In a hundred lifetimes (ЛП)

*

Последние несколько тысяч лет Доктору казалось, что он любил ее всегда. Удивительное дело, ведь каждый раз он думал, что с регенерацией это пройдет (и уповал на обратное, и молился: «Пожалуйста, не дай мне забыть ее. Только не ее»), но не проходило никогда. Ни разу.

Горе утихло. Чувство жгучего одиночества и нестерпимая боль утраты улеглись. Но любовь, ощущаемая ежесекундно, – не проходила и не ослабевала.

Именно поэтому Доктор, снова регенерировавший, стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за ней. Он даже не давал себе труда осмотреться; множество людей вывалило на улицу в этот первый погожий весенний денек, а значит, возможность скрыться была всегда.

Не от нее, само собой. Она не знала ни этого лица, ни этой версии Доктора. Как, впрочем, еще не знала никакой. Пока не знала.

Сегодня Доктор прятался от самого себя.

От того себя, что стоял сломленным и безжизненным изваянием, облаченным в коричневый костюм в полоску, в нескольких шагах справа. И от того же себя, только в синем костюме в ту же полоску, вытянувшимся слева.

От себя в бабочке, нервного и разбитого, устроившегося напротив обоих полосатых и его самого.

От того все еще горюющего себя, что, укутавшись в красный шелковый камзол, обретался ближе к ней, но дальше от него.

От себя симпатичного, по-прежнему одинокого, рыжего на этот раз, в оксфордах и пальто, небрежно опершегося спиной о двери здания.

Прятался ли он от будущего себя? Или же грядущее таилось от него? И скрывался ли кто-нибудь из них по-настоящему?

Неужели это Джек только что завернул за угол? Никогда раньше Доктор не мог ответить на этот вопрос, как, впрочем, и теперь. Как (он не сомневался в этом) не сможет ответить ни одна из его будущих инкарнаций – они никогда не станут всматриваться. Ни один он никогда не сможет оторвать взгляд от того, что происходило через улицу – там она. Она стояла, ходила, разговаривала, улыбалась. Больше в целом свете его не волновало ничто. Потому что там, на другой стороне улицы, билось сердце Роуз Тайлер, и это единственное, что имело значение.

В последние тысячелетия он буквально испещрил тайм лайн Роуз своими появлениями: безрассудные попытки увидеть ее хотя бы в полглаза. И еще раз. И еще. И снова, и снова, и снова… Отчаянная, фундаментальная нужда быть рядом и чувствовать ее, без устали гнала Доктора в Лондон начала двадцать первого века. Только бы видеть ее.

И надеяться, что она улыбнется. Всего раз. Лишь еще одну улыбку, подаренную ему. И озорной кончик языка в уголке рта или легко пробегающий по зубам. Горящие глаза и широкая улыбка, освещающая ее лицо, отданные ему и только ему.

Из множества дней, что множество его я провело у дверей «Henrik’s» Доктор выбрал этот. День, когда они впервые встретились. Сознание Нестин, «Забудь меня» и бег, и ладонь в его руке. И Роуз.

Роуз Тайлер.

Его Роуз.

Его.

Он мог посетить любую точку их общего прошлого-настоящего-будущего. О, он так и делал. Доктора ничуть не волновало, сколько раз он пересекал тайм лайн Роуз ради возможности просто взглянуть на нее. Он видел ее, впервые оседлавшую красный велосипед, на Рождество и колесящую на этом велосипеде еще на протяжении нескольких лет; он помогал ей с домашним заданием; наблюдал, как она впервые напивается с друзьями; как шатается по магазинам с Джеки; он был свидетелем ее разрыва с Джимми Стоуном.

Однажды он, в то время предпочитающий кожаные куртки, вернулся, чтобы поболтать с мистером Стоуном. Даже теперь костяшки на сжатом кулаке нового-нового-нового-нового-нового-нового (не слишком ли много нового?) Доктора слишком ясно помнили хрусткое ощущение челюсти Джимми Стоуна.

Оно по-прежнему, несмотря на все годы, несмотря на все то, что он видел и сделал, несмотря ни на что это ощущение вызывало у Доктора самодовольную ухмылку. Лицо его кроило самые невероятные гримасы, и он невольно задался вопросом, понравился бы он Роуз Тайлер теперь?

Он знал, что понравился бы.

Его сердца, вспыхнувшие этой уверенностью, ухнули, а глаза неотрывно следили за девушкой, спрыгивающей с автобуса. С каждым шагом волосы ее едва заметно подпрыгивали и развевались по ветру, подхватившему негромкий розовый аромат и донесшему его до Тайм Лорда. Доктор блаженно прикрыл глаза, вдыхая этот зеленый, незабываемый, до боли впечатавшийся в память запах.

Он любил этот день. По большей части потому, что этот день все еще, спустя все тысячелетия, спустя всех бесчисленных компаньонов, спустя бесконечное одиночество, спустя череду разбитых сердец, был до краев полон надеждой.

А Доктор любил надежду. Это хорошее чувство.

Она улыбнулась. И каждый он улыбнулся в ответ: и адресат улыбки, и он с бабочкой, и он в красном камзоле. И даже тот он, которым Доктор еще и не был. Быть может, будущего его (или ее?) здесь даже несколько.

Улыбнулись даже те он, что, выеденные горем изнутри и едва держащими себя в руках, были закованы в полосатые костюмы разных цветов. Каждый он, будущий, настоящий и прошлый, улыбался ей.

Почему все это не вызывало парадокс (или, вернее сказать, семь и больше)? Доктор не знал. Возможно, он был сильнее, чем всегда думал. Или, что гораздо более вероятно, Роуз сделала его сильнее. Она никогда бы не согласилась стать причиной разрушений, и он знал это.

Роуз ненавидела свою работу, но улыбка, которую она подарила в благодарность за открытую дверь ему, рыжему, в пальто и оксфордах, заставила сердца Доктора сладко заныть, а кровь радостно обжечь сосуды. Вся Вселенная засияла ярче.

Она вошла внутрь и скрылась от его взглядов. Доктор предоставил себе в коричневом бездумно бродить между вешалками «Henrik’s», хватаясь за самую малую надежду, самую невероятную возможность поймать ее взгляд, улыбку или отголосок ее смеха.

Хотя бы раз.

Доктор моргнул – боль, страдание и неизбывное горе услужливо вклинились в рассудок и пролились слезами. Даже теперь, спустя все это время. Доктор глубоко вдохнул и мог бы поклясться, что уловил еще один ее запах. Запах духов, которыми она пользовалась, пока они не начали жить вместе.

Глубже. Дышать ею.

Он наконец увидел ее этими глазами. И сейчас этого было достаточно. Доктор отвернулся, зная, что каждый он сделал тоже самое (кроме него в полосатых костюмах), и направился к ТАРДИС. Он увидит Роуз снова. Не только будущий он, встречающий этот, пенящийся надеждой день где-то рядом, нет, не только будущий – Доктор всегда найдет способ быть рядом.

Будь то ласковый взгляд с одной из далеких планет или пересечение ее тайм лайна. Он всегда найдет способ.

Умница ТАРДИС помогает избегать парадоксов на тайм лайне Роуз Тайлер, и Доктор бесконечно благодарен своему великолепному кораблю за это. За каждую посадку, за каждый успокаивающий гул, за каждый разделенный ими крик отчаяния.

На секунду закрыв глаза, Доктор видит Роуз. Она улыбается ему. Этому ему. Новому-новому-новому-новому-новому-новому ему. Слишком много нового? Боже, да какая разница.

Ведь они вместе: он и она сидят друг напротив друга, поглощая картошку; или бегут; или разгуливают по базару, по улицам, или по пляжу; или, лежа на лугу, считают звезды.

Рука об руку. Всегда.

Открыв глаза, эти новые глаза, только что наблюдавшие самую прекрасную улыбку во всех вселенных, Доктор утверждается в мысли, что это лучший способ начать регенерацию.

С улыбкой Роуз Тайлер.

Комментарий к Эти глаза

Торжественно клянусь, что в вырвиглазном стиле текста виновата праздничная невоздержанность.

========== This Moon is not my Moon, this Planet not my Home ==========

Ав­тор: greenfairy13in-the-whoniverse

Ссыл­ка на ори­ги­нал: http://archiveofourown.org/

Рей­тинг: G

Саммари: Роуз, путешествующая между вселенными, встречает Двенадцатого в тот момент, когда он бросил Клару в эпизоде «Kill the Moon».

*

— Могу я присесть?

Голос, почти шепот, доносит до его слуха ветер. В его звуках и сломленность, и усталость. Все то, что Доктор чувствует сам.