Очарование первой любви

Но если бы Ван любил Эмили Лaнкacтeр, неужели он стал бы так нежно, так неповтoримо эротично целовать Энни руку?..

Дверь отворилась: на пороге появилась миссис Карлайл. Ван встал.

— Ван, ты не знаешь, где твой отец? — поинтересовалась она.

— Пошел за кофе.

Энни заметила, что своей мачехе он комплиментов говорить не стал. И, пожалуй, справедливо. В молодости Трисия Карлайл была красавицей, но сейчас лицо ее от многочисленных пластических операций стало походить на маску, а отсутствие морщин вовсе не скрывало возраста.

Тщательно уложенные волосы, дорогой костюм, длинные рубиновые ногти — все говорило о том, что на уход за собой Трисия тратит много часов в день и тысячи долларов в год. Она чем-то напоминала обстановку в доме у Карлайлов — такая же эффектность, бьющий в глаза блеск, вызывающая роскошь, а за этим сверкающим фасадом... Бог знает, есть ли там хоть что-нибудь кроме пустоты и тщеславия.

— Я бы, пожалуй, выпила шампанского. Ты не принесешь, дорогой?

Ван вышел. Трисия сразу же заняла его место — зеленые, густо накрашенные глаза ее смотрели на Энни с холодным, оценивающим любопытством.

— Кейт с самой помолвки витает в облаках, — устало заговорила она наконец. — Не знаю, что вышло бы из этой свадьбы, не возьми я дело в свои руки! Ни минуты покоя! Скоро приедут Алида и Гвидо — они прилетели еще вчера и остановились в кантри-клубе. Вы знакомы с матерью Вана?

Энни покачала головой. Ей было странно, даже дико слышать, что на свадьбу приглашена бывшая жена мистера Карлайла со своим вторым мужем. Но, должно быть, для общества, в котором развод стал обыденным явлением, это вполне естественно. Во Франции все не так, думала Энни: там жена может закрыть глаза на случайную интрижку мужа, но семья для французов — святое, и развод переживается как трагедия.

— Их пригласила Кейт, — продолжала Трисия. — Честно говоря, не думала, что Алида приедет, но, должно быть, до нее дошли слухи о новом увлечении Вана, и она решила увидеть все своими глазами! — И Трисия загадочно улыбнулась. — Алида — настоящая итальянка, — снова заговорила она, помолчав. — Они с Эдвардом совершенно разные. А в характере Вана взрывной итальянский темперамент матери причудливо смешался с рассудительностью и самообладанием отца. Думаю, вы с Алидой поладите: вы ведь сами живете и работаете в Европе.

В это время в библиотеке появились мужчины. Ван нес поднос с кофе, его отец — бутылку шампанского в ведерке со льдом.

У Энни голова шла кругом. О каких «слухах» говорит Трисия? Что за «новое увлечение Ванна»?

Неужели любовь к Эмили Ланкастер? Выходит, его недавний поцелуй — лишь проявление итальянской галантности, которое не стоит принимать всерьез?

Ван достал из буфета хрустальные бокалы причудливой формы и разлил вино. Энни одним махом выпила полный бокал, и ей стало немного легче. Но в мыслях она то и дело возвращалась к счастливым временам «Мечты морей», когда они с Ваном пили крепкий испанский кофе из дешевых чашек, купленных в портовом магазинчике.

Энни наблюдала за родными Вана с профессиональным интересом журналиста — точь-в-точь как зоолог изучает каких-нибудь редких и малоизученных животных. Но жить в этом доме она не согласилась бы ни за что! Все здесь было чужое, все давило на нее и угнетало. Сердцем она рвалась в Оренго, где ласково шелестят кроны вековых деревьев и сквозь пыльное стекло на потемневшую от времени полировку буфета прыгают веселые солнечные зайчики...

Окна в дальнем конце библиотеки выходили на дорогу. Вдруг в воротах показался лимузин.

К большому удивлению Энни, Ван обратился к ней:

— Пойдем, я познакомлю тебя с мамой и отчимом.

Едва они вышли из библиотеки, Энни спросила осторожным полушепотом:

— Разве ты не хочешь побыть с матерью наедине?

Ван вел ее под руку, от прикосновения его сильных, уверенных пальцев по всему телу у Энни разлился сладкий жар.

— Ты не знала своих родителей, — ответил он грустно, — и семейную жизнь представляешь себе по книгам. Наша семья не из тех, что описывают в сентиментальных романах. В сущности, все мы чужие друг другу люди.

— Но Трисия говорила... — начала Энни.

— А что говорила Трисия?

— ...что ...что твоя мать очень тебя любит, — на ходу сымпровизировала она.

— Неудивительно, что она так говорит, — с циничной улыбкой заметил Ван. — Это же так мило — любить своих детей! А Трисия без ума от всего «милого»... Она и своих детей обожает только пока они ходят по струнке.

Послышался звонок в дверь. Слуга в белоснежной ливрее бросился было открывать, но отступил назад, заметив Вана и Энни.

Ван отворил дверь, и на широком каменном крыльце, украшенном корзинами цветов, Энни увидела мужчину и женщину средних лет.

— Джованни! — воскликнула женщина, обнимая сына.

— Рад тебя видеть, мама. — Ван подставил ей щеку для поцелуя, затем протянул руку мужчине. — Ciao, Guido. Соmе va? (Привет, Гвидо. Как поживаешь? (итал.))

Отчим — лысоватый толстячок, на голову ниже Вана — пожал пасынку руку и похлопал по плечу.

— Познакомьтесь, это Аннет Ховард.

— Рада познакомиться. Ведь это вас Кейт называет «русалкой Джованни»? Если не ошибаюсь, вы знакомы с детства?

— Когда мы познакомились, я была еще ребенком, а Джованни — уже нет. — Энни догадалась, что матери Вана больше нравится итальянское имя сына.

— О нет, прошу вас, не напоминайте мне о том, как летит время! Это мой муж, мы с ним тоже знали друг друга с детства, но соединили свои судьбы много лет спустя.

Гвидо галантно склонился над рукой Энни.

В библиотеку они вернулись парами: Ван под руку с матерью, Энни — с Гвидо. Итальянец вел с девушкой обычную светскую беседу. По-английски он говорил гораздо хуже Алиды, и круглое лицо его осветилось радостью, когда Энни призналась, что говорит по-итальянски. Должно быть, бедняге не улыбалось молчать весь день.

Последней появилась еще одна «белая ворона» в обществе американских богачей — Эмили Ланкастер.

К этому времени все Карлайлы собрались в холле, а дом был полон гостей. Разряженные в пух и прах, они пили шампанское, обменивались сплетнями и восхищенно ахали при виде горы свадебных подарков, выставленных в малой гостиной.

Энни вместе с Гвидо стояла недалеко от украшенной цветами лестницы, когда в дверном проеме возникла женщина с пышной гривой рыжих волос. Женщина уверенно двинулась к Карлайлам и стала пожимать им руки. Эдвард и Трисия приветствовали ее радостно, словно добрую знакомую, — слишком уж радостно, на взгляд Энни.

Одета незнакомка была просто и со вкусом — платье из джерси цвета зеленой листвы, несколько ниток жемчуга на шее... и струящийся по плечам водопад рыжих кудрей.

Пока она здоровалась с Карлайлами, из гостиной вышел Ван. Судя по улыбке, осветившей его лицо, он был очень рад встрече.

Они обнялись и расцеловались, как старые друзья. Надежды Энни таяли на глазах. Ван с Эмили выглядели идеальной парой: неудивительно, что слухи о них донеслись уже и до Италии!

Тяжело вздохнув, Энни повернулась к Гвидо и принялась, возможно с излишним оживлением, рассказывать ему о южных портах, где случалось останавливаться «Мечте морей».

Но Гвидо, истинный сын процветающего Милана, не питал особого интереса к бедному югу Италии. В ответ он начал рассказывать Энни о красотах Альпийских озер... и вдруг запнулся.

Энни обернулась — перед ней стоял Ван рука об руку с рыжеволосой Эмили.

— Эмили, разреши познакомить тебя с моей старинной подругой Энни Ховард и отчимом Гвидо Росси. Леди Эмили — англичанка, но большую часть жизни провела в Штатах, — добавил он специально для Гвидо.

Эмили дружелюбно улыбнулась Энни: ее милое личико, усеянное веснушками, излучало доброту и симпатию. Она могла бы понравиться Энни с первого взгляда, если бы... ах, если бы только...

Побеседовать им не удалось: громкий мелодичный звон возвестил, что церемония начинается. Гости поспешили занять места в большой гостиной, напоминающей средних размеров концертный зал.