Когда наступит утро (СИ)

- Да, - прохрипела Хэл.

- Вот и отлично! – отступил на пару шагов, смотря, как Хэл растирает кожу, где мгновение назад были его руки.

***

Астра-Лин не переменила позы за время рассказа. В глазах психотерапевта отчетливо просматривалась жалость вместе с профессиональной учтивостью. Интересно, сколько таких историй она слышит за день?

- И что было потом? – Астра-Лин наклонилась, переплетя пальцы.

- А потом Кай принялся выпрашивать у Герды встречу. Она долго отказывала, мотивируя тем, что расстались они на неприятной ноте, да и много лет прошло, но в итоге, как две половинки одного целого, все же встретились. Пили кофе, прогуливались, обсуждали былое, а что было потом – не знаю. Обнаглеть, чтобы открыто рассказать о ночи с другой, муж не осмелился. Думаю, Герде льстило его внимание: Кай красивый мужчина. Как у них развивались отношения – без понятия. Через несколько месяцев, пока я бродила по дому, словно тень: не смея поднять головы, не переча, молча переваривая его измены, Кай объявил о своем намерении пожить отдельно. Так и сказал: «Мне надо все обдумать». Я не возражала, - Хэл в такт словам пожала плечами, подчеркивая, что возражать в той ситуации было глупо.

- И вы уехали? – спросила Астра-Лин.

- Нет, мы уехали позже. Когда Кай умер.

Глаза психотерапевта недоуменно распахнулись.

- Вот как? – Астра-Лин сняла очки, чтобы снова протереть стекла тряпочкой. – Думаю, с этого стоило начать свою историю, - видя, что Хэл не торопится исправляться, доктор продолжила: - давайте по порядку. Кай решил пожить отдельно, что было после?

- Примерно через полгода мне позвонила Герда: попросила повлиять на супруга, чтобы он не так сильно ее донимал. Оказалось, что Кай ходит за ней, глядя глазами побитой собаки. Даже не представляю, как это выглядело,- покачала Хэл головой. - Я посоветовала Герде забыть мой номер. Еще через полгода начал звонить Кай – сказал, что определился с выбором, что скоро вернется в семью. Я была в ужасе, потому, что успела отвыкнуть от него – нам с Ани было так хорошо вдвоем! Но, вернуться муж не успел – попал в аварию, где разбился насмерть. Дорога в том месте коварная, а если прибавить гололед и метель – и вовсе за руль не стоило садиться.

Помолчали. Астра-Лин обдумывала сказанное, Хэл любовалась изображением магнолии.

- Вы скорбите? – закусив губу, поинтересовалась доктор.

Хэл пожала плечами:

- Я скучаю за ним, жалею, что у нас все сложилось так некрасиво, и в то же время испытываю облегчение. Та больная любовь к Каю, от которой я таяла, с каждым днем все больше превращаясь в тень – притаилась, но не исчезла полностью.

Женщина напротив кивнула, соглашаясь.

- Если теперь над вами не довлеет фигура мужа, отчего вы уехали из страны, почему решили обратиться к специалисту? – через несколько мгновений спросила Астра-Лин.

- Меня мучают кошмары, - вздохнула Хэл, отмечая, что они с доктором вернулись к тому, с чего начинали. – Кай снится мне почти каждую ночь. Иногда он что-то требует, иногда сны, как картинки недавнего прошлого. Они такие яркие, такие живые, что утром мне кажется, что реальность – сон.

- Думаю, что в данном случае с проблемой поможет справиться сеанс гипноза и медикаментозное лечение, - протянула доктор, вертя в руках очки. – Принимайте на ночь четвертинку таблетки, и не будете видеть никаких сновидений. Я выпишу рецепт, - Астра-Лин потянулась к блокноту, что лежал поблизости на низком стеклянном столике.

Хэл подняла глаза к потолку. Подумала, что, наверное, стоит сказать, что уже месяц принимает снотворное, но передумала. Возможно, ей назначат что-то более серьезное? Кивнула, благодаря, когда получила бумажку с печатью.

- Мы встретимся на следующей неделе, - поднялась из кресла Астра-Лин.

- Хорошего дня, - прощаясь, кивнула Хэл.

***

Весна плавно перетекла в лето. Сперва робкое, наполненное вкусом сладкой клубники, а после знойное, пахнущее арбузным соком, то лето плавило лед в сердце Хэл. Солнце шалило: выгорали пряди волос, выглядывающие из-под шляпы, золотилась кожа, давно не видевшая таких жарких лучей.

Море стало теплым, ласковым. Хэл любила раскинуть руки в стороны и долго лежать на воде, мерно покачиваясь и глядя на чистое небо сквозь темные стекла солнцезащитных очков. Обида на несправедливое обращение: жестокость, злые привычки Кая, постепенно испарялась сквозь поры на коже – море уносило все плохое, превращая горести в соль.

Хэл нравился этот солнечный край, но в сознание понемногу просачивались мысли о стране льдов. Там был ее дом, там остались родственники, да и Ани соскучилась по друзьям.

Дочь как раз подплыла, брызнула зачерпнутой в ладонь водой.

- Давай на берег, у тебя снова губы синие.

Хэл улыбнулась и послушно поплыла вслед за Ани. Подумала, что дочь куда ответственней, чем подобает быть детям ее возраста. Чувство вины нахлынуло внезапно, остротой затмив солнечный свет.

- Ани, детка, прости меня, - сказала Хэл, когда удалось проглотить ком в горле.

- За что? – удивилась дочь. Повернулась, стоя по пояс в воде.

- За то, что тебе пришлось повзрослеть слишком рано, - закусив губу, сказала Хэл.

Ани смотрела растерянно – не понимала.

Вокруг носилась детвора: брызгалась и хохотала, на отмели ребята постарше лепили зыбкие замки. Взрослые загорали, лежа на белоснежных шезлонгах.

- Тебе приходилось слышать частые скандалы, терпеть наши с папой ссоры – так быть не должно, - пояснила Хэл и снова сглотнула предательский ком.

- Ты думаешь, я не понимаю, что у тебя не было выхода? – вздохнула Ани. Плечи дочери опустились, когда она принялась говорить. – Я помню, что отец вел себя неправильно, помню твои тайные слезы в подушку, помню, как ты захлебывалась от обиды, когда думала, что я не слышу. Это не тебе нужно извиняться, больше никогда так не делай. Я тебя очень люблю, мама.

- И я тебя, доченька, - сказала Хэл, чувствуя, как сжимается сердце от нахлынувших чувств.

Закрыла лицо руками, потому, что сдерживать горячие слезы сделалось тяжело, а плакать, когда вокруг такая благодать – очень странно. Наверное, они с дочкой выглядели комично: торчащие в воде, как два пенька, и не вовремя затеявшие такую сложную беседу, но это казалось Хэл таким второстепенным.

Ани подошла, обняла за плечи. Мокрые руки, коснувшись нагретой солнцем кожи, показались ледяными. Хэл шмыгнула носом и сказала:

- Давай выбираться на сушу, нас ждут бутерброды и лимонад.

Ани повеселела, хмыкнула:

- Я рада, что к тебе наконец-то возвращается аппетит.

***

Я стою на вершине каменного утеса. Темные небеса почти ложатся на плечи, с грозовых облаков срывается колкий снег. Внизу беснуется море. Черные воды волнуются, шипят, разбиваясь о скалы. Отступаю на шаг, чтобы ненароком не сорваться вниз. Оборачиваюсь, краем глаза уловив движение неподалеку.

Позади стоит старец в синем, старомодном плаще и чудной войлочной шапке, из-под которой выглядывают седые волосы. Лицо его изрезано морщинами, один глаз закрыт темной тряпицей, второй глядит остро из-под густых бровей. На левом плече у старца сидит черный ворон. Вторая птица беспокойно кружит над головой. Старец опирается на высокую палку, больше похожую на посох: она кривая, но крепкая, ее поверхность отполирована до блеска морщинистыми ладонями.

Небеса озаряются первой молнией, следом раздается громовой раскат.

- Сын гневается, бьет молотом, - говорит старец низким голосом.

Ворон на его плече переступает с лапы на лапу.

Я отворачиваюсь обратно к морю и понимаю, что старец – Один. А грозою сердится Тор.

- Говорят, что ты часто бродишь по земле, оказывается – правда, - мой голос спокоен. Окончание фразы тонет в очередном раскате.

- Что еще говорят? – Один подходит ближе, спускает второго ворона с руки и птицы летят, голося наперебой и кружа над головами.

Среди бури карканье кажется мне особенно зловещим.