С любовью не играй

— Да, я позавтракала, — ответила она Саманте. — Съела немного клубники со сливками. — Помолчав, улыбнулась и добавила: — Но если вы надеетесь, что сегодня я соглашусь на пытки, вроде тех, которые физиотерапевты именуют упражнениями с эластичным поясом, то глубоко ошибаетесь. Приехал Говард, и мне хотелось бы провести весь день с ним. Мой сынок редко навещает свою бедную старую мать. А ведь одному Богу ведомо, долго ли мне еще дано любоваться своим единственным чадом. Вы мне принесли что-нибудь, милая?

— Ничего, мама, — вместо Саманты ответил Говард, сделав шаг вперед и осторожно погладив Джорджию по плечу. — Разве что немного песку, попавшего мне в ботинок. А теперь скажи, почему ты решила отказаться сегодня от физиотерапии? Или хочешь получить удар, играя вечером в той пьеске? Как, кстати, ее название? А, вспомнил! «Камилла»! — Говард наклонился и поцеловал ее в напомаженную щеку. — Должен тебе сказать, мама, что эта роль не совсем соответствует характеру твоего сценического дарования. Честное слово, ты так прекрасно выглядишь, что никто не поверит в твою смерть по ходу спектакля.

Саманта сразу же поняла, что Говард и его мать говорили друг с другом на двух языках. Один был ей доступен, другой, более интимный — нет. К последнему, видимо, относилась и последняя, наполовину эзоповская, фраза сына. Миссис Уоррен сердито откинулась в кресле. Ей показался совершенно лишним взгляд, который искоса бросил на нее Говард, явно означавший просьбу держать язык за зубами.

Джорджия Уоррен и не собиралась ничего говорить о том, что видела сына, целующимся в лифте с ее новой медсестрой. Она также не имела никаких намерений выговаривать Саманте и тем более увольнять девушку. И даже обошлась без банальной шутки о некоей посудомойке, осмелившейся поцеловать короля… Нет, ничего такого не последовало. Джорджия просто желала спокойно сидеть в своем кресле и не заниматься физиотерапией. Саманте была предоставлена полная возможность осыпать пожилую даму упреками. Благо, миссис Уоррен отлично знала, что последнее слово все равно останется за ней.

Говард пустился во все тяжкие. Другого такого мастера вкрадчивой речи надо бы поискать! Он играл с Джорджией, как кошка с мышью, сначала убеждая матушку, что она в любой момент может встать на ноги, и тут же напоминая о том, кто отвечает за ее здоровье. Сама же миссис Уоррен выглядела и впрямь Камиллой, слишком прекрасной, чтобы умереть.

Саманта смотрела на нее глазами, полными удивления и восхищения. В себя ее привел лишь довольный смех Джорджии, звеневший подобно кубикам льда, когда их бросают в хрустальный бокал:

— Милый мой, да ты просто возмутительный лжец, — заливалась смехом миссис Уоррен. — Ты отлично знаешь, что сейчас я выгляжу ужасно. Просто какая-то древняя мумия!

Говард облокотился на высокую спинку ее кресла и, подмигнув Саманте, сказал елейным голосом:

— Сколько же лет этой «древней мумии»? Пятьдесят? Постойте, дайте подумать… Если это так, то тебе было шестнадцать, когда родился я. Пять лет назад тебе стукнуло двадцать. А год назад ты сказала, что отпраздновала свое восемнадцатилетие. Знаешь, если так будет продолжаться и дальше, то мне волей-неволей придется постоянно лгать в отношении своего возраста. И может легко случиться, что очень скоро ты должна будешь всем объяснить, каким образом ухитрилась родить сына в десять лет.

Джорджия обиженно вытянула нижнюю губу:

— Ты же знаешь, что я стала невестой почти ребенком. А потом, возраст — понятие относительное.

— Относительное? — задумчиво переспросил Говард. — Мне в голову пришла мысль. Не начать ли тебе говорить, будто я твой брат? Причем старший?

Джорджия слегка нахмурилась. Слегка, потому что очень заботилась о коже лица и опасалась нажить морщины. Подумав, решила, что Говард, несомненно, ее разыгрывает. Или дразнит. Он для того и появился на свет, чтобы над ней издеваться! И все же… Говарду сейчас тридцать четыре года. Его виски уже начали слегка серебриться. Конечно, надо подумать, но, возможно, действительно имеет смысл начать уверять новых знакомых, будто он — ее брат.

— Джорджия, — сказал Говард, отходя от кресла матери, — я слышу, как завертелись колесики в твоей голове. Но я пошутил! А теперь, почему бы тебе не заняться физиотерапией под руководством Саманты? У меня есть дела в городе, поэтому я не услышу твоих криков и стонов, если таковые будут. А при достойном поведении к ужину ты получишь подарок.

— А почему не к обеду? Тем более что у вас с Самантой не хватит сил расстаться до шести вечера. Я в этом уверена.

Девушка с трудом удержалась от искушения совсем утонуть в подушках кресла, в котором сидела. Или же запустить одной из них в спину Говарда. Как и в его матушку.

Но в этот момент Говард обернулся к Саманте и улыбнулся ей, что заставило девушку сразу же забыть о мягких подушках и подумать о тяжелых вазах, стоявших рядом на столе. Ими можно было вполне расшибить ему голову.

— Я согласен, Джорджия, что для меня это будет ужасно трудно, — мрачно заявил Говард и тут же добавил: — И все же мне необходимо провести дознание, связанное с фирмой «Дойл, Хиггис и Пантони».

Глаза Саманты полезли на лоб. Она была шокирована. А больше — испугана. Значит, Говард точно запомнил фамилии ее друзей!

— Говард, — с тревогой спросила она, лихорадочно думая о том, как бы спасти от цепких когтей этого гостиничного магната хотя бы женщин — миссис Хиггис и миссис Дойл, — что вы намерены предпринять?

— Откровенно говоря, пока еще толком не знаю. Но, скорее всего, начну с приобретения двух больших букетов цветов, альбома пластинок с записью Марио Ланцы и коробки бисквитов для собак. Наверное, это было бы правильно. Как вы думаете?

Саманта вскочила, забыв от злости, что говорит со своим работодателем и его матерью. Причем в их апартаментах.

— Говард Эллиот! — воскликнула она. — Если вы воспользуетесь своим обаянием, чтобы обмануть этих бедных старых людей, то я…

— Что вы, Саманта! — Говард покачал головой. — Нет, лучше не говорите ничего. Я надеюсь сам решить, что делать. А сейчас меня утешает мысль, что вы наконец признали мое обаяние.

Саманта не успела подумать, что ответить, как Говард нагнулся, крепко поцеловал ее в губы и вышел из комнаты. Через мгновение послышался шорох открывшихся и тут же закрывшихся дверей лифта.

— Саманта! — воскликнула Джорджия. — Если он думает, что подарит мне идиотский букет цветов и все у нас пойдет как по маслу, то глубоко ошибается! — Она потянулась к своей трости и, схватив ее, сильно ударила наконечником о паркетный пол: — И вы тоже не клюйте на цветы, — продолжала она нравоучительным гоном. — По крайней мере до тех пор, пока вам не подарят три роскошных букета красных роз! А теперь скажите, что это за дело, ради которого Говард собирается покупать альбом пластинок и бисквиты для собак?

Саманта, сидевшая в кресле и нервно облизывавшая губы, не отрывала взгляда от двери, ведущей в коридор. В ней боролись гордость, и желание убежать отсюда, и мысль о том, что надо как-то зарабатывать на жизнь. Последних слов Джорджии она не расслышала.

— Извините, вы что-то сказали, миссис Уоррен?

Та посмотрела на нее с каким-то испугом:

— У-ух! — выдавила из себя Джорджия Уоррен, покачав головой. — Не буду врать и скажу, что в первое мгновение, увидев вас вместе, не поняла, что происходит. Но ведь Говард — очаровательное создание, не правда ли, милая?

— Очаровательное создание? — переспросила Саманта, встав перед сидевшей в кресле Джорджией. — Может быть. Но змеи подчас тоже бывают красивыми! — Опустившись на колени, Саманта стащила с левой ноги миссис Уоррен туфлю и твердым тоном объявила: — Будем заниматься. Пока вы сидите в кресле, нам лучше начать с легкого сгибания голеностопного сустава.

— У Говарда было больше женщин, чем весь штат, обслуживающий автомобильную стоянку в Голливуде, — неожиданно и с видимой гордостью заявила Джорджия. — Они липли к нему со всех сторон в надежде на протекцию, дабы каждую из них признали новой кинозвездой. Я лично очень не хочу, чтобы он им помогал. Серьезно. Я мечтаю, чтобы Говард нашел себе по-настоящему хорошую женщину. Не такую, как я… Ему уже пора.