Я - твое поражение (СИ)

- Что случилось? Переволновался? Отдохни, и когда будешь готов повторим!

- Дело не в этом. Мне было видение. Страшнее его я никогда, ничего не видел. Ты лежал погребений под золотыми листьями, где-то очень далеко отсюда. Ты был мертв, Гефестион! И приготовлен к сожжению!

- Смерть ждёт каждого из нас, в старости, так что..

- Ты был молод и прекрасен! Но, ни раны, ни болезненных признаков, ты, казалось заснул, так, спокойно, умиротворённо, словно… познал некую тайну и она печатью лежала на неподвижных губах.

- А где был ты?

- Я? Не знаю! Не важно! Наверное, умирал рядом. Я не видел себя! Только ты, с прекрасной улыбкой. Холод пробрал меня филэ, словно я заглянул в глубины Тартара! Я должен был тебя спасти!

- Сам Зевс подчиняется пряхам судьбы - мойрам. Нам ли спорить с ними.

- Ты прав, здесь мы бессильны, а что если в этом мире есть ещё кто-то; вдруг, кроме олимпийцев есть и другие боги! А что если, у них все по иному!

- Ты готов отступиться от божественного отца ради меня?

Приподнявшись, я нежно провёл кончиками пальцев по выпирающей косточке ключицы и спустился немного ниже, всей ладонью ощущая биение сильного сердца.

- Вечность с тобой, что может быть желаннее?! Спаси меня, Александр!

========== 14. Барсина. ==========

В молодости ты необычайно серьёзно относился к разного рода предсказаниям. Оттого, напугавшая тебя картина, стала чуть ли не приоритетной мыслью, в тайне от меня ты имел несколько бесед с Аристандром, бывшим египетским жрецом, а теперь нашим главным государственным жрецом. Тот, будто бы пообещав тебе бессмертие, после щедрых царских даров, согласился вымолить и для меня местечко поблизости. Слова о вечности прочно запали в твою голову, говорили, ты, даже послал пожертвование в некий храм Амона. При том, что в золоте у нас чувствовался огромный недостаток, а точнее, его не было вообще.

- Гефестион! - Феликс переодетый в богатое облачение придворного слуги, вбежал ко мне на инженерный дворик. - Царь требует тебя в сокровищницу.

Судя по взволнованному голосу и блестящим от радости глазам, Феликс страшно гордился, тем, что его господина призывают быть поверенным в тайны государства.

Немедля спустившись в глубокое подземелье и пройдя три поста стражи, почтительно расступавшихся, я очутился в главном казнохранилище Македонии. Там уже горели масляные лампы, слышался голос Антипатра Одноглазого, последний что-то упрямо втолковывал тебе.

- Вот и Гефестион!

Заслышав шаги, недовольно проворчал старый царедворец, он как и Парменион считал меня наглым выскочкой, недостойным служить государству, и был в чем-то прав. Посторонившись, указал на несколько кованных железом сундуков.

- Открывай.

Ты опередил, принявшись откидывать тяжёлые крышки, находя только зловещую пустоту.

- А как же наши серебряные рудники в Амфиполе? Антипар? Где таланты, привезённые из Фракии?

- Ушли на подготовку высадки за Геллеспонт.

- Все?!

Вопрос, впрочем не требовал ответа и так было понятно, казна пустовала обрекая нас на временное бездействие.

- Здесь нет средств даже заплатить солдатам, за прошлые месяцы? О чем думал мой отец устраивая пышное празднество. Гефестион сколько ушло серебра на тех проклятых истуканов.

- Около пяти талантов.

- Пять талантов! Слышал Антипатр! Почему ты не отговорил отца? Ты должен был спрятать ключи от сокровищницы. Умереть, но не дать обескровить армию! Решено! Ты снят с должности хранителя казны, уйди и постарайся больше не злить меня! Гефестион!

Вырвав тяжёлую связку ключей, бросил мне.

- Теперь ты филэ, отвечаешь за все серебро и золото Македонии, - и заметив мой скептический взгляд, тяжело вздохнул. – За будущее золото.

После ухода Антипатра, мы ещё раз на пару открыли все сундуки, находя в них запустение и паутину, небольшие комнатки сокрытые в толще земли, с тайными дверками, скрепя, являли нам пустые углы. Скрывая беспокойство, вылезли из сокровищницы, полностью отчаявшиеся, не сговариваясь вымылись и переодевшись в чистое, молча поели. Думая, как поправить дело.

- Я сам поеду в Амфиполь, Александр! Ты оставайся здесь, не подавая вида, занимайся армией. Набирай новобранцев, клянусь, я вернусь с серебром.

- Рассчитываю на тебя филэ, долго не задерживайся и пусть Феликс неустанно сторожит своего господина. Я прикажу распять его, если хоть волос упадёт с прекрасной головы. Люблю тебя, и уже скучаю.

Наскоро обласкав тебя, уже через час я был в дороге. Во главе небольшого отряда мчался на юг. Не хочу вспоминать те дни, по неопытности, а скорее по горячности, наделал много ошибок. Не разобравшись, с ходу повесил всех надсмотрщиков за рабами на рудниках, запугал главного смотрителя, да так, что он едва не устроил мне несчастный случай, когда я самолично полез в шахту. Только сообразительность Феликса спасла в момент обрушения балок, подрубленных предательской рукой, слуга заранее разведал второй выход и прикрывая собой, вывел наружу. Надо ли говорить, что не имея человека на замену, я самолично отрубил голову начальнику рудников, обезглавив тем самым всю верхушку власти. На поиск новых горных специалистов ушла целая декада, ты писал по три послания в день, получая свёрнутое письмо в золочённом футляре я внутреннее довольно улыбался, зная что найду на пергаменте забавный рисунок или засушенный цветок, сорванный впопыхах.

«И если ты закончил дела, не раздумывай филэ, приезжай скорее. Загони коня, только сократи минуты моего одиночества. Я истомился, устал спать на пустом ложе».

Прошло более двух недель, прежде чем я собрался в обратный путь, ведя за собой несколько подвод с грубо выплавленными слитками, с охраной из десяти телохранителей, под покровом ночи, привёз немного серебра. Ты торжествовал, даже не успех миссии, и не деньги, а именно мой приезд обрадовал до безумия. Ты носился со мной как возбуждённый ребёнок, рассказывая о собственных достижениях, о новых илах, о построении солдат, стратегиях будущих боев, придуманных в содружестве с Парменионом и его сыном Филотой. В какой-то момент мне показалось - мы отдалились и иные лица стали тебе близкими. Чувствуя уколы ревности, тем не менее не показывал вида, нацеловавшись и ублажив царственного возлюбленного на ложе, спустя четыре дня, уже скакал на север Македонии, откуда пришла весть о поимке Аминты.

- Именем Александра, царя Македонского, ты Аминтор, повинен в измене, нежелании признавать законную власть и проговариваешься к смерти. Линкестиды: Геромен и Аррабей, как укрыватели государственного преступника, последуют за тобой.

Волнение в северных областях я подавил без жалости, вырезал всех, кто сомневался в твоих правах на трон. Я не был беспечен, как иные правители, никто из семей изменников не спасся, навсегда исчезли из Македонии многие древние и славные роды. Меня называли – злобным ублюдком, плевали вслед, на меня было совершено несколько покушений, но, лишь усмехаясь, я всем отвечал знаменитой слащавой улыбкой под которой скрывалось бешенная ненависть. Даже ты, осторожно намекал в письмах, что можно было и помилосерднее обращаться с побеждёнными, а я отвечал: - ядовитую траву выдёргивают с корнем, если не хотят, чтобы появились новые ростки. Уже тогда спорил с тобой и настаивал на своём. И делал это излишне запальчиво. Годы научили меня облегать свои желания в более мудрые формы и вскоре один историк сказал, будто бы все указы Александра подаются написанными на бумаге Гефестиона.

Меня стали бояться, после похода на север Македонии, затаились. Пользуясь твоим отсутствием, а ты был вынужден усмирять наших врагов: трибаллов, иллирийцев, даже греков и иных, кто не признавал законную власть; провёл несколько новых указов. Печать государства, тяжёлая отлитая из серебра с ручкой красного дерева, хранилась у меня … ну, не смейся, под подушкой. Там, где ты её и оставил, уйдя в поход.

« Скоро Гефестион на трон сядет! Случись что с царём, все будем под пятой сына Аминтора! Он уже и корону примерял, один из рабов видел»!