Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II (СИ)

Как видно, сына верховного жреца знал не только учитель.

После ужина Аменемхет первым встал из-за стола и поманил за собой Хепри, которого, как оказалось, дожидался. Хепри не мог понять, чем так понравился этому замечательному мальчику – ведь он-то ничем не замечателен!

Они направились в спальню по коридорам, уже погруженным в синие сумерки. Хепри, одетому, как прочие мальчики, только в короткую набедренную повязку, было зябко и страшно… ему хотелось поскорее уснуть, чтобы больше не видеть этой чужой комнаты, страшных учителей и своего нового друга – который уже стеснял его своими достоинствами и пугал своей знатностью…

Мальчик пошатнулся от усталости и вдруг почувствовал, что не знает, куда сворачивать - заблудился. Но Аменемхет направил его.

- Сюда, - шепотом сказал он. – Скоро ты запомнишь. Вот твоя постель.

Он помнил это, а Хепри уже забыл!

- Спасибо, - шепотом ответил он.

Мальчик почти ощупью пробрался к своему тюфяку, стараясь никого не задеть – некоторые ученики уже спали, крепко, как мертвые: так утомились за день. Хепри почувствовал, что и сам вот-вот упадет. Он плюхнулся на постель и приготовился вытянуться на ней и уснуть, как вдруг почувствовал, что кто-то садится рядом.

- Аменемхет, я очень хочу спать… прости… - прошептал он, чувствуя, как зевотой сводит челюсти, и ощущая себя последним невежей на свете.

- Да, я понимаю, - прошептал его старший знатный друг. – Но я только хотел спросить… Жива ли твоя мать? Кто был твой отец?

Бедный мальчик спасся единственным способом, который мог придумать – упал на постель, почти толкнув Аменемхета, и притворился спящим. Сын верховного жреца тут же вскочил, и Хепри ощутил его сильную, горячую обиду. Царственный мальчик быстрыми легкими шагами удалился к своей постели.

Хепри заплакал бы, но уже не осталось сил – он уснул.

Утром его кто-то растолкал, нет – встряхнул, почти стаскивая с постели. Мальчик в ужасе вскочил, протирая глаза, больше всего на свете боясь увидеть Аменемхета. Но это оказался только жрец.

- Вставай, лентяй, уже все проснулись! – сердитым шепотом сказал он.

- Прошу простить меня, - поклонившись и едва не клюнув носом, пробормотал Хепри, но жрец уже не слушал. Кто-то еще спал, но почти все мальчики встали и застелили свои постели.

Аменемхета уже не было, спальня была почти пуста.

- А где другие дети? – осмелился он спросить у жреца. Тот только сердито махнул рукой в сторону выхода.

- Ты останешься без завтрака! – крикнул он.

Хепри еще раз поклонился и побежал, поправляя измятую набедренную повязку; проведя руками по голове, он почувствовал, как колются отрастающие волосы. Он знал, что выглядит неприлично – нет, ужасно!

К своему огромному облегчению, Хепри догнал нескольких последних учеников у самой трапезной. Наверное, их всех накажут, но хотя бы не его одного. У него вдруг заныли все вчерашние синяки и рубцы.

Тяжело дыша и пряча глаза, он в конце этой позорной группы вошел в зал. Он не знал, заметили ли их – молча прошел к своему месту и забрался за стол рядом с Аменемхетом. Схватившись за ложку, как за единственное свое спасение, мальчик принялся хлебать холодный суп.

- Привет тебе. Удачного дня, - шепнул ему Аменемхет. Хепри робко поднял глаза и увидел, что друг улыбается.

Хепри улыбнулся в ответ – так значит, Аменемхет не рассердился!

- Я не разбудил тебя – спешил мыться, - почти извиняясь, шепнул сын верховного жреца. – Тебе тоже нужно вымыться, сменить набедренную повязку и обрить голову, но ты успеешь сделать это только днем. Надеюсь, что тебя не накажут за неопрятность.

“Конечно, накажут”.

- Аменемхет, научи меня застольной молитве и покажи, где у вас моются, - сгорая со стыда, попросил Хепри, уткнувшись взглядом в свою миску.

- Днем. Непременно, - обещал мальчик. – Сейчас мне нужно идти на урок.

Он закончил есть, встал и поклонился смотрителю. А потом быстрым шагом направился к дверям, на ходу сливаясь с группой других старших мальчиков. Хепри только вздохнул, полный зависти и горя.

***

День наконец наступил: Хепри перевалился через это утро, получив новые рубцы – наказание за неопрятность, кучу замечаний и еще большую тяжесть на сердце. Перерыв на обед обещал принести ему короткий отдых и большой стыд. Опять.

Аменемхет сам нашел его в коридоре и, взяв за руку, повел за собой.

- Я тоже вымоюсь с тобой, - ободряюще улыбаясь, сказал мальчик. – Чем большую чистоту соблюдает жрец, тем лучше.

Хепри передернулся.

В выложенной камнем купальне Аменемхет препоручил своего друга храмовому рабу, а сам передал себя в руки другого. Хепри было стыдно, что приходится раздеваться совсем перед чужим мужчиной, даже рабом, но, наверное, так правильно.

Его оттерли натроном, несколько раз облили водой, а затем быстро обрили голову. Потом вручили чистую набедренную повязку.

Все еще красный от стыда, мальчик неуверенно направился прочь; Аменемхет вскоре нагнал его.

- Ты сейчас быстро все сделал – не опоздаешь, - похвалил он. – Пойдем.

Миновал и этот день, остаток его был уже не таким мучительным – Хепри начал привыкать. Вечером он даже не чувствовал себя таким измотанным, как вчера.

Но как вчера, Аменемхет пришел к нему перед сном и спросил, садясь рядом:

- Кто твои родители?

Хепри понимал, что деваться некуда и вчерашнюю уловку повторить не удастся. Аменемхет был хорошим другом, но при этом сыном одного из самых больших людей в Та Кемет, горячим и гордым мальчиком… что будет, если Хепри поссорится с ним?

- Мой отец был… был жрецом, - очень тихо сказал Хепри, не поднимая глаз. – Младшим жрецом, которые живут в хижинах и ходят в простых поясах – я говорил тебе вчера о них…

Он почувствовал, как в горле закипает обида при этих словах.

- Понимаю, - так же шепотом ответил Аменемхет. – Но если твой отец был жрецом, он был достойным человеком, хотя и бедным… Он был молод, когда умер?

- Молод, - тихо ответил Хепри. – Девятнадцати лет.

- Он успел бы подняться в храме, если бы его дни продлились, - заметил Аменемхет. – Ты разумный мальчик, и у тебя, должно быть, был разумный отец…

Хепри зажмурился, чувствуя, как слезы собираются в уголках глаз. Одна, горячая как смола, капнула на избитую руку.

- Он умер от лихорадки или случайно? – продолжал пытать его знатный друг.

- Случайно, - буркнул Хепри. Поскорее бы Аменемхет замолчал. Но Аменемхет – главный, и его нельзя просить замолчать: оба мальчика, хотя им не исполнилось еще и одного десятка, уже это прекрасно понимали.

- А кто твоя мать? – спросил Аменемхет. – Она жива?

- Жива, - ответил Хепри.

Возникло молчание. Мальчики услышали, как кто-то из товарищей рядом вздохнул и завозился во сне.

- Моя мать больна, - шепотом сказал Аменемхет. – Моя мать – самая прекрасная и добрая госпожа на свете, но вот уже три года, как ее терзает неведомый недуг.

- Вот как? – шепотом воскликнул Хепри.

Какое-то неожиданное и страшное подозрение шевельнулось в его душе.

- А кто твоя мать? – спросил он.

- Госпожа Ка-Нейт, - ответил Аменемхет.

Он взглянул на друга, и Хепри увидел в его глазах жгучее страдание.

- Я очень люблю мою мать, - прошептал Аменемхет. – Я каждый день прошу бога исцелить ее, но одолевшая ее лихорадка слишком сильна…

- Неужели сильнее бога? – воскликнул Хепри и тут же спохватился.

- Не смей так говорить! – сердитым шепотом крикнул Аменемхет.

А потом вдруг наклонился к уху Хепри и прошептал:

- Моя мать родом из Мен-Нефер, города Ра и Птаха. Может быть, на нее напали демоны этого города. Ра очень силен, мать рассказывала мне, и его враги очень сильны…

Хепри чувствовал горячее дыхание на своем виске и слышал, как бешено колотится его собственное сердечко. Госпожа Ка-Нейт! Та самая злая госпожа, которую наказал бог Амон! Неужели мама снова сказала неправду? Или здесь ему лгут – Аменемхет и жрецы?