Ома Дзидай (СИ)

И вот Наоки – передо мной. Схватки не избежать. От нее нас отделяют считанные мгновения. А мой возлюбленный добр, ласков и мил, как во все разделенные ночи…

– Не спорю, – рассмеялся он.

– Перестань! – Приступ гнева. Предательски сорвалась первая слезинка.

– Так заткни меня! Иначе буду продолжать. Я должен высказать последнее слово, нужно это тебе или нет.

Его чувства были ясны. К нему я испытывала то же самое. И не могла поднять бисэнто, пока нет опасности.

Мы встретили юность бок о бок. Долго изучали один другого. Переглядывались и поддерживали безымянную связь. Однажды мы познали тела и души друг друга. Решили держаться вместе, помня, что случай оборвет наш запретный союз. И вот он настал.

– Я благодарю тебя. За нашу любовь. – Сердце обливалось потоками крови. – С тобой я испытал то, чего не получил в отчем доме. Как и ты…

– Не нужно… – просила я сдавленным шепотом.

Каждое слово проходилось ножом по душе. Наоки меня совсем не слышал.

– Помнишь, мы мечтали о счастливой жизни вдвоем? О семье?..

Я промолчала.

–… Мы ведь поверили, что сможем. Но загаданное несбыточно, и мне жаль. Как бы там ни было, наша любовь прекрасна. Все равно. По-своему…

– Зачем, Наоки? Что ты делаешь со мной?.. Дурень!..

– Нам ничего не остается. Только биться на радость Коногаве. Ему нужен достойнейший слуга. Иначе и быть не может, – подытожил он.

Ход его мыслей прервало карканье вороны. Она кружила над нами в хмурой вышине. Мы прервались и немного пронаблюдали за ней.

Она прилетела не за падалью. На островах каждый знает, что одинокая ворона – глаза и уши сёгуна. От последних выживших он ждал ожесточенной борьбы.

– Я ни за что не убил бы тебя. Любовь не позволит. Не знаю, пошла бы ты на такое ради меня…

Я захлюпала носом.

–… Да и неважно! Смерть мне не страшна. Мир без тебя будет не тот. Я уверен. А ты должна жить. Ты заслуживаешь победы. Не зря же готовилась двадцать лет…

– Нет…

Никогда не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. Слишком много осталось во мне чисто человеческого.

– Может, есть другой выход?

– Мидори-тян, – Он отвел глаза, силясь выразить, что должен был. Затем Наоки посмотрел в мои. – Не говори глупостей. Если так, мы оба погибнем.

– Разве это плохо?.. Я тоже люблю тебя. Давай покончим с собой вместе?

– Ни за что. Не позволю. Не хочешь драться – заставлю!

Наоки не дал мне опомниться. Он занес над головой меч и произвел режущий удар. Мой клинок сдержал ниндзято.

– Повелитель не ждет!

Мы заколыхались, как ночные костры на ветру. Ворона ликующе каркала в небесах. А сёгун гадал над развязкой.

Я не спешила переходить в наступление. Наоки бил без конца, испытывая меня. Его меч вспарывал воздух со свистом. Стукался о клинок тяжелой нагинаты, петь заставляя сталь. Высокий и сильный, возлюбленный мог весь день так провести, пока своего не добьется.

Итоги будто предрекли заранее…

– Ну же, Мидори! Давай! – кричал он сквозь бешеный лязг.

Было тяжело переживать наше незавидное положение. Сбывалось наиболее страшное опасение: мне придется убить любимого человека. Безвыходно. Я пыталась свыкнуться с этим умозаключением.

Хотелось жить. Очень. Что еще лучше, вместе с Наоки. Умирать, так бок о бок. От чужих рук. Но это невозможно. К иному исходу я не была готова. Теперь уж точно.

Бой надлежало закончить.

– Ну же!

Своего он добился. Меч опять опустился, давя на бисэнто. Приложив усилие, я оттолкнула возлюбленного. Наоки начал терять равновесие. Открылся!

Я нанесла четыре точных пореза крест-накрест – по рукам и ногам.

Мышцы перестали его слушаться. По конечностям затрещала жгучая боль. Из ран засочилась кровь. Мое тело отозвалось теми же, мнимыми ощущениями.

Любимый зарычал, стиснув зубы и веки. Он сжал рукоятку меча мертвой хваткой.

Близился последний удар.

Я обрушила оружие на возлюбленного. Лезвие прорубило Наоки от грудной клетки до паха. Он не успел и вскричать.

Голодная сталь разбила кости, как хрупкий фарфор. Разорвала внутренности, кормясь их соками. Происходящее было отчетливо слышно. Все внутри меня сжалось.

Чавкая, клинок вырвался наружу. Наоки пошатнулся. Из раздвинутого чрева показались потроха и лениво вывалились на землю.

С неподдельным ужасом я осознала, что сотворила. Разум затуманился.

Еле хватило смелости взглянуть в раскрасневшиеся глаза. Я вздрогнула: они улыбались мне. Безумно, удовлетворенно.

Пачкая дзукин кровью, любимый силился заговорить сквозь бульканье во рту.

– П-про-щай… Ми-до-ри. – Слоги скакали на его языке. Звук затухал.

– Наоки… – проскулила я, точно побитая собака.

Глаза обволокли слезы. Образ возлюбленного расплылся. Трава приняла его тело в свои мокрые холодные объятия.

Ворона перестала нарезать круги, крикнула на прощание и улетела восвояси. Лесные птицы запели свою песнь в последний раз.

Три реки – ярость, горе и всепожирающая ненависть – слились в одну. Острием вниз оружие вошло в почву по древко. Я бросилась на колени к трупу любимого, рыдая.

Пальцы загребли уголки дзукина и сорвали его с Наоки. Я принялась гладить горячие щеки, узкие губы, невыразительный подбородок, тонкие брови. Вдыхать смрад порванных кишок. Пачкаться родимой кровью, обнимая возлюбленного.

На высокий лоб при падении опустилась прядь янтарных волос. Медовые глаза заиндевели. Наоки покинул этот мир, и его смерть была на моей совести.

– Прости меня… Прости! – шептала я, всхлипывая. Кричала сквозь плач. Недвижимое лицо покрывалось несчетными поцелуями, умывалось моими слезами.

Из лесной чащобы донесся стук конских копыт…

Комментарий к Часть вторая. Дурная Кровь (2-1)

41. Ниндзято – короткий меч, использовавшийся ниндзя.

42. Бисэнто – тяжелая разновидность нагинаты, японской глефы.

43. Дзукин – маска ниндзя.

44. Шиноби – синоним ниндзя.

45. Куромори – Черный Лес (с яп.).

46. -тян – уменьшительно-ласкательный именной суффикс, употребляемый при близких и неофициальных отношениях. Зачастую – при обращении к любимой девушке.

47. Куноити – женщина-шиноби.

========== Часть вторая. Дурная Кровь (2-2) ==========

Глава шестая. Узы Родства

93-ий день весны, 1868-ой год правления тэнно Иошинори

Разговор длился битый час. Мы поднялись на крепостную стену. Оттуда открывался вид неподдельной красоты.

– Гляди, Мидори, – ласково призвал хозяин замка.

– Чудесная картина, – беспокойно отозвалась я, подойдя к краю. – Я совсем забыла родной город. Здесь он как на ладони.

– Фурано ждал тебя. Ждал и я.

Я глубоко вздохнула:

– За двадцать лет нисколько не изменился. То же самое можно сказать о тебе.

– Но не о моей малютке, – оживленно отметил отец и простодушно захохотал. – Заметно подросла. Однако для меня ты всегда будешь ребенком.

– Пусть так.

Меня одолевала грусть. Чтобы отвлечься, я перевела взгляд на город, растянувшийся под ногами.

– Стою здесь, и кажется, будто мне снова пятнадцать.

– Ты ведь любила прохаживаться по стенам в круговую, – припоминал даймё.

– Потому что ты не давал выходить из замка, – холодно добавила я.

– Коногава пока не зовет тебя в Ому . Так что гуляй, где хочешь. Больше не стоит за тебя бояться. Ты куноити. Лучшая из лучших, раз напрямую сёгуну служишь, – Речь его под конец напомнила рокот молнии.

– Тоже мне! – фыркнула я.

Негодование подавил шепот. В мой невольничий путь тыкали все, кому не лень.

Отец уличил неприязнь, но притворился, что ничего не слышал. Он продолжил говорить о своем. А я погрузилась в раздумья.

Закатное солнце бросало на город цунами живительного света. Дома залило медью. Верхушки деревьев обуял губительный пожар. Река Тикума , которая змеилась вдоль Фурано, стекала с гор потоком серебра.