Зимняя сказка

— Нет, я не согласна. Конечно, здорово постоянно быть вместе, но дома у меня не будет никакой цели в жизни, кроме кучи грязного белья и приготовления обеда. Я хочу работать, идти вперед, добиваться поставленных целей.

— Хорошо, как скажешь.

Сон пришел незаметно, окутав их дымкой будущего счастья, которое каждый видел в своих грезах, долго искал, разочаровывался, снова влюблялся и в конце концов обрел окончательно сегодняшней ночью.

10

В три часа дня в понедельник один из отделов «Мен-Монпарнаса» гудел как потревоженный улей. То и дело слышались взволнованные голоса:

— А ты точно узнал?

— Обижаешь!

— Вы его видели?

— Конкретно я — нет, но другие…

— Когда он обещал прийти?

Жюли с самого утра чувствовала себя немного неловко. Дело в том, что все эти взволнованные реплики касались ее самым непосредственным образом и, как это водится в подобных случаях, смолкали, стоило ей приблизиться к беседующим. Нет, в них не было ничего обидного или предосудительного. Отнюдь. По всей вероятности, это была не праздная болтовня, но спланированный и четко регулируемый кем-то заговор. И Жюли даже догадывалась кем. Шарлем. Шарлем Шатобрианом собственной персоной. Но что же на этот раз взбрело ему в голову?

Приготовления к чему-то грандиозному бросались в глаза с самого утра. Началось с того, что Жюли встретили не обычные полусонные лица, а хитрые физиономии, которые подмигивали друг другу, добродушно гримасничали, словно намекая на грядущие события судьбоносной важности. Ажиотаж нарастал постепенно. Уже к обеденному перерыву у Жюли начал развиваться комплекс неполноценности, и причем не без оснований. Все знали что-то, а она нет. Все обсуждали это что-то, а она понятия не имела о предмете разговоров. И еще: всех до смерти веселили ее недоумение и растерянность. Нет, внешне, конечно, день проходил вполне обычно. Никто не ходил на руках в проемах между кабинками, никто не жонглировал апельсинами, никто не пытался устроить клоунаду. Но от этого не становилось легче, а только хуже, поскольку создавалось впечатление затишья перед бурей. Потом Жюли заметила краем глаза в одной из соседних кабинок кружевной голубой рукав платья в старинном стиле.

Масла в огонь подлил Луи. Конечно, не специально. Просто он думал, что мадемуазель Ренье еще не вернулась и потому довольно громко начал оглашать весьма и весьма подозрительный список:

— Картье, Жюрдефо, Анье, Гаргато… Поедете вместе с Кьюри на его машине. Он сказал, что места хватит.

— Рагани, Эримэ, Деданьяк — вы со мной.

Тут Жюли непредусмотрительно выглянула из своей кабинки: любопытство взяло верх над рассудком. Луи сперва покраснел, потом побледнел, сообразив, что, собственно, ничего такого ляпнуть не успел, улыбнулся во все тридцать два зуба и сказал как бы между делом:

— Вы хотели о чем-то спросить, мадемуазель Ренье?

Жюли только вздохнула: какой смысл спрашивать, если оппонент понял свою ошибку и сейчас применит всю свою изворотливость, чтобы замести следы и не выдать главного.

— Нет, ничего, продолжайте, — съехидничала Жюли и скрылась в своей кабинке.

Луи еще что-то пытался говорить, но слушать его перестали. Все поняли: дальше никакой информации уже не получишь, а все слова адресованы не столько тем, чьи фамилии называются, сколько Жюли Ренье, ибо их цель — сбить ее с толку. Но теперь сбить ее с толку было практически невозможно. Тем более что Луи, уйдя к себе в кабинет, явно прибег к скрытым маневрам и стал по очереди вызывать то одного, то другого сотрудника. Разумеется, кроме нее. То и дело с разных сторон доносились телефонные звонки, а потом звуки удалявшихся шагов. Отлично, месье Шатобриан, ну и получите же вы за свои манипуляции!

Жюли все это стало уже раздражать. Натали и Амели к тому же не захотели отвечать на вопросы и ушли от щекотливой темы.

И вот теперь Жюли сидела в своей кабинке и размышляла, что бы такое предпринять для прояснения обстановки? Может, наведаться в соседний отдел? Там наверняка слышали о готовящемся мероприятии. Но, с другой стороны, если уж затевается нечто грандиозное — а оно, без сомнений, затевалось, — то все будут отшучиваться, а если и найдется кто поязыкастей, его тут же одернут.

Оставалось ждать. Время тянулось медленно. Наконец стрелка доползла до пяти часов и тут началось что-то из ряда вон выходящее. Народ, похоже, решил массово взять отгулы на сегодняшний вечер. То там, то тут слышалось:

— Пока.

— До завтра.

— Еще увидимся.

Нет, это возмутительно. Повальное плохое самочувствие у родителей и детей? Через полчаса у Жюли сложилось впечатление, будто она осталась в отделе одна. Отлично. Катитесь со своим заговорщицким делом, а она не тронется с места. До конца рабочего дня. И никакие силы этого или того света не заставят ее покинуть здание хотя бы минутой раньше. Вот так! А вы думали, я отправлюсь следить за вами? Нет уж, не рассчитывайте, что я стану плясать под вашу дудочку.

Рассерженная Жюли снова принялась ждать. Собственно говоря, ей ничего другого и не оставалось.

Медленно ползла по циферблату стрелка. Тик-так, тик-так, отбивали часы. Вот и пять тридцать. Вроде все было по-прежнему. Жюли выглянула из кабинки: последние из могикан, вяло переговариваясь, стали расходиться по домам.

Жюли быстро собралась и решила, выскользнув через черный ход, обойти здание по коридору. Если там, за дверью, идущей к лифтам, притаились незадачливые сюрпризеры во главе с Шарлем, она вернется и сделает вид, будто очень удивлена. Но в коридоре, как ни странно, никого не оказалось. Уныло горели лампы, отбрасывая бледные тени на ковровые дорожки; неподвижно замерли в углах декоративные вазы и статуэтки.

Пожав плечами, Жюли стала спускаться. Может, затевают что-то на завтра? В любом случае стало немного легче: не сегодня.

Шарль уже ждал внизу.

— Ну как прошел день? — Он улыбнулся, в глазах, однако, блеснула едва заметная лукавая искорка.

Вот он, главный заговорщик. Ну держись, молодой человек!

— Неплохо. — Жюли нахмурилась. — Он прошел бы еще лучше, если бы ты не поставил весь отдел на уши.

— Я? — деланно удивился Шарль. — Да я целый день дома просидел, заканчивал рукопись. Нужно сдать к сроку.

— Именно поэтому, — непреклонно заметила Жюли, — ты свалил всю организацию на Луи. Он, бедный, целый день из кожи вон лез.

— Да о чем ты говоришь? — Шарль взял ее за руку и потащил вперед по улице. — Ни на кого я ничего не сваливал. И вообще, если мы хотели попасть сегодня в Булонский лес, то нужно поторопиться.

— Ага, — сообразила Жюли. — Так вот в чем дело. — Она остановилась посреди улицы, изобразив упрямство, достойное осла.

— А я передумала. Не хочу сегодня гулять. Лучше пойдем домой. — Дальше следовало понаблюдать за его реакцией. Если начнет уговаривать, значит, все дело именно в прогулке. Если нет… Если нет, значит, вышла ошибка и спектакль запланирован на завтра.

Шарль пожал плечами.

— Хорошо. К кому пойдем: ко мне или к тебе?

Жюли засомневалась. А стоит ли портить себе вечер, если не предвидится ничего особенного?

— Нет, — махнула она рукой. — Нет. Все-таки пойдем в лес.

Шарль кивнул и, оставив ее на тротуаре, пошел ловить такси. Через минуту за окном машины уже мелькали проносившиеся мимо фонари, дома, люди. Париж сиял огнями, рассыпая золотистые искры по небесам. Казалось, сами звезды, застряв на ветвях деревьев, озаряют улицы.

— Я так устала, — прошептала Жюли, склонившись на плечо Шарля. — Мы ведь не будем много ходить. Просто посидим где-нибудь.

— Хорошо, — согласился он. — Все для вас.

Булонский лес, как и в начале их романа, встретил их прохладой и тишиной. Древний парк блаженствовал в лучах догорающего за горизонтом солнца. Деревья будто замерли, лишь кое-где щебетали на ветвях прилетевшие, быть может, еще вчера птицы. Время от времени из-за деревьев выходили люди, а потом точно так же таинственно исчезали. Сам дух парка словно запретил здесь громкие звуки. Мужчины и женщины, словно подчиняясь этому негласному закону, говорили чуть ли не шепотом. Даже дети, обычно шумные и игривые, вняв лесному безмолвию, вели себя куда спокойнее обычного.