Любовь и смута

- Придет время, сочтемся, отче, - сказал Лантберт, собираясь распрощаться и направляясь к дверям, однако отец Номиноэ остановил его.

- А ну, помоги мне, сынок, - бросил святой отец, приоткрывая сундук, стоявший тут же, у стены.

Граф придержал тяжелую кованую крышку, а отец Номиноэ тем временем извлек на свет божий небольшую флягу и две кружки, после чего пригласил гостя присесть рядом с собой на сундук, чтобы разделить с ним скромную вечернюю трапезу и выпить кружку сидра за все настоящие и будущие победы доблестного графа Лантберта.

Напиток, весьма почитаемый на северо-западе империи и употребляемый здесь вместо вина не нравился дижонцу своей излишней приторностью и крепостью, однако отказываться он не стал — сейчас, пусть не бургундское вино, но хотя бы и бретонский сидр был очень даже кстати.

- Сын мой, ты можешь без всяких опасений поведать мне обо всем, что угнетает твою душу, - сказал епископ, - будь уверен, твоя тайна не покинет пределов этой комнаты,  все сказанное тобой я позабуду тотчас после того, как ты покинешь мой дом.

-  Благодарю, отче, - с готовностью отозвался Лантберт, только и ждавший этих слов, чтобы начать разговор, - ты прав, есть нечто что не дает мне покоя, точнее говоря, просто сводит меня с ума.

Епископ понимающе кивнул, показывая, что готов внимательно выслушать своего гостя.

- Меня прокляла ведьма. Я никогда не верил в действенность этих проклятий, ведь святое крещение наш верный оберег от действия злых чар колдунов и магов. Но, отче, сейчас я должен признать — проклятье этой ведьмы забирает все больше власти над моей жизнью, притягивая со всех сторон беды, словно висельники воронье, и одолевает мою душу, насылая самые черные помыслы. Как мне вновь обрести покой, прежнее спокойствие и силу духа? Это проклятье измучило меня. Как сбросить с себя этот морок, помоги, дай совет!

Отец Номиноэ, как и многие, считал, и не без оснований, что люди Лотаря не только храбрые воины, но и отчаянные головорезы, не ведающие ни страха, ни человеколюбия, ни мук совести, никаких терзаний и сомнений. Поэтому весьма странно было выслушать такое признание от одного из этих людей. Однако, разумеется, священник ни чем не выдал своих мыслей.

- Что ж, с такого рода бедой справиться вполне возможно, - невозмутимо произнес он, вновь наполнив кружки. - Тебе необходимо дать обет строгого поста и соблюдать его неукоснительно до тех пор, пока ты не поймешь, что морок покинул тебя. Но прежде, для верности, заставь эту ведьму, о которой ты толкуешь, несколько раз кряду произнести Отче наш и при свидетелях отречься от своего проклятья. И, клянусь мощами святого Еремеи, очень скоро от твоего беспокойства не останется и следа.

- Это невозможно, отче, она умерла, - сказал Лантберт, мрачно уставившись на священника.

- И убил её ты, не так ли?

- А чего ещё заслуживает ведьма, кроме казни? Слишком много зла принесла она людям. Я не убивал её, я вершил правый суд и после справедливого судебного разбирательства, обличившего все её преступления, приговорил её к смерти. Увы, но мой друг и побратим помешал испить ей всю чашу причитавшихся страданий. И доныне досадую, что послушал его и малодушно смягчил приговор.

- Истинные друзья - вот благословение божье, - задумчиво заметил епископ.

Лантберт усмехнулся —  неуместное замечание святого отца рассмешило графа.

- Истинным божьем благословением была моя жена, - возразил он священнику, стерев с лица усмешку и заговорив вдруг изменившимся тоном - с тоской и нежностью, глядя прямо перед собой и ничего не видя: -  Свет не видывал женщины прекраснее. Она была совершенна. Так же, как совершенны звезды... как заря... как пение соловья по весне... Так же чиста и благоуханна как ландыш. Смиренна и добра, словно ангел небесный. Да, это правда, ангелы живут не только там, в Царстве Божьем, но и здесь, на земле, только вот живя среди смертных, они сами становятся смертными, - отсутствующий взгляд, хриплый, срывающийся голос вкупе с только что произнесенными словами о смерти не оставляли сомнений в том, что перед священником сидит убитый горем вдовец.

- Как давно почила с миром столь милая твоему сердцу супруга? - вежливо осведомился  отец Номиноэ, ясно понимая теперь в чем кроется настоящая причина душевных мук его гостя и насколько эти страдания глубоки.

- Она жива, - отвечал граф, посмотрев на собеседника так, словно только что пробудился от грезы.

 Этот ответ, надо признать, смутил священника, поставив его в тупик. Бургундец отвернулся, не спеша объяснять свои слова.

- Что же заставило тебя отказаться от неё? - вновь заговорил священник после непродолжительного молчания.

- Бог дал, Бог взял, - небрежно бросил Лантберт, мельком взглянув на распятие.

Этот ответ очень не понравился святому отцу.

- Коли она жива, ты должен вернуть её, - строго возвысив голос, сказал он, как будто отчитывал собственного непутевого сына. - Твои муки не из-за проклятья давно умершей женщины, они от того, что ты пренебрегаешь той, с кем сочетал тебя Господь.

- Это так же невозможно, как вернуть к жизни проклявшую меня чертовку и заставить эту злыдню отречься от проклятья, - так же возвышая голос, упрямо отмахнулся граф.

- Лантберт, я не знаю, из-за чего ты повздорил с женой, но одно я знаю точно - ты должен простить её и вернуть. В противном случае не будет тебе покоя. Не отвергай даров Создателя, сын мой, ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет. Не забывай об этом.

- Это невозможно, - повторил Лантберт, со злостью взглянув на священника. - Предательнице нет прощения.

 Кружка в его руке в одно мгновение растрескалась и раскрошилась, черепки со стуком посыпались на пол.

- Благодарю за совет, отче, - произнес дижонец, решительно направившись к двери. - Я буду поститься до тех пор, пока вновь не обрету душевное спокойствие. - С этими словами граф покинул домик священника.

Итак, дружины оставили Ван и, держась юго-восточного направления, двинулись в сторону Шалона. В первые дни похода отрядам пришлось тяжело  - надо было преодолеть разлившуюся после обильных проливных дождей реку и продвигаться вперед в непролазной осенней грязи, но по мере продвижения на юг бойцы повеселели: путь через плодородные аквитанские земли, путь в родную Бургундию, пролегал легкой и гладкой дорогой, а здешние вилланы, не в пример нейстрийцам, оказались вполне сговорчивы — местное население без какого-либо сопротивления снабжало отряды всем необходимым. Кроме того, Лантберт значительно пополнил воинский контингент, набрав себе новых бойцов из местных жителей — кого-то заманивая в свою армию щедрыми посулами и заманчивыми обещаниями, а кого и попросту забирая силком. В рядах баронов царило воодушевление, каждому пришлись по сердцу слова их сеньора, произнесенные им перед войском в Ване: « Отважные бургундцы! Император Лотарь вновь призывает вас! Он знает, что мы — его надежный оплот в борьбе с врагами великой франкской империи!»  - эти слова с гордостью повторялись на все лады на протяжении всего пути до Шалона.