Обреченная быть счастливой (СИ)

Почти неделю Федя игнорировал меня, сохраняя молчание. Мои нервы были натянутой струной, и каждый раз мне хотелось броситься в его объятия.

Во вторник мы с Тори въехали в наш новый приют. Дочь уже не прыгала от восторга, я заметила ее печаль, она также устала от переездов, но ни слова не сорвалось с ее уст. Казалось, что в свои шесть лет она вобрала мудрость взрослого человека. Бабушка добавила в коридорчик комод, где мы сложили немногочисленную одежду, а в комнатах появились дорожки на полах, а в ванной тазик и резиновый коврик. На кухне стояла новая электроплита, на окнах – занавески. Все сверкало чистотой и хоть смотрелось убого, но нам не привыкать.

Из одной комнатки мы сделали уютную спальню для Тори. На стену возле кроватки повесили вышитое покрывало, которое нам подарила тетя Зина, на столик встала красивая лампа, приобретенная в детском магазине, вращающийся стульчик занял свое место рядом со столом. А на окошко мы наклеили забавных нарисованных зверюшек, также, на пол лег цветной детский ковер, который забрали из квартиры Жарова. Комната преобразилась и уже не было видно ни потертого деревянного пола, ни облупленной побелки на потолке.

В своей комнате я ничего не меняла, мне было все равно. Каждую ночь я просыпалась, пытаясь заглушить рыдания подушкой, утром глаза были опухшими. Говорят, слезы дают облегчение, но не в моем случае, изо дня в день мне становилось все хуже и хуже. Я не понимала, чем моя дочь заслужила такую судьбу, может напрасно я ушла от мужа, ведь там мы хоть жили в достатке. Но прежний страх за дочь все пересилил, и я снова убедилась, что все сделала правильно.

Осталось пережить пять дней, а потом всю жизнь без Жарова. Я представляла его образ: как он стремительным шагом входил в кабинет, что-то говорил Жанне, как оттуда доносился глухой смех, но к сожаленью, двери заглушали бархатистость его глубокого голоса и только ему присущую вибрацию. Потом вечерами я все эти мгновения раз за разом прокручивала в голове; порой мне казалось, что он хотел заговорить со мной, остановившись возле моего стола, я с замиранием сердца ждала его слов, но Федя стремительно уходил, оставляя за собой едва уловимый аромат одеколона.

В последний день работы я зашла к Олегу, и он с тревогой отдал мою трудовую книжку, несколько раз отдергивая руку, словно сомневаясь в правильности своего решения.

- Лиль, ты уверена? – увидев мой кивок, он тяжело вздохнул. - Марина, приглашает тебя в гости, ты ведь еще не видела нашего малыша.

- Не видела. Как вы его назвали?

- Ванечкой, мы хотим, чтоб ты стала его крестной.

- Это большая честь для меня, но …- я улыбнулась, а глаза начали пощипывать, - но мы, наверное, скоро уедем. Ваш малыш заслуживает, чтобы его баловала крестная мама, заботилась и засыпала подарками, а как же я смогу это сделать, если буду далеко.

- Когда ты уезжаешь?

- Еще не знаю, пока мы съехали с квартиры Жарова, - я протянула ключи, - пожалуйста, передай ему с моей искренней благодарностью, и скажи, что мы… Нет ничего больше не надо говорить.

- Ну что же, тогда завтра у нас, - Олег встал и провел меня до двери. - Мне кажется, что у тебя все будет хорошо, такая женщина как ты просто не должна быть одна.

Что было ответить ему? Я уже не верила, что когда-нибудь буду счастлива, хотя мимолетная надежда иногда и проскальзывала в моем измученном сердце, но наступал новый день и мечты одна за другой в очередной раз разбивались как стекло на осколки, а надежда меркла как звезды на рассвете.

***

Ванечка – сынишка Олега и Мариночки - был само совершенство: темный пушок покрывал его маленькую головку, губки бантиком, забавно выдвинутые вперед, делали его невероятно милым, а глазки, словно два маячка, излучали невинный мягкий свет, самый искренний и неподражаемый.

Марина светилась, после рождения сына она, казалось, стала еще красивее, беременность и роды совсем не обозначились на ее фигуре. Вот только в глазах была усталость, но это ни в коей мере не делало ее менее счастливой. Ее чувства к мужу и сыну были написаны на лице, и мне стоило большого труда, чтобы не разрыдаться от радости за них. Тори была в восторге от малыша и не отходила от него ни на шаг, улюлюкая ему, тихонько покачивая колыбельку.

- Где ты остановилась? - спросила меня Марина, когда мы остались одни.

- Сняла у бабушки маленький домик, вполне нормальный.

- Может, поживете у нас.

- Не говори глупостей, нам с Тори очень уютно там и к садику близко. Ты не против, если я оставлю твой домашний телефон воспитательнице, на всякий случай, а то вдруг…

- Я не против, только не сгущай краски. Олег говорил, что ты нашла новую работу?

- Нашла.

- Какую?

- Это не так интересно, лучше расскажи про сына, - я намеренно увиливала от вопроса, хотя ничего позорного в моей работе не было и все же мне было немного стыдно.

- Почему ты не хочешь рассказать о работе? – не поймалась на уловку Марина, - Я надеюсь, это хоть безопасно?

- Конечно, работа как работа.

- А Жаров как отнесся к твоему увольнению?

- Он еще не знает, все выяснится для него в понедельник. Думаю, он даже не заметит. Последнюю неделю Федя проходил мимо меня как - будто я пустое место.

- Я так не думаю. Почему ты ему не откроешься? Ведь любому понятно, что он к тебе неравнодушен. Не понимаю, к чему эти жертвы.

- Марина, ну что ты такое говоришь! – я возмутилась, хороший вариантик она мне предлагает, чтоб Федя просто рассмеялся мне в лицо, ха, никогда! – И еще, не говори, где я остановилась, даже Олегу.

- К чему такая таинственность! – Марина фыркнула, но кивнула.

Олег нанял женщину, которая занималась работой по дому и готовила еду, из-за этого у них с Мариной было настоящее сражение. И если обычно Олег проигрывал, то на этот раз он настоял на своем.

- Я все буду делать сама! - кричала Марина.

- Не будешь! – невозмутимо и очень спокойно отвечал ее муж.

- Я не хочу чужого человека в доме, - не успокаивалась она.

- И все же я не хочу, чтобы ты падала от усталости.

- Я буду много отдыхать с Ванюшкой.

- Это не возможно, он еще слишком беспокойный, чтобы дать тебе нормально поспать. И мне будет спокойней на работе, если ты не будешь одна.

- Так ты это делаешь для своего спокойствия, - снова завелась Марина.

- Не будь упрямицей! Неужели ты не хочешь все свое время посвятить сыну, - Олег улыбнулся, заметив ее колебание. - Ему ведь так нужна мамочка, а мне моя любимая, не обремененная ничем и никем, кроме сына и мужа.