Моника 2 часть

- Айме! Куда ты? – остановила Моника криком сестру, которая уже начала быстро уходить. – Ты сошла с ума?

- Почти! Но прежде чем Хуан пойдет меня искать в этом доме, я столкну их друг с другом и Ренато будет побежден… Потому что Хуан убьет его; Хуан более силен и отважен… Прежде чем Хуан убьет его, я предпочту, чтобы Ренато убил меня. И прямо сейчас…

- Тихо, Айме! Где Хуан? Что ты хочешь, чтобы я сделала?

- Ты поможешь мне? Дорогая Моника! Я знаю, ты делаешь это не для меня… Ты бы предпочла видеть меня мертвой…

- Нет, Айме. Ты моя сестра, моя кровь… Я должна ненавидеть тебя, предоставить тебя судьбе, но не могу этого сделать. Не только из-за Ренато; это и ради тебя. Если я смогу что-нибудь сделать…

- Хуан тебя послушает. Он должен тебя выслушать… Ты единственная, которая может остановить его, даже на один момент… Срок, отсрочка хотя бы на несколько часов, чтобы сделать что-то, чтобы суметь освободить меня от проклятого Хуана…

- Теперь ты проклинаешь его…

- Я проклинаю и ненавижу его! Я люблю Ренато и буду жить ради него! Клянусь тебе! Если ты спасешь меня, я буду самой лучшей женщиной, самой покорной, самой честной, посвящу любовь мужу…

- Но как спасти тебя, Айме?

- Хуан хочет увезти меня этой ночью… В двенадцать от ждет меня с двумя лошадьми позади церкви… Если я не приду, если не поеду на это свидание, он пойдет искать меня, он потащит меня с собой… Он клялся, что увезет меня, даже если это произойдет перед Ренато…

- Но он дикарь, сумасшедший! – воскликнула Моника с ужасом, отразившемся на бледном лице.

- Он… такой. Ты знаешь… Попытайся, чтобы этой ночью не было скандала. Скажи ему, что я больна, пообещай ему от моего имени, что я пойду с ним… Но не в эту ночь, не сейчас… – И по-настоящему испуганно она указала на время: – Уже двенадцать! Уверена, он уже там… Он будет ждать лишь несколько минут, если я не появлюсь, если ты не задержишь его. Ему неважно убить, уничтожить Ренато. Он ненавидит его, как ненавидел всегда! Беги, Моника, беги, найди и поговори с ним…! Я останусь молиться здесь, потому что Бог имеет к нам милосердие, потому что ты приняла мое раскаяние…

Она упала у распятия над кроватью Моники и заплакала… плакала от ужаса, страха, тревоги… Моника на миг взглянула на нее, на ее испарину на висках, и превозмогая ужас, полностью отдалась ему, и вышла, волоча ледяное тело и пламенную душу…

3.

В своем кабинете, с лихорадочным нетерпением нервный, неспокойный Ренато смотрел из стороны в сторону на уставшие шаги старого Ноэля. На миг глаза молодого Д`Отремона посмотрели участливо на старого нотариуса, и он предложил:

- Вы измучены. Вы можете отдохнуть, если хотите…

- Ты думаешь, я смогу отдыхать, не зная, чем все это закончится? Давай мы вот как сделаем: ты пойдешь отдыхать, а я подожду.

- Какая мысль! Вы уже не можете больше. Идите, Ноэль, идите спать…

- Я пойду прогуляюсь. Меня очень беспокоит, что донья София не легла, ожидая, что я приду поговорить с ней. Если ты позволишь мне воспользоваться этим потайным ящиком… Прямо напротив спальни твоей матери, в соответствии с тем, что она сказала. Откроется нажатием на лепнину, думаю, с этой стороны… Вот… Да… лепнина провалилась, но дверца не открылась…

- О! Потайное место, что мы искали! Разве я не говорил, что это на этой полке? Вы открыли, нажав на лепнину…

Они подошли к книжной полке, где действительно находилось дверное пространство… Но в темном углублении была только смятая бумага… бумага, которую пальцы Ренато быстро схватили, и он воскликнул с чувством:

- Вот оно! Это оно! Передо мной отец смял это письмо и кинул туда.

- Это было то письмо…?

- Да… Думаю, что да… Вы, естественно, знаете, о чем оно…

- Нет, сынок, я никогда его не читал. Бертолоци отправил его с Хуаном, как я сказал, а твой отец прочел его у тела покойника, который был его неумолимым врагом…

Вперив свой взгляд на обжигающие строки, Ренато пребывал в молчании и неподвижности долгое время и наконец начал читать вслух, что уже прочел взглядом. Начал читать с той же тревогой, с тем же непреодолимым уважением, как читал его отец у мертвого тела Андреса Бертолоци.

«Пишу тебе из последних сил, Франсиско Д`Отремон и прошу тебя прийти ко мне… Приходи без страха… Я не зову тебя для мести. Слишком поздно получать плату твоей кровью за все то, что ты сделал мне и ей. Ты богат, любим и уважаем, тогда как я нахожусь в унизительной нищете и жду приближающуюся смерть как единственное избавление. Не хочу повторять, насколько я тебя ненавижу. Ты это знаешь… Если бы я мог убивать одной мыслью, то тебя уже давно бы не было. Я иссушил себя постепенно этой злобой, которая овладела моей душой. Меня убивает злоба более, чем алкоголь, чем заброшенность… Из-за ненависти я молчал столько лет. Сегодня хочу сказать тебе кое-что, что может заинтересовать тебя. Это письмо вложит тебе в руки мальчик. Ему двенадцать лет, и никто не позаботился о том, чтобы окрестить его и дать имя. Я зову его Хуан, а рыбаки побережья… Хуан Дьявол. В нем мало человеческого. Он хищное животное, дикарь… я вырастил его в ненависти… У него твое порочное сердце, и я дал, кроме того, полную волю его инстинктам... Знаешь почему? Скажу тебе на случай, если ты не решишься приехать и выслушать меня: это твой сын…»

Старое письмо Бертолоци подрагивало в руках Ренато, как подрагивало в руках Франсиско Д`Отремона. Глаза, расширенные от волнения, поднялись, чтобы пробежать строку, не видя ее и отчаянная неподвижная фигура старого нотариуса онемела вместе с ним… Мгновение он дышал с трудом, его душили эмоции этой трагедии, которая случилась давно, но от этого не становившейся менее жестокой; его вновь притягивали пылающие неравномерные строки. Еще раз он обратился к ним, и снова испил ядовитые буквы Андреса Бертолоци:

«Если он стоит перед тобой, посмотри в его лицо… Иногда он твой живой портрет… Иногда похож на нее… На нее… Проклятую… Он твой… Возьми его… У него отравлено сердце, а душа испорчена злобой. Он не знает ничего, кроме ненависти. Если ты заберешь его, то он станет твоим наихудшим наказанием… Если бросишь, он станет убийцей, пиратом, грабителем, который закончит дни на виселице… И это твой сын… У него твоя кровь… Вот моя месть!»

С острой болью, побледнев от ужаса, затем покраснев от возмущения, Ренато Д`Отремон скомкал письмо – последнее послание проигравшего соперника и недруга, но победившего после смерти. Он почувствовал страстное желание плюнуть в мертвое лицо, на могилу Бертолоци, как Франсиско в тот роковой рассвет…

- Разве может человек быть таким злобным, Ноэль? Разве может кто-нибудь так мстить беззащитному невинному созданию? Вы знали все это?

- Я догадывался, хотя до этого момента и не знал содержания этого ужасного письма…

- А Хуан? Бедный Хуан…

- Мое сострадание к нему, как видишь, имело причины. Оно было справедливо, как и долг твоего отца защищать его. Но все ополчились против него…

- Это моя мать восстала против него… Как сейчас помню то время. Помню ту ночь, когда отец сел в последний раз на лошадь, помню это словно ожог… Ведь я тоже ополчился против него!

- Ренато, что ты говоришь?

- Это было ради того, чтобы защитить мать, и его последние слова были сказаны, чтобы снять тяжкий груз с моей совести… Да, Ноэль… На смертном ложе отец сказал мне две вещи: что мне нужно защищать мать, даже против него самого и помогать Хуану, протянув ему дружескую, братскую руку… Да, как брату, это были его слова, я отлично помню… Эти слова навсегда вонзились в мое детское сердце, и я поклялся исполнить его желание, и вопреки всему миру исполню, Ноэль!

Он бросил письмо на стол, вытер виски, влажные от тревожной испарины. Затем быстрым движением положил старую скомканную бумагу и поджег ее пламенем светильника, сказав:

- Теперь я сжигаю это бесчестие, эту ненавистную бумагу, этот крик злобы и низости, являющийся наследством Хуана… Я дам ему другое, дам то, что хотел дать отец: мое доверие, преданность, любовь брата… и половину земель, потому что они принадлежат ему по крови…