Я вижу твои губы (СИ)

– Привет... Ну, как тебе? – Татьяна кивнула на снимки.

– Зря ты открещивалась – мол, с детьми не работаю. Всё получилось замечательно. Мне очень нравится. – Лия с удовольствием рассматривала фотографии, осторожно держа их за края, чтоб не заляпать их поверхность отпечатками пальцев. – Думаю, Катюшка тоже будет в восторге.

– Я тут ни при чём. Катюха почти всю работу сама сделала, – усмехнулась Татьяна. – Королева кадра! Мне это чудо только щёлкать и оставалось.

– Не преуменьшай значение личности фотографа, – улыбнулась Лия. – Если бы не ты, этих снимков вообще не было бы. Ни о ком другом, кроме тебя, её величество королева кадра и слышать не хочет!

– Я не против стать личным фотографом её величества, – проговорила Татьяна с задумчиво-пристальным взглядом – тем самым, который Лия «угадала» по телефону. – Только если её мама разрешит.

– Мама её величества не возражает, – рассмеялась Лия.

– Тогда договорились, – сдержанно приподняла уголки губ Татьяна. – Слушай, я к клиенту опаздываю... Не поработаешь личным водителем личного фотографа её величества?

Лия завела двигатель, включила кондиционер: день был жаркий.

– Нет проблем. Куда ехать?

– Тут недалеко... Я покажу.

Через десять минут машина остановилась у цветочного магазина. Выходя, Татьяна сказала:

– Подожди меня, не уезжай, ладно? Я сейчас.

– Опять «буквально на минуточку»? – двинула бровью Лия.

Настала очередь Татьяны смеяться.

– Нет... Это другое. Я правда скоро.

– Ну ладно, коли так. А то у меня обеденный перерыв уже кончается. – И Лия постучала по циферблату маленьких изящных наручных часов.

Минуты через три Татьяна села в машину с букетом роз в шуршащей обёртке.

– Я не мастер красивых слов... Надеюсь, мама её величества согласится принять эти цветы в знак моего... гм... безграничного восхищения.

Розы, шелестя упаковкой, вкрадчиво-нежно легли на колени Лии – бархатисто-алый гром среди ясного неба. Цветочный магазин... Как она сразу не догадалась? И пресловутая женская интуиция промолчала, как рыба.

– Гм... Кхм! Похоже, теперь моя очередь убегать буквально на одну минуточку, – пробормотала Лия, не сводя потрясённых глаз с роскошных бутонов насыщенного и глубокого винно-красного цвета. – Ты умеешь делать сюрпризы...

– Так само получилось, – сказала Татьяна просто и серьёзно. – Ты позволишь?

Бережно взяв руку Лии, она склонилась и коснулась её губами – легонько и как будто неуверенно, но во взгляде не было и тени робости, когда она снова подняла лицо. Мягко пригвождённая этим взглядом к месту, Лия безропотно подставила губы – только ресницы затрепетали и сомкнулись в поцелуе.

С обеденного перерыва она вернулась с получасовым опозданием. Букет она сперва хотела малодушно оставить в машине, но, решительно встряхнув головой, передумала и гордо понесла его в кабинет, чтобы поставить в воду.

...Ветер, набирая штормовую силу, трепал выбившиеся из узла пряди волос. В груди смерчем поднималась тревога, но Лия подставляла лицо порывам. Только когда засверкали первые вспышки молний, она вернулась в комнату.

Катюшкин рисунок Тинка хотела взять с собой в больницу, но впопыхах забыла – так он и остался висеть над кроватью, приколотый булавкой к настенному ковру – старому, ещё советских времён. Ночь перед отъездом Тинки на операцию Лия с Катюшкой провели у Татьяны; Лия заварила индийский чай со специями и молоком, а бабушка испекла пирог с вишней. Татьяне предстояло сопровождать сестрёнку туда и обратно.

Позавчера Татьяна позвонила: операцию сделали, позвоночник удалось выпрямить по максимуму, хоть и не до конца. Некоторая кривизна сохранялась, но теперь органы не были сдавлены и располагались правильно. Особенно важно это было для лёгких. «Теперь Тинке будет легче дышать, – сказала Татьяна по телефону. – И петь». Она провела бессонную ночь возле реанимационной палаты, и в её голосе Лия чувствовала усталость и вместе с тем – облегчение.

Несмотря на обнадёживающие новости, бабушка так волновалась, что Лие приходилось навещать её каждый день – благо, она как раз ушла в отпуск. В отсутствие внучек они с Катюшкой стали основными «жертвами» ватрушко-блинно-пирожковой диктатуры Лидии Тимофеевны.

– Лиечка, Катюшенька, пойдёмте блинчики кушать! Со сметанкой, с черносмородиновым вареньем...

Катюшка радостно протопала вприпрыжку на кухню. Блины она обожала с чем угодно: хоть со сметаной, хоть с мясом, хоть с вареньем, хоть просто с маслом и сладким чаем.

– Уже идём, Лидия Тимофеевна, – отозвалась Лия, обречённо направляясь следом за ней для блинной «экзекуции».

А что тут ещё скажешь?..

На Катюшкином рисунке Тинка спускалась с крыльца на своих ногах; в действительности же на такое чудо надеяться не приходилось. Хотя бы легче дышать, а главное – петь. И прожить, быть может, не тридцать лет, а... Впрочем, кто его знает, как всё обернётся?

Пытка румяными, узорчатыми блинами на молоке достигла своего апогея, и только телефонный звонок спас Лию от печальной участи. Увидев на экране «Таня», она с блинчиком в зубах выскочила из-за стола и метнулась в комнату.

– Тань?! Ну, что там, как вы там?! – Получилось не вполне внятно, но Лия прилагала титанические усилия, чтобы скорее прожевать и проглотить.

– Привет... Что у тебя с голосом? – засмеялась Татьяна. – Кто тебе там рот зажимает?

– М-м-м... Меня тут пытают! Блинный кляп пытаюсь доесть, – промямлила Лия.

– А-а... Ба в своём репертуаре, – усмехнулась Татьяна. И добавила уже серьёзнее: – Ну что... Новости кое-какие есть. Возникли некоторые осложнения, Тинку опять положили на операционный стол. Прооперировали повторно.

– О Господи, – похолодела Лия.

– Да погоди ты пугаться. Всё прошло нормально, она уже очнулась. Не сказать чтоб прямо бодрячком, но уже улыбается. Бабуле и Катюхе привет от неё.

Ливень уже хлестал безудержными струями, ветер кружился в бешеной пляске с деревьями, связь барахлила, но и сквозь прерывистые хрипы Лия жадно ловила голос, ласково говоривший:

– Всё хорошо... слышишь? Не волнуйтесь там. Пусть ба не переживает... И ты тоже не переживай.

Бабушка, конечно, уже выглядывала из кухни и напряжённо слушала, прильнув к дверному косяку и пытаясь по обрывкам разговора понять самое главное.

– Всё нормально, Лидия Тимофеевна, – хрипловато сказала Лия. – От Тинки вам привет. А мне бы ещё чайку... горло промочить.

Впрочем, она не отказалась бы сейчас от чего-нибудь покрепче, но единственными содержащими градусы жидкостями в холодильнике были валокордин с настойкой боярышника.

Связующая нить разговоров соединяла их изо дня в день. Услышав наконец в динамике голос Тинки, бабушка едва не расплакалась, но удержалась; только Лия видела, какого усилия ей это стоило.

– Домой?.. Ну, слава Богу! Наконец-то! А когда, когда?! Послезавтра?! Ох ты, Господи, Пресвятая Богородица! Ну хорошо, хорошо... Нет, Тиночка, я не волнуюсь, всё... Хорошо... Мы ждём... Мы вас ждём!

Уже лёжа в постели, Лия набрала номер. В приоткрытое окно веяло свежестью вечернего воздуха, в ясном небе висел тонкий полупрозрачный серпик месяца.

– Тань...

– Да, родная?

– Вы правда скоро будете дома? Даже не верится...

– Правда, солнышко. Тинка молодцом... Всё выдержала. Был, правда, опасный момент, когда через сутки после операции из швов кровь потекла. Опять её – в операционную... Ничего, кровотечение остановили, всё обошлось.

– Ей лучше?

– Конечно. Видела б ты, как она теперь сидит ровно и головку держит... Она себя теперь называет «железная леди» – из-за конструкции в позвоночнике. Скорее уж – титановая.

– Катюшка верит, что Тинка будет ходить... Она ждёт от этой операции сказочного чуда. Даже не знаю, как ей объяснить, что ходить Тинка всё равно не будет, что это невозможно.

– Так и скажи. Есть такие болезни, которые нельзя полностью вылечить, но можно продлить и облегчить человеку жизнь.

– Тань...