Гордость и страсть

Он прижался к ней губами и потянул за ленту, которая удерживала волосы, заплетенные в длинную косу. Его пальцы распускали ее волосы и запрокидывали ее голову, чтобы прильнуть к ее губам своими. Растворяясь в нем, она ответила на поцелуй, позволив его языку изучать ее изнутри, отдавая тело его рукам.

— Темные, как вишенки, соски, — шепнул он. — Я мечтал о них с тех пор, как впервые увидел тебя.

Стянув через голову ночную рубашку, он обнажил Люси. Нагое тело прижалось к нему, но не успела она насладиться, как он подхватил ее снизу под плечи и приподнял так, что ее маленькие груди оказались прямо у его рта. Его глаза потемнели, она чувствовала бедрами настойчивые толчки фаллоса.

— Безупречны, — прошептал он и сжал ее груди.

Она застонала, схватившись за его плечи, принимая ласки рта и языка. Ее лоно наполнилось влагой, она изнывала от желания, была готова сесть на него, широко расставив бедра, если бы он позволил ей сделать это. Но, догадавшись, он снял ее с себя и повернул на живот. Его грудь припала к ее спине, губы изучали, гладили и прихватывали кожу, пальцы прокрались спереди, приподняв ее так, что он мог ласкать ее соски, подергивая и покручивая их.

— Я хотел тебя всегда, — звучало вместе с тяжелым дыханием. — Я хотел тебя уже тогда, когда еще не знал, что такое близость.

— Адриан, — простонала она, когда он прикусил ее за шею и глубоко поцеловал.

— Ты думала, я бесстрастен, — глухо пророкотал он, — но ошиблась. Я переполнен страстью. Она разрывает меня. Все внутри болит от нее, и это предназначено тебе одной. Первый раз, когда я увидел тебя, уже знал, что буду с тобой.

Его руки отпустили ее, заставив запротестовать. Он взбил выше подушку и уложил ее так, чтобы только кончики ее грудей касались простыни. Он терся фаллосом о ее ягодицы, позволяя ему скользить вдоль ее влажной сердцевины.

— Он даже не доставил тебе удовольствия! — прорычал Адриан, склоняясь и целуя ее бедро. — Не удосужился даже распробовать, тогда как я умер бы за возможность всего лишь поцеловать тебя.

Он повернул ее на спину, и его голова оказалась между ее разведенными ногами. Его дыхание обдавало ее жаром, вызывая трепет желания и покорности.

— Ниже, — приказал он, а она не могла, ну просто не могла сделать то, о чем он просил. Но он снова прорычал свой приказ и, как только она послушалась, поднялся вверх, навстречу ей, глубоко проникнув языком в ее лоно.

Стон. Он положил руки на ее бедра, чтобы направлять движения взад и вперед, пока дарил ей наслаждение.

— Боже, до чего мне нравится то, как ты отвечаешь мне.

Она вскрикнула, когда почувствовала, как он ввел в нее сначала один, потом другой палец.

— Пожалуйста. — Она задыхалась и умоляла, сама не зная точно, о чем просит. Ничего подобного она не испытывала с Томасом. Совершенно новое, еще неведомое пугающее желание — чувствовать, как он движется внутри ее.

— Адриан, пожалуйста, пожалуйста, — со стоном молила она.

— Одна ночь, — поддразнивал он, — ты обещала всего одну ночь. А я обещал, что она будет того стоить.

«О, что за дурацкая насмешка», — подумала она и забыла обо всем, потому что его рот и пальцы нашли тот самый ритм. До чего же она была глупа, отказываясь от этого или считая его неспособным на такое.

— Я умираю, — умоляла она, ускоряя ритм и желая большего. — Я хочу, чтобы ты вошел в меня.

Никогда еще женщина не заставляла его так увериться в своей мужественности. Все в Люси притягивало и подталкивало к самым примитивным желаниям, которые он прятал в недоступных глубинах сознания. Желание захватывать и брать было настолько жгучим, что ему почти невозможно было противостоять. Она желала, чтобы он взял ее, погрузился в горящее страстью, влекущее лоно и предъявил на нее свои права.

Но он желал большего. Хотел, чтобы Люси взывала к его милосердию, молила наполнить ее, взять так, как ни один мужчина не делал прежде и не сделает в будущем. Он жаждал услышать, как она произнесет его имя своим прекрасным, хриплым от страсти и желания голосом.

Он смотрел, как она учится и подчиняется ритму его прикосновений, как обольстительно ее бедра движутся в такт движению его пальцев. Было бы еще более чувственно смотреть, как она станет двигаться, когда он будет у нее внутри, понуждая взять от него все. Смотреть на то, как эти чудные бедра сомкнутся вокруг его талии и он станет входить в нее все глубже с каждым новым толчком.

— Тогда иди, — прошептал он, опуская ее вниз. — Откройся мне.

Она попыталась облизать губы, и он воспользовался этим, чтобы тут же захватить ее язычок ртом, показывая, что скоро будет делать внутри ее. Она вскрикивала и сопротивлялась, он продолжал медленно входить в нее. Его толчки были медленными, легкими, слабыми для того, чтобы подарить ей освобождение, но достаточными, чтобы заставить молить о том, чего она хочет.

— Это то, чего тебе хочется?

— Да! Нет! — Она извивалась под ним.

— Нет? — Он переместил ее ноги себе на плечи. — А как насчет этого?

В ту минуту, когда он приник ртом к самой желанной части, Люси захотелось закричать. Это было совершенно непристойно, грешно и распутно. Она больше не могла думать, не хотела ничего, кроме наслаждения, которое его рот дарил ей.

— А, значит, это, — произнес он между ударами языка. — Да, это определенно то самое, чего ты хочешь.

Его слова были заносчивы, уверенны и невероятно чувственны. Люси обессилела сопротивляться. Он был невероятно мужествен и заставил ее почувствовать себя желанной женщиной.

Тело сотрясала дрожь, разбивающая вдребезги мысли. А потом он оказался внутри, наполняя ее трепещущее тело, его сильные руки поддерживали бедра, а член проникал все глубже и глубже. Люси простонала его имя, не в силах ни унять, ни замаскировать желание в своем голосе.

— Подари мне оргазм, Люси, — просил он, и она сжала его волосы. — Я хочу быть последним, что ты видишь и чувствуешь.

Она была близка, так близка, он мог нашептывать ей на ушко всякие бесстыдные и чувственные слова, голос стал гортанным, в нем проявился акцент, к черту все условности. Равнодушие. Респектабельность.

— Да. Я могу ощутить, как ты сжимаешь меня, сдавливаешь, выдаиваешь меня. Прими меня, позволь войти в тебя, Люси, жарко и глубоко.

Женская сила вливалась в нее, и она потянулась, чтобы провести руками по его груди. Они смотрели в глаза друг другу, ее пальцы охватили его щеки, привидения исчезли, освободив теплое и живое серебро.

— Что ты видишь? — выдохнул он.

Помотав головой, она не произнесла ни слова. Не было мыслей, не осталось слов. Она видела прошлое, глядя на девочку, которая, стоя на кухне, смотрела в глаза беспощадному пугающему мужчине, который не отрываясь наблюдал за ней холодным, бесстрастным взглядом.

— Адриан, останься со мной! — закричала она, вцепившись в него, уткнувшись губами в его плечо.

— Я останусь, моя любовь. Это то, чего я всегда хотел, — быть на твоей стороне, защищая тебя, делая твои мечты реальностью.

Маленькая смерть на этот раз оказалась не такой уж и маленькой, это стало чем-то долгим и прекрасным. Кожа лоснилась от жаркой испарины, тела пахли мускусом, губы, языки и руки сплелись, не в силах насытиться друг другом. В его объятиях она сорвалась с обрыва, еще крепче прижавшись к нему, вслушиваясь в звуки счастья, которыми наполнялась комната и ее душа.

Глава 24

Постель остыла, и Люси задрожала, желая снова вернуться в теплые объятия мужа.

— Адриан? — Она открыла глаза и увидела, что он стоит у окна, держа в руке вырезную деревянную кроватку и глядя в ночь за окном. Снежная буря утихла, и теперь отдельные легкие хлопья тихо спускались с высоты, блестящие и белые на фоне черноты ночи.

Он напрягся, стоило ей заговорить, и неохотно повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза.

— Роузи просится. Я оденусь и выведу ее, — объяснил ее муж.

Это был совсем не тот человек, которого она узнала. Кто-то невероятно мрачный, и это испугало ее.