Очаровательная плутовка

Однако в гневе Алина проигнорировала свой внутренний голос.

— Как вы можете так говорить об этих эскизах из кафе. Если бы они были такими плохими, то я лучше бы стала убираться, чем…

— Все, сдаюсь. — Маттей плюхнулся на кушетку и, вздохнув, разлегся на подушках. — Я действительно не видел ваши рисуночки… заметил только неясные линии. Пожалуйста, начните с ванной.

«Начни же наконец с ванной!» — снова крикнул ей внутренний голос, но Алина его не слышала.

— Подойдите сюда, господин Делагриве! — Она стояла у его рабочего стола. — Даже если вы сильно близоруки, нужно только приблизиться поближе, чтобы…

— Я даже не могу приблизиться, ведь я так близорук. — Он резко сел и снова опустил ноги на пол, однако вовсе не собирался направляться к столу. — А если вы не пойдете на свое место в ванную и не начнете убираться…

— Я не пойду в вашу ванную и не буду убираться, господин Делагриве!

—…тогда убирайтесь, вы уволены!

— Ошибка! — Алина глубоко вздохнула. — Вы не можете меня уволить, потому что еще и не приняли на работу!

— Ерунда! Это казуистика! — Его щеки потемнели от досады, а на виске запульсировала жила. Алина часто читала в романах, что если мужчина гневается на женщину, то в этот момент выглядит для нее много привлекательней. Это целиком относилось и к господину Делагриве. Из-за потемневших глаз и решительной складки вокруг рта он прямо-таки излучал возбуждение и энергию очарования. — Ерунда! — повторил он раздраженно и этим вырвал Алину из мира фантазий. — Нанял ли я вас непосредственно или через агента, все равно убирайтесь. В любом случае, вы…

— Никто не нанимал меня в уборщицы, господин Делагриве! — Если бы в эти решающие секунды он был в очках, то Алина, вероятно, чувствовала бы себя значительно увереннее. Как она могла произвести впечатление своими работами, если он даже не смог их увидеть? — Вы ошиблись во мне, ведь я успешно окончила Академию художеств и сейчас стремлюсь к карьере карикатуриста. А рисунки принесла как доказательство того, что я достойна, чтобы вы рекомендовали меня на работу в редакциях газет. — Алина, широко взмахнув рукой, указала на лежащие на столе листы.

Маттей же Делагриве взглянул в противоположную сторону.

— Быстро складывайте свои вещи и убирайтесь из моей квартиры!

Алина уставилась на него с открытым ртом.

— Это… это несерьезно с вашей стороны, — испуганно произнесла она через несколько ужасных секунд.

— Нет, это серьезно! Вон отсюда!

— Я помогу вам найти очки, — умоляюще предложила она. — Если бы вы только могли увидеть мои работы…

— Нет!

— Я охотно оставлю рисунки и приду завтра снова! Ведь когда-нибудь должны же найтись эти идиотские очки и…

— Нет!

Алина глубоко вздохнула.

— Означает ли это, что вы ни в коем случае не хотите оказать мне протекцию?

— Да, это так. Вон!

Разочарованно взглянула она на руку Маттея, которая, несмотря на все недостатки зрения, указывала точно на выход.

— Если бы вы могли хоть что-то увидеть, то не стали бы так обращаться со мной, — пробормотала Алина, собирая свои листы с эскизами.

— Вон!

— Вы делаете большую ошибку. — Прижав папку к себе, Алина поднялась по лестнице, идя за Делагриве.

— Не думаю, — сердито ответил он. — Каждый год выпускники пытаются с моей помощью попасть в какую-либо редакцию. Жаль, но ваш трюк не удался. — Он распахнул настежь входную дверь. — Вон!

— Но… ведь я даже еще не вошла, — пробормотала, запинаясь, стоящая перед дверью пожилая женщина в голубом фартуке поверх серого платья, с ведром для мусора в левой руке и со щеткой на палке в правой. — Я уборщица, которую агентство…

— О нет, не стоит продолжать фокус, дорогая! — Маттей Делагриве вытолкнул Алину в коридор и с осуждением уставился на находящуюся в полном замешательстве уборщицу. — Здесь у вашей предшественницы уже не вышла эта шутка. — Он показал на щетку. — Возьмите свои эскизы и исчезните вместе с мадемуазель. Я не хочу никогда видеть вас у себя.

Дверь захлопнулась, и пожилая уборщица, недоуменно качая головой, зашагала вместе с Алиной к еще стоящему на этаже лифту.

— Боже ты мой, как же я рада, что еще не начала здесь работать, — пробормотала она. — В наши дни эти агентства направляют нас к действительно невыносимым людям. Вы не едете со мной вниз?

Алина отрицательно покачала головой. Ей было необходимо утешиться, а что могло быть лучшим утешением, чем коньяк у Рууда Хуттмана?

— Ого! — сказал Рууд после первого взгляда на лицо Алины. — Вы знаете, где стоит коньяк. Обслужите себя сами!

— Все так хорошо начиналось, — уныло пробормотала Алина, вошла в забитую вещами и книгами комнату и поведала о происшедшем, поглощая бальзам души. — Почему он так не вовремя потерял свои очки? — жалобно закончила девушка.

Рууд Хуттман удобно уселся в любимом кресле и грел коньячную рюмку в морщинистых руках.

— Мой врач рекомендовал мне небольшие экскурсии при хорошей погоде… С тех пор я люблю проливные дожди и ледяные метели.

Алина удивленно подняла брови.

— Что вы хотите этим сказать?

— Никто не хочет того, что уже получил. Всегда желаешь нечто иное. Если бы господин Делагриве уже оказал вам протекцию, то, вероятно, в настоящее время у вас были бы совсем другие цели.

Она обескураженно сделала протестующий жест.

— Как никому неизвестная начинающая художница, я не могла желать для себя ничего большего, чем протекция Маттея Делагриве.

Рууд вздохнул, смакуя аромат нагретого коньяка.

— Хорошо, тогда еще одна история. Я четыре раза вступал в брак, последний раз — в шестьдесят пять лет, и думал, что нет ничего более прекрасного, чем брак с этой женщиной. Но теперь… — Его узкие плечи поникли. — Она принесла мне дорогой развод и двух поздних сыновей, которые получились такими красивыми, что должны были бы стать гомосексуалистами… Но, очевидно, еще станут!

— Эта история тоже не подходит! — Алина, слегка улыбаясь, поднялась. — Хорошо, дорогой развод смог бы меня предупредить, чтобы я не ждала от господина Делагриве ничего хорошего, но все-таки вы имеете от этого брака двух сыновей, которыми, очевидно, гордитесь. — Вздохнув, она пошла к двери. — Кто знал, что я из первого «брака» с Делагриве не смогу получить ничего положительного, кроме развода…

— Подождите! — Старик поправил свои очки, покопался на полке и достал маленький томик И.Б.Зингера. — Возьмите это с собой. Очевидно, сегодня у вас было мало радости. Теперь можно считать, что день не прошел совсем уж напрасно.

Девушка сунула книгу в карман жакета, наклонилась и поцеловала в щеку своего нового друга.

— Благодарю за все, господин Хуттман, и пожелайте мне удачи в будущем.

— Я весь остаток своей жизни буду желать вам только хорошего, — поклялся старик, прежде чем тихо закрыл за Алиной дверь.

3

Тетка заглянула в комнату Алины с таким видом, как будто только что ей сделали более чем безнравственное предложение. Но, если бы такое действительно произошло, она, вероятно, выглядела бы более дружелюбно.

— Тебя к телефону, — крикнула она, и по ее тону было ясно, что она рассматривает как фантастическое бесстыдство то, что живущему в ее квартире могут звонить по телефону.

— Благодарю вас, дорогая тетя, — сладким голоском пропела Алина, знавшая, что подобная дружелюбность меньше понравится ее тете, чем раздраженный ответ. — Кто это?

— Мужчина… — В теткиных устах слово «мужчина» прозвучало, как ругательство. — Старый мужчина… очень старый мужчина.

«Рууд»! — сообразила Алина. Отказавшись от дальнейшей дискуссии с теткой, она проскочила мимо нее и в передней схватила телефонную трубку.

— Алло! Алина у аппарата!

— Ну, наконец-то, — послышался хриплый голос Рууда Хуттмана. — Я уже думал, что не доживу до того момента, когда вы подойдете.

— Вы больны? — обеспокоенно спросила Алина.