Любовь и смута

- Это как?

- Да проще простого! Пригрозила этому трусливому олуху, что муж нашей доходяжки с него три шкуры сдерет за воровство их драгоценности. Отдам тебе кольцо только после того, как ты расскажешь мне кто ты, откуда, кто твои родители и кто твой муж, - добавила она, вновь обращаясь к новенькой.

Юстина звонко расхохоталась:

- Дидимия, ты дважды просчиталась! - заметила она подруге сквозь смех. - Эта несчастная не помнит ничего, даже своего имени!

- Не может быть... - разочарованно проговорила Дидимия, бросив на новенькую испытывающий взгляд.

Незнакомка смотрела совершенно равнодушно, не проявляя никакого интереса ни к разговору, ни к собственной вещи.

- Возьми, - сказала погрустневшая Дидимия, положив кольцо в руку новенькой.

- Ты можешь пожертвовать эту драгоценность нашему монастырю, а в том случае, коли  надумаешь остаться с нами, это будет твое приданое, - сказала Юстина новенькой, не без тайного удовольствия отметив про себя то, с каким безучастием незнакомка приняла свое обручальное кольцо.

- Послушай, мы сейчас придумаем тебе новое имя! - вновь оживившись, заговорила с новенькой Дидимия.

- Верно! - согласилась с подругой Юстина. - Вот, к примеру, как тебе Хлотехильда? Какое прекрасное имя!

- Вот уж нет,  - тут же возразила Дидимия. - Хродехильда определенно звучит красивее, чем Хлотехильда!

- А Нантехильда? Ещё красивее!

- Уж тогда Теодехильда!

- А может ей назваться Агнехильда, к ней лучше идет!

- Мне ещё долго ждать? - раздался хотя и спокойный, но полный скрытого негодования и угрозы голос сестры Сигиллы.

Обе монахини, виновато переглянувшись, поспешили к старой немощной женщине, лежавшей на соседней кровати.

Едва они успели справиться со своей тяжелой работой, как дверь лечебницы вновь открылась и на ступенях порога появилась ещё она монахиня. Это была уже немолодая, но все ещё очень красивая женщина: высокая и статная, блиставшая гордой прямой осанкой, с выразительными чертами лица и открытым взглядом огромных темно-голубых васильковых глаз.

- Ах вот ты куда запропастилось, - кивнула она Дидимии.

- Цезария направила меня сюда, в помощь Юстине, - как бы оправдываясь, ответила та.

- Как здоровье нашей достопочтенной сестры Сигиллы? - с искренней тревогой в голосе поинтересовалась вновь прибывшая, направляясь к кровати монахини, попутно бросив быстрый внимательный взгляд на новенькую.

-  Чего тебе здесь надо, Теоделинда, зачем ты явилась сюда? - весьма неприветливо отвечала ей со своей кровати пожилая монахиня.

Сестры почтительно посторонились, пропуская вошедшую к кровати болящей, и замерли поодаль, смиренно опустив очи долу.

- Пришла справиться о вашем драгоценном здоровье, достопочтенная сестра, - отвечала Теоделинда, сопровождая свои слова сияющей белозубой улыбкой, - и просить вашего благословения. Благословите, матушка Сигилла! - с этими словами монахиня грациозно опустилась на колено и склонила голову.

У пожилой монахини от гнева побелели и затряслись губы.

- Нет тебе моего благословения! Изыди, порождение ехидны! - отчаянно прохрипела больная и, отвернув голову, закрыла глаза, предавшись истовой молитве.

- Отчего вы так несправедливы ко мне, достопочтенная сестра? Разве перед лицом вечности не надлежит нам прощать всех, даже тех кого мы почитали в своем заблуждении врагами? - произнесла Теоделинда, вновь выпрямив свой стан и поглядев на сестёр так, словно призывала их подтвердить правоту своих слов.

- Должно быть, сестра Сигилла весьма опасается Божьего суда, пред которым вскорости предстанет, и оттого не в духе теперь, - молвила Дидимия, исподлобья глянув на пожилую сестру.

- Уверена, что душа достопочтенной сестры невинна словно агнец и ей не стоит бояться предстать пред Богом, - заметила Теоделинда.

- Но тогда отчего она так строга и неприветлива?

- Может статься, Сигилла печалится не о своей душе?

- А о чьей же?

- Дидимия, как ты не догадлива. Она пребывает в большой печали обо всех заблудших душах, коих множество в этой обители, ведь каков пастырь, таково и стадо.

- И то правда, любезная сестра, Сигилле есть о чем сокрушаться.

- Ну, разумеется, уж если сама настоятельница погрязла в праздности и распутстве, то что говорить об остальных?

- Должно быть, сестра Сигилла опасается, что нашу обитель постигнет участь Содома и Гоморры!

- Помилуй нас Господь, однако это всенепременно случится, если Цезария не уймет свои непотребные страсти!

- Да снизойдет Господь до наших молитв и сохранит нас хотя бы ради немногих праведных сестёр, ещё оставшихся здесь! И да ниспошлет он нам достойную настоятельницу!

- На все воля Божья, но и нам не следует сидеть, сложа руки! Я составила письмо для моего племянника-императора, в котором подробно рассказала ему обо всем, что творится под этой кровлей. Теперь, когда прежний император, мой брат, низложен и понесет достойную кару за свои злодеяния, справедливость и благочестие восторжествуют и здесь, и во всей Франкии!

- Да будет так!

- Пойдем со мной, сестра Дидимия, я не меньше сестры Юстины нуждаюсь и в твоем совете, и в твоей помощи, - приказала Теоделинда и вышла, напоследок бросив торжествующий взгляд недужной сестре Сигилле, с которой, по всему, у неё была давняя вражда, впрочем как и с настоятельницей монастыря.