Когда наступит воскресенье (СИ)

Утро было пропитано сыростью: весь прошлый день и всю ночь накрапывал мелкий дождь, и теперь повсюду — на тускло-зеленых листьях, на каменных вазонах с давно увядшими цветами и на печальных, тонущих в прошлогодней осенней листве скульптурах — дрожали капельки влаги. Небольшие лужицы собрались на ступенях, ведущих от дверей дома, и на широкой мощеной дороге, что тянулась меж обступающих ее старых буков к черным чугунным воротам Малфой-мэнора. В лужах отражалось серое, еще не посветлевшее небо.

Скорпиус, подпрыгивая на каждой ступеньке, спустился от высоких двустворчатых дверей дома на дорогу и огляделся. По парку гулял ветер. Деревья, словно нехотя покоряясь ему, клонились и вздыхали, отчего парк наполнялся причудливой игрой света и тени, и полумрак вокруг то сгущался до зеленой бархатной тьмы, то становился совсем прозрачным, пронизанным тусклыми лучиками подернутого облаками солнца. Под слепыми взглядами скульптур Скорпиус сделал несколько шагов вперед, касаясь пальцами их влажных мраморных ступней; когда Скорпиус посмотрел на свои руки, то обнаружил, что кончики пальцев стали серыми от мокрой грязи, в которую после дождя превратилась пыль. «Темный Лорд заколдовал всех этих людей, — сказал Скорпиус, глядя на застывшие мраморные лица, — и теперь они плачут грязью». С крон деревьев над его головой срывались капли — казалось, идет дождь.

Скорпиус обхватил себя руками. Он все еще был одет в форменную школьную рубашку с коротким рукавом, в которой приехал из Хогвартса, и теперь чувствовал, что начинает мерзнуть. Чтобы немного согреться, он зашагал быстрее, но вскоре остановился, заметив узкую, вымощенную разноцветными выпуклыми камешками дорожку, мелькнувшую в просвете между буками. «Это тайная тропа лесного народца, — сказал себе Скорпиус, разглядывая дорожку, — наверное, она ведет к волшебному городу». Дорожка вилась в буйно разросшейся сорной траве — высокой, почти по пояс Скорпиусу — и исчезала за кустами рододендронов. Скорпиус вытянул руки и двинулся по ней, чувствуя, как стебли сорняков щекочут ладони.

Пробравшись через пышно расцветшие кусты рододендронов, Скорпиус остановился. Ветер налетел вновь, пригибая непокорные деревья, и в парке воцарился густой сумрак. Скорпиус ощутил сильный запах пряных трав, цветов и ежевики. «Мы вступили во владения лесного народца, — торжественно возвестил он своим спутникам. — Теперь мы должны быть настороже», — и, приложив палец к губам, пригнулся, словно кто-то мог следить за ним из-за листвы.

Какое-то время он сидел так, прислушиваясь к тихим шорохам, наполняющим парк, но наконец, сделав знак своим невидимым сообщникам не двигаться, осторожно повернул голову и посмотрел через плечо на мрачное, серое в туманном утреннем свете пятно Малфой-мэнора. Мэнор словно бы нависал над всем вокруг — над парком с заросшими полынью дорожками и печальными скульптурами, над чугунной оградой, даже над низким пасмурным небом — будто бы желал подмять всех и вся под себя. Неприветливый, кажущийся заброшенным, этот дом был первым, что увидел Скорпиус, когда вместе с отцом ступил за ворота, и даже здесь, в парке, Скорпиус ощущал его угрюмое присутствие. «Темный Лорд правит, одинокий, из своей неприступной черной крепости, — прошептал Скорпиус. — Он ищет нас и не может найти, потому что его взгляд не проникает сквозь завесу чар лесного народца».

В листве раздался тихий свист — подняв голову, Скорпиус увидел невзрачную бурую птичку: птичка беспрестанно поворачивала голову, взглядывая на него то одним, то другим черным блестящим глазом. Скорпиус улыбнулся. Птичка сидела совсем рядом, на тонкой, красиво изогнутой ветке, и, казалось, совсем не боялась человека. Время от времени она раскрывала клювик и издавала торопливый прищелкивающий свист.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — спросил Скорпиус. — Ты посланник лесного народца? — он сделал вид, что внимательно вслушивается в свист. — Да… Да… Я понял…

Скорпиус протянул руку, и птичка, захлопав крыльями, сорвалась с ветки и взлетела под самые кроны деревьев. Скорпиус вскочил на ноги и бросился за ней. «Она покажет нам путь! — крикнул он своим невидимым спутникам на бегу. — Она приведет нас… — Скорпиус замедлил бег, придумывая, куда может привести «посланник лесного народца», — …приведет в тайный город, где Темный Лорд никогда нас не найдет!». Он рассмеялся собственной выдумке и побежал дальше; птичка давно уже пропала из виду, но Скорпиус бежал и бежал по скользким камешкам заросшей полынью дорожки, пока она, нырнув в высокие заросли чертополоха, не исчезла. Скорпиус остановился. Ему не хотелось лезть в чертополох, но любопытство было слишком велико, и он, осторожно раздвигая толстые стебли, начал пробираться вперед.

Но за чертополохом дорожка кончалась — вернее, тонула в густой сорной траве, осыпающейся сухими семенами при каждом прикосновении. Скорпиусу пришлось низко нагнуться, высматривая в серо-зеленой дымке сорняков разноцветные камешки дорожки. «Опытный следопыт, — сказал он менторским тоном, — отыщет дорогу даже в зарослях… зарослях непойми-чего». «Не бывает такого растения — непойми-чего», — тут же возразил он сам себе, подражая голосу своей одноклассницы-всезнайки. «Нет, бывает. Это латинское название: Непоймиус Чегоус, — Скорпиус ударил ребром ладони по колоскам сорняков, сбивая на землю мелкие черные семена. — Оно очень ядовитое. Если мы не поторопимся, то заснем здесь навеки!». Он пошел быстрее и через некоторое время понял, что дорожка исчезла окончательно.

Вокруг темнели увядшие ирисы; Скорпиус протянул руку и задумчиво потер в пальцах сухой фиолетовый лепесток. Сумрак вновь сменился бликами тусклого солнечного света, и лиственный покров над головой стал совсем прозрачным — настолько, что можно было ясно увидеть темные прожилки на листьях. Сильно запахло медвяным ароматом диких цветов. В листве закричала птица — уже другая, с хриплым и скрипучим голосом. Совсем рядом со Скорпиусом, прямо перед его лицом, блестела невесомая нить паутины — он подул на нее, и паутинка взметнулась в воздух, то вспыхивая солнечным светом, то полностью растворяясь в расцвеченном зеленью сумраке. Где-то неподалеку раздался тихий мелодичный звон.

Скорпиус прислушался. Деревья и травы зашелестели под дыханием ветра, и вместе с ним вновь зазвучал тихий звон, вплетаясь в звуки парка какой-то особенной, печальной и взволнованной нотой. Скорпиус повернулся, пытаясь понять, откуда этот звон доносится. «Вы тоже это слышите?» — шепотом спросил он своих спутников. Один из них — тот, чей голос странно напоминал голос одноклассницы-всезнайки — хмыкнул: «Вот еще! Это всё твои глупые фантазии!». Скорпиус шикнул. Вокруг опять потемнело, и заросли трав превратились в расплывчатые серо-зеленые пятна. «Звук идет оттуда», — прошептал Скорпиус; он сошел с дорожки и стал пробираться через давно не стриженые кусты, которые прежде, должно быть, составляли небольшой лабиринт. Влажная земля под ногами была бугристой и скользкой; Скорпиус то и дело запинался или проваливался в ямки. «Остановись! — сказал его скептически настроенный сообщник. — Ты заблудишься и погибнешь! А еще испачкаешь брюки и ботинки». Скорпиус хотел было придумать, что скажет другой его спутник, но в этот момент подошел к кусту шиповника, преграждающему путь, и замешкался, раздумывая, как через него пробраться.

«Наверное, это врата тайного города, — прошептал он, изобразив благоговение. — Только чистый сердцем сможет войти в них». Скорпиус и сам не помнил, где он это прочел, но сейчас ему подумалось, что «чистое сердце» неплохо подходит случаю. Он попробовал отодвинуть несколько веток шиповника, и его взгляду открылся небольшой проем между кустом и колонной каменной арки, прежде украшавшей выход из лабиринта. «Вот, что я говорил!» — радостно воскликнул Скорпиус. Он повернулся спиной к шиповнику и, придерживаясь за колонну арки, начал продираться к выходу из лабиринта.

Шиповник цеплялся за одежду и, кажется, оцарапал шею, но в конце концов Скорпиус выбрался на открытую, выложенную мозаикой площадку. Посреди нее стояла узорчатая белая беседка; вернее, когда-то она действительно была белой, а теперь краска потускнела, потрескалась и кое-где уже осыпалась. Здесь деревья расступались, и над беседкой серело облачное небо; ветер гнал по площадке мелкий травяной сор, задувая его в беседку, где на полу, на скамейках и столике еще темнели прошлогодние осенние листья.