Я - твое поражение (СИ)

Глядя на остывающий труп, бывший всего несколько минут назад отличным товарищем многим соотечественникам, я хотел, чтобы он немедленно исчез, пропал из моей жизни и я бы стал прежним Гефестионом, добрым, немного грубоватым, весёлым и беззаботным юношей, смехом встречающим любые перипетии судьбы. Кто я теперь? Чудовище! Ехидна, порождение линейских болот – девятиглавая гидра?

Феликс осторожно потрогал за плечо.

- Я того, закопаю, за палаткой, когда стемнеет?

- Да будь добр, и надо бы совершить возлияние в его честь. У нас ещё есть вино?

- Ты слишком много пьёшь, это не к добру.

- Слишком много болтаешь.

Феликс замолчал, склонившись над мёртвым телом, постарался придать ему достойный вид, не желая рассматривать тайный похороны, я вышел на воздух, заметив идущего ко мне Багоя, расхохотался.

- Как ты вовремя! Я хотел предложить Александру, отметить наше примирение! Как считаешь сегодняшний обед, подходящий повод?

Евнух не ожидавший от меня подобного миролюбия, застыл, переваривая в голове приветливые слова, уставился в лицо.

- Ты уже пьян?

- Есть немного!

- Немного? А по моему ты едва стоишь на ногах?

Я бросил взгляд на свои лодыжки и похолодел, заметив беловатые подтеки спермы. Впрочем, евнух мог и не знать о нашем утреннем воздержании и вряд ли осмелился бы спросить. К Аиду предосторожности!

Обняв за плечи, дыхнул ему в лицо крепким перегаром.

- Пойдём к тебе, решим некоторые сложности.

Если бы я предложил персу снести голову, он бы и тогда бы, не так побледнел, истолковав мои слова в совершенно неверном контексте, еле слышно пролепетал.

- Гефестион, лучше отдохни! Сон пойдёт тебе на пользу!

- Глупости! Я как никогда готов к переговорам, и ещё никогда не был настроен так лояльно в противоположной стороне.

И такие из меня полились казённые фразы, словно я читал их по невидимой книге, парящей в воздухе, аккурат напротив кончика носа. Опираясь на плечо евнуха, громогласно выражая ему своё расположение поплёлся подальше от окровавленного соотечественника, рьяными выкриками заглушая в себе рвущуюся душевную боль.

- Вот выпей, это тебя отрезвит.

Как бы не сопротивлялся Багой, через его неудовольствие забрался таки в нежно-бирюзовую палатку из щёлка с золотым куполом и даже присвистнул на пороге.

- А ничего так! Приятно!

Не спрашиваясь, опустился на роскошное низенькое сидение, покрытое куском драгоценной парчи с густой бахромой и кистями. Разглядывая пару столиков заставленных какими-то благовониями, драгоценными безделушками в виде золотых гепардов, пряжек –волков и диковинных зверей – слонов из полированной белой кости. На стенах висели наряды евнуха, как бы я не ненавидел его, приходилось признать, вкус у перса был отменный. Изумрудно-зелёные, синие как восточные ночи, пламенеющие оранжевые с окантовкой из голубых лент, унизанные жемчугом, шитые серебряной нитью. Огромный выбор! Ты любил дарить любовнику роскошные одежды, и не только их. Я заметил браслеты и цепочки, очевидно бывшие на хозяине прошлым вечером, и сброшенные возле зеркала за ненадобностью.

Выплеснув предложенный настой, кто знает, чего туда мог подмешать соперник, вальяжно забросив ногу на ногу, давая ему понять собственную ничтожность.

- Александр хочет чтобы я при всех обласкал тебя, - заметив как неуловимо вздрогнул перс, добавил,- не трясись. Словами, разумеется. Желание царя для меня приказ и я его исполню, более того, с сегодняшнего дня ты станешь мне равным, не только в сердце Александра, но и в глазах всего народа. Рад?

Багой отрицательно качнул головой, садясь напротив и принимая из моих рук пустую чашу.

- Ты не искренен Гефестион, и все твои слова – ложь. Все, от первого до последнего.

- Не веришь?

- Хотел бы! Ведь моё чувство к Александру, к человеку столь высоко ценящему тебя, заставляет искать достоинства, которыми он привязан к тебе. Прости, я пока не могу найти ни одного.

Мне хотелось одновременно, и смеяться, и плакать, злость на тебя, разболтавшего евнуху о наших отношениях, единственное что ещё держало на плаву. Медово улыбаясь я поманил Багоя пальцем.

- Хочешь знать, маленький зверёныш? Синяя лысая критская обезьянка. Приходи сегодня в нашу спальню, взгляни на своего так называемого «возлюбленного» как он будет стонать от счастья, лаская меня, хочешь услышать его слова…

- О мой нежный, прекрасный филэ?!

- Да! И множество иных!

- Незачем, я их слышу каждый день, когда за тобой опускается полог и ты идёшь, орать на своих инженеров, военачальников, проклинать ленивых мулов, которые не хотят тащить стрелометы, тогда Александр берет мои ладони в свои, подносит их к губам…

Не хочу вспоминать, что было потом.

Скажу только, что наше примирение пришлось отложить, в тот день я умудрился сломать наглецу три ребра и выбить напрочь нижнюю челюсть, Багой, к его чести будет сказано, яростно защищался, даже пару раз замахнулся на меня кинжалом. Жалкие попытки евнуха убить, оказались настолько смешны и нелепы, что, в призрении, я даже плюнул в его разукрашенную кровью рожу, и покинул палатку, боясь остаться там ещё на мгновение. Злость, как-то быстро ушла, т понимая, какие будут последствия, не стал ждать, направился прямо к тебе.

Наказание последовало незамедлительно, впрочем, оно совсем меня не расстроило, посаженный под арест в своей палатке на несколько дней, я беспробудно пил, рыгал, и снова пил. Потом пришёл Клит, поинтересовался у Феликса как проходит запой, потом, взял меня перекинул через плечо и понёс макать в протекавшую неподалёку речку. Глотая смешанную с тиной воду, я немного отошёл, осовело спрашивая какой сегодня день, и почему я не вижу лагеря.

- Проснись! Уже как неделя, как мы снялись и идём быстрым маршем к Бактрии, Александр сам ведёт войско.

- И оно его слушает?

- Пока да, но все хотят видеть тебя рядом с царем! Сильным, как настоящий македонец а не размазнёй, пускающим пьяные слюни.

- Пошли вы все, в Тартар! Устал, быть сильным! Слушай Клит, здесь же никого кроме нас нет, давай сбежим домой, а? На кой нам сдался этот восточный поход и Александр! Уйдём! В Пеллу! Я так по ней соскучился! Я забыл голос матери, не знаю жива она или нет! Что там с моими сёстрами? На днях, пытался вспомнить их лица! Не смог! Скажи Клит, разве это правильно?! Зачем мы пошли в Персию – чтобы отомстить за обиды греков, да мы уже десять раз отомстили, зачем забираться все дальше в эти дикие горы?! Здесь нет прославленный властителей, знаменитых сражений, чтобы покрыть себя славой на веки, только, жалкие кучки разбойников, разве это достойная цель для великого царя?

Клит очевидно думал точно так же, но боялся высказать мысли вслух. Мне же все позволено и будь ты тогда на берегу реки, я бы проорал тебе эти слова, без всякой оглядки на будущее.

Друг, только похлопал меня по мокрой спине.

- Ну будет, будет. Александр не сердится, уже не сердится. Велел тебе догонять армию, как только придёшь в человеческий облик.

Помог выбраться из бурной промоины и подняться на крутой берег. Везде, где хватало обзора расстилалась пустынная степь, только следы от потушенных костров, да разбросанный мусор, напоминали, что некогда здесь стояло огромное войско. Моя палатка одиноко торчала сбоку, у входа сидела Гестия и начищала песком медный таз. Я оглянулся на Клита, тот спрятал усмешку в бороду.

- Александр оставил тебя с какой-то целью?

- Возможно, только давай не будем стоять на ветру, а то ты уже посинел в мокрых одеждах.

Дожидаясь пока я переоденусь в старую греческую тунику, Клит сообщил вскользь, о здоровье Багоя, рассказал, что ты дважды поил его знаменитым бальзамом, от чего несчастного даже стошнило. Может поэтому, я смог улыбнуться через силу и сесть за стол, не чувствуя подвоха. Феликс принёс вина и двух жаренных фазанов, подстреленных лично сегодняшним утром. Раздирая пальцами жёсткую тушку птицы, я рассеяно слушал застольную беседу словоохотливого миротворца. Клит не отставая от хозяина, в поедании мяса, развлекал меня, перемешивая серьёзные темы с шутками, и вскоре осторожно подвёл главному.