрительно усмехался.

- Нехорошо лезть в чужую жизнь, – ледяным тоном проговорил он.

- Нехорошо делать то, что не нравится начальнице тюрьмы, – прошипела Марилена сквозь стиснутые зубы.

Айон рассмеялся.

- Мне плевать на то, что тебе что-то не нравится, – с презрением проговорил он. – Не возноси себя больше, чем ты есть, человечишка.

Красивое, холёное лицо Марилены перекосилось от ярости, что вызвало ещё более презрительную усмешку на губах Айона.

- Не возноси себя больше, чем ты есть, заключённый! – звенящим голосом вскричала женщина.

Айон ухмыльнулся ещё сильнее.

- А я не возношу, я и есть выше, – проговорил Грешник абсолютно спокойным тоном.

Марилена сжала руки в кулаки. Её ногти впились в локоть Эдельвейс, так, что костяшки побелели. На самих же ногтях осталось что-то красное.

- Что ж… – проговорила женщина сквозь зубы. – Всё-таки, пусть дурацкие правила Ремингтона иногда мешают мне, я здесь обладаю достаточно большой властью, чтобы преподать вам всем урок, – она глянула прямо в насмешливые глаза Айона. – Я прикажу, чтобы пытки над тобой проводили каждый день, а не только по воскресеньем. Даже в субботу, всё равно навещать тебя некому… тебе же, девчонка, – женщина пронзила взглядом Эдельвейс, заставив ту сжаться. – Отныне запрещено лечить заключённых и вообще входить в камеры, и на каторгу тоже. Также ты будешь заперта и лишена еды. И, разумеется, наказана кнутом. Осталось заняться последней из вас, – и Марилена отправилась к выходу, таща за собой Эдельвейс, на лице которой, казалось, отразились все страдания и безнадёжность всего мира… всех заключённых в этой тюрьме.

Айон нахмурился. Конечно, его самого не пугали никакие пытки… неприятно, но уж точно это не может его сломить. Даже если их будут проводить каждый день, это не вызовет у Грешника ничего, кроме презрительных насмешек и гордого взгляда….