Сюрприз для мужа

— Да, и Пасху, и лето. Время от времени мне придется ездить во Францию, но… — Он глубоко вздохнул и продолжил: — Я не могу сказать тебе, что любил тебя, потому что знаю лишь одно — то, что сейчас люблю тебя. Я хочу тебя, ты нужна мне, я хочу видеть ребенка. Но если скажу, что любил тебя, это будет ложью. Я не буду обманывать тебя. Хочу заниматься с тобой любовью. Я хочу касаться тебя, целовать тебя, но… — Он на миг закрыл глаза: — Но без памяти, не зная, что…

— Неужели ты думаешь, что Натали права? Боишься, что, когда к тебе вернется память, ты узнаешь, что она говорила правду?

— Да, — честно признался он. — И все же я не могу поверить, что это правда. Не могу представить себе, что я чувствовал как-то по-иному, не так, как сейчас. — Немного отпустив ее, он взял ее за плечи и стал всматриваться в печальное лицо. — Мне надо разобраться со своей жизнью, Джеллис. Мне надо узнать правду. А если я не узнаю, то придется все забыть и начать заново. Я не стану… не смогу жить так.

— Да, — тихо согласилась она. — А чего она хотела? Чтобы ты поехал с нею?

— Да, — просто признался он. — А когда я отказался, она разозлилась.

— По ее виду этого не скажешь.

— Это верно.

— Но ведь она не отстанет, не так ли? Если она не заполучит тебя, то все сделает для того, чтобы развести нас. Когда мы в первый раз встретились, — медленно продолжала она, — когда мы в первый раз любили друг друга, я спросила тебя, почему ты так неохотно целуешь меня, и ты мне ответил, что я похожа на леди, которую легко обидеть.

— Я так сказал?

— Да, — прошептала она. — И еще сказал, что не хочешь делать этого.

— А ты думаешь, что я сказал это из-за Натали?

— Не знаю.

— Она может причинить нам боль, если мы ей это позволим, — тихо сказал Себастьен.

— Да.

— Вот почему я хотел, чтобы она выложила тебе все, что рассказывала мне до того, как ты вернулась домой. Я сказал ей, что остаюсь, а она расхохоталась и ответила, что после того, как расскажет тебе обо мне, ты не захочешь меня видеть. Мне надо было воспользоваться этим шансом, Джеллис.

— Да, — глухо согласилась она. «Но я не хочу знать никаких подробностей, мне плохо от одной только мысли об этом…» — Однако нашему браку ничто бы не грозило, я должна была это знать. И я забеременела вовсе не для того, чтобы удержать тебя. Это она солгала, а не я.

— Да.

— Но ведь ты не можешь этого знать, не так ли?

— Джеллис, — тихо сказал он и нежно взял в ладони ее испуганное лицо. — Если ты скажешь мне правду, я поверю тебе. Ты была у врача?

— Что? О да. — И с еле сдерживаемой улыбкой она добавила: — Нам надо подождать неделю, прежде чем таблетки начнут действовать.

— Понятно. А они нам понадобятся, Джеллис? Таблетки?

Глаза ее наполнились слезами, она зарылась лицом в его свитер и приглушенно пробормотала:

— Я люблю тебя. И до тех пор, пока мы не узнаем правду, если мы когда-нибудь ее узнаем… О Себастьен, я не вынесу снова такой жизни, но если ты…

— Нет! Нет. — Он еще крепче прижал ее к себе и стал покачивать, словно убаюкивая. И терся лицом о ее волосы. — Это обман, Джеллис. Наверняка это обман. Мы оба чувствуем это. Натали солгала.

— Да, — согласилась Джеллис. Но она понимала, что неизвестность всегда будет стоять между ними. Решительно вздохнув, она распрямила плечи и улыбнулась. — Как вел себя малыш?

— Прекрасно. Я не спускал с него глаз.

— А ты не остаешься только из-за…

— Нет. И мне нравится быть домоседом, — улыбнулся он. И от этой улыбки у нее на глазах снова появились слезы.

— Как больно, Себастьен.

— Я понимаю. Если бы я мог взять твою боль, то сделал бы это. Но если бы я избавился от Натали до того, как ты вернулась, она нашла бы другой способ все тебе рассказать. И возможно, еще более болезненный способ. Натали не из тех, кого можно запугать, а я не хочу, чтобы меня шантажировали. Но все-таки, каким же я был, Джеллис? Каким?

— Хорошим, — тихо и убежденно сказала Джеллис. «Но так ли это? Теперь меня всегда будут терзать эти вопросы. Я буду спрашивать себя, а что, если в один прекрасный день я ему надоем и он захочет бросить меня». — А правда, что она была здесь всего пять минут?

— Да. Как-то раз ты сказала, что я должен верить во что хочу, и вот теперь я тебе могу сказать то же самое. Несмотря на то, что она хотела сказать и что имела в виду, она пробыла здесь всего пять минут. Она попыталась поцеловать меня. Наверное, подумала, что, если бы я испачкался губной помадой, ты…

— Рассердилась бы? Обиделась? Или приревновала? Да, так оно и есть, — с болью сказала Джеллис.

— Но я не хочу ее, Джеллис. И не позволю этим воспоминаниям разрушить мою жизнь. Просто не смогу так жить. Я должен провести оставшуюся жизнь где-нибудь в другом месте и хочу, чтобы она началась здесь, с тобой и Себастьеном. Даже если я был таким, как утверждает Натали — хотя эта мысль не слишком-то успокаивает меня, — сейчас я не такой, а если память все же вернется ко мне, тогда я, по крайней мере, вспомню, как она себя вела и что произошло. И ни за что не поверю, что у меня не хватит здравого смысла и ума желать ее возвращения в мою жизнь!

— А вдруг ты и в самом деле любил ее? — грустно сказала Джеллис. — Разум тут будет ни при чем. «Уж кто, как не я, может судить об этом?» Она вымученно улыбнулась. — Сегодня, восемнадцатого декабря, начинается наша новая жизнь! — воскликнула она. — А через неделю в это время наступит Рождество.

— И таблетки начнут действовать, — с ироничной улыбкой пробормотал Себастьен. Его улыбка была немного натянутой, словно он улыбался через силу.

— Да. Семь дней импровизаций, а потом… Я лучше схожу посмотрю, не проснулся ли ребенок. Ему уже пора завтракать.

Себастьен кивнул, неохотно отпустив ее. Направившись к двери, Джеллис не видела, как помрачнело его лицо. А он не видел ее глаза.

Целых шесть дней они притворялись, улыбались, перехватывая взгляды друг друга, и занимались любовью нежно, но сдержанно, потому что между ними витал образ Натали. И они никак не могли забыть об этом.

Елка казалась живым напоминанием о Новом годе. По крайней мере, для Джеллис. А подарки что-то отчаянно обещали, но всему этому не хватало надежды. «И когда придет этот день, — размышляла она, глядя на разукрашенную елку, но почти не видя ее, — то кто-нибудь из нас признается, что всего этого недостаточно. И что слова Натали отравили эти обещания».

— Джеллис!

— Я здесь, — пробормотала она и с улыбкой повернулась к нему.

— Нужно менять шины, заднее колесо у тебя совсем лысое, — сообщил он ей.

— Правда? — рассеянно спросила она. Ее даже отдаленно не заинтересовал этот вопрос. — Как же это произошло?

— Джеллис, ты должна была заметить, что что-то не в порядке, когда вчера вечером возвращалась из деревни! — раздраженно бросил Себастьен.

Она покачала головой и задумалась.

— Ну-у, я просто подумала, что на шины налип снег. Или что-то в этом роде.

— А ты не проверяла колеса перед тем, как сесть в машину?

— Нет. А ты?

Он лишь скривился в ответ.

— Значит, ты тоже не проверял, — прошептала она и хитро улыбнулась.

— Сейчас я поменяю колесо, — сказал он, состроив благочестивую мину.

— Спасибо.

— А потом съезжу за индейкой.

— Спасибо. И не забудь про овощи.

— Не забуду.

Он отвернулся, и Джеллис краешком глаза заметила, как растянулись у него в усмешке губы. Но когда он ушел в гараж, уныние снова вернулось к ней. «Завтра мы сможем заняться любовью. А хочет ли он этого? А что будет на следующее Рождество? Малыш Себастьен, наверное, будет занимать все наше внимание, а количество подарков возрастет. Железная дорога, машинки… Трудно представить себе, как он начнет топать повсюду, смеяться, как будет радоваться. Но будет ли здесь его отец?»

Глядя на подарки — на дорогую ручку, свитер, — Джеллис пожалела, что не купила Себастьену что-нибудь другое, более интересное. Но ей ничего особенного не пришло в голову. В прошлом году какие-то дурацкие подарки вызвали у него смех. А теперь для него припасены заурядная ручка и свитер.