Я вижу твои губы (СИ)

Солёные ручейки текли безостановочно, а рука, словно бы для того, чтобы всё нарочно усугубить, потянулась к наушникам и включила видео. Голос Тинки снова и снова на безупречном итальянском рассказывал о пролитой тайком слезинке, с ангельским терпением прощая всем дуракам их глупость и злобу, а Лия, чтобы не разбудить Катюшку, зажимала себе рот. Если бы не мигающий экран телефона, она не услышала бы звонок. Высвечивался номер Татьяны, который Лия сохранила себе в контактах, но пока не воспользовалась.

– Лия, вы как? С вами всё нормально?

– Да... Да, всё в порядке, – пробормотала та.

Успокаиваться пришлось на балконе, подняв лицо к темнеющему небу. Огоньки окон и фонарей плясали, растекались и двоились во влажной пелене, а спазмы всхлипов были почти сладкими – за гранью адекватности, в той точке исступления, из которой так непросто вырулить; выражаясь языком пилотов, в неуправляемом штопоре.

– Лия... О Господи, ну что вы! – пробормотала на том конце линии Татьяна.

Это не динамик передавал дрожь искреннего волнения в её голосе, это по каким-то иным каналам Лия ощущала живое присутствие, тепло ладони, запах... Да, запах она помнила: свежая футболка, аромат шампуня от волос. Кондиционированная прохлада студии, горьковатая терпкость чая, новогодний дух от мандариновых корочек (Катюшка всё-таки соблазнилась).

– Лия, не плачьте, пожалуйста... Ну, что мне сделать? Если бы я была сейчас рядом с вами...

– Я... я чувствую вас рядом, Таня.

– М-м... Хорошо, тогда я обнимаю вас... можно?

– Да... Я вас – тоже...

– А я подхватываю вас на руки. Всё хорошо, я с вами... Тинка в порядке, не волнуйтесь за неё. Осталось собрать совсем немного. Мы обязательно успеем. Операцию сделают, и всё будет хорошо, я знаю.

Перекошенное приподнятое плечо прижимало к уху телефон, а руками Лия обхватила себя. Они были продолжением голоса Татьяны, он управлял ими, а они реагировали на каждое слово, на каждую интонацию.

– Как вы там, Лий?

– Не отпускай... те... меня...

– Я вас держу... Кстати, можете мне уже не выкать. Сделано и сказано уже более чем достаточно.

– Тань...

– Да?

– Я вам... то есть, тебе... забыла кое-что передать там, в студии... Маленький подарок от Катюшки.

– Мне? Даже не знаю...

– Не только тебе... Тинке тоже. Я отдам, когда приду за портретом, ладно?

– Хорошо. Заинтриговала прямо...

– Да так, пустячок. Для поднятия боевого духа, так сказать... Тань...

– Да?

– У меня предложение...

Прижимая телефон к уху плечом, Лия бесшумно прошагала на кухню. Не включая свет и довольствуясь уличными фонарями, она достала из холодильника бутылку красного вина. Её силуэт в короткой кружевной сорочке скользнул тенью по стене.

– Я открываю вино и наполняю бокал... За Тинку... За то, чтобы всё прошло хорошо.

– У меня сейчас дома нет ничего с градусами. Я кофе сварю, ладно?

– Подойдёт... Ой, поздно ведь уже! Ты уснёшь потом?

– Да пофиг. Просто хочу кофе...

– Со сливками?

– Ага. И с тобой...

– Я вижу твой взгляд сейчас...

– И какой он?

– Пристальный... Ласковый...

– Угадала. А я вижу твои волосы.

– И какие они?

– Чудесные... Спадающие по плечам.

Лия вынула заколку и тряхнула волосами, отпуская их на свободу.

– Угадала. Кофе уже сварила?

– Турка уже на плите. Сейчас... Уже скоро. А ты меня этой... как её... масалой угостишь?

Лия рассмеялась приглушённо-серебристо, снова встряхивая волосами, чтобы до мурашек ощутить их воздушную щекотку на плечах и спине.

– Непременно.

– Ловлю тебя на слове. Кофе готов, наливаю.

– Вино уже ждёт. Согрелось чуть-чуть в бокале – в самый раз, чтоб аромат раскрылся.

– Замечательно... Я вижу твои губы.

– И какие они?

– Яркие... Влажные чуть. Пахнут вином.

– Так и есть... Только...

– М-м?

– Губы оставим на потом, ладно?

– Как скажешь. Извини, если тороплю события.

– Нет, всё хорошо. Слушай, а откуда у тебя мой номер?

– Ты же сама его вписала при оформлении заказа.

– Да, точно... А у меня из головы вылетело. Тань...

– Да?

– А куда ты убегаешь всё время... Ну, когда мы видимся?

Смешок на том конце линии.

– Это страшный секрет.

– Нет, ну правда, куда?

– Не вгоняй меня в краску. Я больше не буду убегать... теперь. Надеюсь. Катюха спит?

– Давно уже... А Тинка?

– Нет ещё. Она у нас, видите ли, сова.

– Она слышит?

– Нет, она в наушниках. Она полжизни в наушниках, если не больше. А бабушка на ночь беруши вставляет. Ей звуки мешают.

Окна домов гасли одно за другим. Время перевалило за час ночи, а разговор всё не кончался. У Лии разрядился аккумулятор в телефоне, и она кинулась в почту; сердце колотилось, как будто ей внезапно перекрыли воздух. Единичка во входящих уже бодро маячила, и Лия скорее щёлкнула по ней мышкой, жадно бросаясь в раскрытые объятия, из которых её бесцеремонно вырвали пресловутые технические причины.

«Батарейка села?»

«Ага».

Читая буквы на экране, Лия продолжала слышать голос – у себя в голове. Смайликами Татьяна пользовалась редко и умеренно, но Лия всё равно чувствовала её интонации.

«Лий, ты не устала ещё? Поздно уже».

«Есть чуть-чуть. Но мне так не хочется с тобой расставаться...»

«И мне. Но мне завтра можно хоть поспать до девяти, а тебе, наверно, раньше вставать».

«Мне – в шесть)))»

«Так, быстро в кроватку».

«А ты?»

«А меня, похоже, торкнуло)) Кофе...»

«Ну вот, так и знала...»

«Да ладно. Пустяки. Но виноват не только кофе)»

«А что ещё?»

«Угадай».

«Даже боюсь предположить)))»

«Ладно, не будем торопиться) Давай-ка, иди уже баиньки».

«Ужасно не хочется от тебя отрываться...»

«Завтра продолжим с того места, где остановились».

«Не отпускай меня...»

«Ни за что. Никогда. Реветь там только не вздумай, ага?»

«Поздно(( Уже реву...»

«Боюсь, придётся принимать крайние меры)»

«Это ещё какие?)))»

«Вернуться к теме губ».

«Ой, всё, я уже успокоилась)))»

«Эх... А мне так хотелось принять меры...»

«)))))))))) Ты можешь принять их просто так, без повода».

«Думаю, этим лучше заниматься в реале)»

*   *   *

Над кроватью Тинки висел листок бумаги с детскими каракулями – Катюшкин подарок, тот самый «козырь», но уже переделанный и дополненный. Три фигуры, держась за руки, спускались с крыльца здания с красным крестом и корявой вывеской «Болница»; если постараться, можно было угадать в крайних фигурках саму юную художницу и Татьяну, а в центральной – Тинку. Четвёртая фигурка встречала их у машины с букетом цветов; то была Лия. Тинку Катюшка изобразила идущей на своих ногах – без кресла.

Кровать была пуста и аккуратно застелена. Поток воздуха из приоткрытой балконной двери колыхал тюлевую занавеску.

Лия в лёгком длинном сарафане стояла на балконе, дыша предгрозовым ветром. Тучи наползали, затягивая небо жутковато-сизой тьмой, кроны деревьев шумели тревожно и сильно, по асфальту летела сухая пыль.

«Принятие крайних мер» состоялось. В обеденный перерыв, махнув рукой на нужды желудка, Лия заехала в студию за портретом; Татьяны опять не оказалось на месте, и Лия, затаив вздох разочарования, оплатила заказ и вышла на улицу с плотным бумажным конвертом, который показался ей тяжеловатым и чересчур пухлым. Сев в машину, она открыла его. Там она обнаружила не один портрет Катюшки, а всю фотосессию, которую Татьяна увлечённо нащёлкала. Ещё в конверте нашлась фоторамка – то ли подарок от студии, то ли лично от фотографа.

Она чуть вздрогнула от стука в стекло: к дверце склонилась Татьяна. Лия с улыбкой открыла дверцу и впустила её на сиденье.