Филиппа

— Я вернулся в Брайарвуд всего через два дня после ее отъезда, — пояснил он. — Но перед этим велел ей дождаться меня. И все же она намеренно меня ослушалась.

Розамунда покачала головой:

— Вижу, вы совершенно неопытны в обращении с женщинами, милорд. Запомните: никогда не следует ничего запрещать женщине, ибо в этом случае она все сделает наоборот. И нарушит все запреты, — пояснила она и, тихо рассмеявшись, добавила: — Вы очень любите ее, верно? Садитесь. Сейчас принесут вино.

— Скажите, мадам, как это вам сразу удалось разглядеть то, чего упорно не видит ваша дочь? — с отчаянием проронил он. — Я постоянно спрашиваю себя, способна ли она любить.

— Она безмерно любит вас, — уверила Розамунда, вручая ему кубок сладкого красного вина. — За эти два дня мы с Филиппой разговаривали больше, чем за последние годы.

— Но почему она не откроет мне сердце? — настаивал граф.

— А вы? Почему молчите вы? — с лукавой улыбкой отпарировала Розамунда.

— Но я мужчина! — совершенно серьезно возразил он.

— А она — придворная дама, которую учили никогда не выказывать чувств, если джентльмен не признается первым! — торжествующе воскликнула она.

— Раны Христовы! — выругался граф.

— Я и сама не сказала бы лучше, милорд! — похвалила Розамунда.

— Мама! Филиппа говорит, что ни за какие коврижки не спустится вниз! — пожаловалась подбежавшая Бесси. — Эта дурочка упрямее барана! Отчим не выдержал и пошел за ней.

— О, Бесси, негодница, как ты можешь так чернить сестру? — смеясь, упрекнула Мейбл.

— Что случилось? — удивился лорд Кембридж.

— Бесси послала Логана привести Филиппу, потому что она не желает идти.

— О Господи! — с ухмылкой воскликнул Томас Болтон. Воздух разорвал дикий визг. Еще один.

— Похоже, там кого-то убивают! — встревожился граф.

— Нет, это всего лишь отчим Филиппы ведет ее вниз, — пояснила смеющаяся Розамунда.

В комнату вошел лэрд, через плечо которого была перекинута брыкающаяся Филиппа, и, приблизившись к графу, сбросил женщину ему на колени. Филиппа с воплем ошпаренной кошки спрыгнула на пол и, набросившись на отчима, принялась колотить его кулачками. Логан Хепберн разразился смехом, но Филиппе стало не до него. Повернувшись, она подступила к мужу.

— Позволяешь этому чертову шотландскому дикарю так со мной обращаться, милорд? — разъяренно прошипела она. Обычно прибранные волосы разметались по плечам и колыхались при каждом движении.

— Доброе утро, мадам. Насколько я припоминаю; во время последней беседы вам было приказано ждать моего возвращения из Хэмптон-Корта. И только потом вместе со мной отправляться на север, — начал он.

— Может, мне нужно было пропустить свадьбу сестры из-за кардинальских дел? — огрызнулась Филиппа.

— До свадьбы еще несколько недель, мадам, — возразил граф.

— Хорошо, милорд, в таком случае мне необходимо было повидаться с матерью.

— Но зачем? Неужели это настолько важно, что ты не могла меня подождать?

— Мне нужно было узнать, что такое любовь, — прошептала Филиппа. — И почему ты никак не полюбишь меня…

Ее глаза блестели непролитыми слезами.

— Что, во имя всего святого, заставляет тебя считать, будто я не люблю тебя? — возмутился граф, чувствуя себя на седьмом небе.

— Ты ничего не говорил! — Филиппа залилась слезами.

— Кровавые раны Христовы, неужели ты воображаешь, что я галопом примчался из Оксфордшира в Камбрию из нелюбви к тебе? Что с тобой, дорогая? Конечно, я люблю тебя! Обожаю! Ты так прекрасна, что при одном взгляде на тебя у меня сжимается сердце! И ты отважнее, чем любая женщина из тех, кого я знал! Сама мысль о том, что я мог потерять тебя, невыносима! Ничего страшнее я не испытывал! Я люблю тебя, и никогда не сомневайся в этом, малышка!

— О, Криспин, и я тебя люблю! — прорыдала Филиппа, бросаясь в его объятия.

— Иисусе, Мария! — простонала Элизабет, закатив глаза и воздев руки к небу.

Но граф и его жена уже целовались, не обращая ни на кого внимания. А остальные улыбались, довольные, что все улажено.

— Не смей ругаться, Бесси, — строго велела Розамунда. — Такое поведение не подобает дамам! А теперь давайте соберемся у очага, ибо у меня есть что сказать.

Помедлив и взглянув на свою старшую дочь, она объявила:

— Похоже, весной мне предстоит стать бабушкой. Ты носишь ребенка, Филиппа, хотя сама этого не сознавала.

Рот Филиппы сам собой открылся, но с языка не сорвалось ни звука. Она попыталась что-то сказать, но, поймав предостерегающий взгляд матери, поскорее сжала губы.

— Разумеется, дитя мое, это твой первый ребенок, и ты просто не могла заметить тех важных признаков, которые сразу разглядит женщина опытная, — продолжала Розамунда. — Я все тебе объясню позже, в уединении моей комнаты. Ну, зятек, а ты что скажешь? Твоя жена исполнила свой долг, и у тебя появится наследник.

Мадам, я поражен и восхищен! — объявил он, вновь принимаясь целовать жену, и, опасливо оглядевшись, шепнул ей: — Говорил я тебе, что в ту ночь мы зачали ребенка.

Филиппа залилась краской.

— А теперь нам следует поговорить о Фрайарсгейте. Как всем вам известно, моя наследница — Филиппа, — объявила Розамунда. — Филиппа, он твой и твоего мужа, по праву рождения. Теперь у вас будет дитя. Займешь ли ты свое законное место, дочь моя?

— Мадам, я выскажусь от нас обоих и должен признаться, что, хотя мы глубоко благодарны за ваше великодушие, все же отказываемся от Фрайарсгейта, — ответил граф.

— Ты должна смириться, мама, — вторила Филиппа. — Прости! Я знаю, как сильно ты любишь свой дом, но я к нему равнодушна. Мое место в Брайарвуде.

— Но твой второй сын мог бы получить эти земли, — настаивала Розамунда.

— Нет, — покачала головой Филиппа. — Мой второй сын, если он родится, конечно, будет придворным. Начнет карьеру пажом, и кто знает, каких высот достигнет.

— И вы согласны с ней, милорд? — обратилась Розамунда к графу.

Тот кивнул».

— Да, мадам. Мы с Филиппой оба служили при дворе, хоть и в разных должностях. Мы — истинные придворные, какими, вне всякого сомнения, когда-нибудь станут и наши дети. Камбрия и ваши обширные владения — не для нас. У нас просто не будет времени управлять Фрайарсгетом как полагается, и, кроме того, имение чересчур далеко от Лондона.

Розамунда тяжело вздохнула.

— Тогда для чего я старалась всю жизнь? — пробормотала она, словно про себя. — Всеми силами удерживала Фрайарсгейт? Никому не отдала? Потеряв сына Оуэна Мередита, я возложила все надежды на тебя, Филиппа. Бэнон получит Оттерли, и ей Фрайарсгейт тоже не нужен. Что мне теперь делать? Я почти все время провожу в Клевенз-Карне, ибо там должны расти сыновья Логана. Кто же теперь позаботится о Фрайарсгейте?!

— Я, — коротко объявила Элизабет, и все в удивлении повернулись к ней.

Младшая из дочерей Оуэна Мередита. Ее малышка. Девочка, которая всюду ходила за ней как привязанная, а позже босиком гонялась по лугам за овцами. Но теперь все неожиданно поняли, что она выросла. Бесси больше не ребенок. Молодая девушка, которая вот-вот станет женщиной.

— Я позабочусь о Фрайарсгейте, мама, потому что люблю его так же сильно, как ты. Я никогда не хотела служить при дворе или быть где-то, кроме Камбрии. Это мой дом. Мои земли. Фрайарсгейт должен быть моим. Ты не можешь отдать его Хепбернам. Фрайарсгейт останется английским.

Розамунда от изумления онемела. Впервые за много лет она разглядела младшую дочь и увидела перед собой копию Оуэна. Оуэна, так горячо преданного Тюдорам. Оуэна, полюбившего Фрайарсгейт с того момента, как увидел.

— Да, Фрайарсгейту следует остаться английским, — согласился Логан. — Кроме того, мои мальчишки не будут знать, что им делать с овцами. Девочка права, Розамунда.

— Права, — подтвердил лорд Кембридж, обнимая младшую Мередит. — Если Филиппа и Бэнон отказываются от Фрайарсгейта, отдай его Бесси, и никому другому. А ты, Бесси, что скажешь? Будешь ли наследницей Фрайарсгейта, как твоя мать до тебя?