Гордость и страсть

— Не засни, — предупредил он.

Люси кивнула.

— Все так хорошо, что мне хочется полностью расслабиться.

Через несколько секунд она уже крепко спала.

Адриан подхватил ее и, став позади, осторожно опустился в ванну. Спиной Люси опиралась на его грудь, а голова удобно устроилась у его подбородка. Так он и держал ее в своих объятиях, любуясь и ловя каждый вздох и то, как поднимается и опускается ее грудь. Ее запах, тело под его пальцами — все это исцеляло душу.

У нее была маленькая грудь, как раз такая, чтобы удобно поместиться в его руке. Соски — боже, он не мог насмотреться на них — прелестно контрастировали с цветом кожи. Они очаровательно круглились, готовые чутко отозваться на его прикосновение. Он и не смог удержаться от соблазна прикоснуться к одному из них, увидев, что тот тут же напрягся.

Ему не стоило бы делать этого ни после того, что он проделал с ней в постели, ни после того, в чем признался. Он был немытым оборванцем, не имеющим права касаться ее. Однако руки отказывались подчиняться доводам разума, испытывали нужду в прикосновениях к ней, им хотелось ласкать и по-хозяйски разгуливать по ее телу.

Он был твердым, она мягкой, ее округлые ягодицы упруго прижимались к нему, и он качнулся, чтобы попробовать, что это будет за ощущение. Адриан был негодяем, поступая так, но не имел сил остановиться. Он проскользнул внутрь, разведя ее ноги шире, она простонала что-то в ответ, подняв руку и обхватывая его за шею. Он настойчиво проталкивался внутрь ее, тело Люси просыпалось, медленно оживая с каждым толчком, с каждым его вздохом.

— Люси.

Слышалось благоговение в том, как он произнес это имя. Благоговение и удивление перед чудом. Он не мог сдерживаться, внимательно всматривался в то, как притрагивается к ней, входит в нее, член твердеет еще больше, стоит ему посмотреть на ее груди, матовую белизну тела, распростертого перед ним.

Безмолвие, лишь шум воды, выплескивающейся через края медной ванны. Временами Люси стонала, когда он возбуждал ее прикосновениями или ласками.

— Я хочу видеть тебя, — прошептала она, поворачиваясь на бок. Он почувствовал… пустоту в ощущениях. Она не произнесла его имени, это удивило, но времени подумать над этим Люси не дала, оседлав его.

— Я никогда не делала этого прежде, — шепнула она, целуя его губы. — Научишь меня?

Запрокинув голову, он скользнул руками по ее груди, животу. Полюбовался тем, как капельки воды блестят на ее коже. И качнул головой, отказывая ей.

— Узнай меня, — просто сказал он. — Найди наш общий ритм.

Она медленно поднялась и опустилась. Он наблюдал, наслаждаясь каждым нюансом ее танца, тем, как она любит его.

— Бери столько, сколько хочется, быстро или медленно, — побуждал он. — Только не останавливайся.

— Да, — обещала она, снова приникая к его губам. — Я не закончу до тех пор, пока ты не выкрикнешь мое имя и не заглянешь в мои глаза.

Они любили друг друга медленно и чувственно. Она прижималась, скользя по его груди сосками, губы соприкасались, пальцы переплетались, сомкнувшись, голоса слились в страстном шепоте. Настало ее время вслушиваться в его вздохи, чувствовать, как в его теле растет напряжение и потребность. А потом она отстранилась и посмотрела на него, их взгляды сосредоточились друг на друге, ему захотелось узнать, кого она видит, герцога или оборванца из трущоб. Но это был не он. И страшно даже подумать о том, что этот мужчина не доставит ей наслаждения. Она была слишком молода, когда создала себе образ друга, затем возвратившегося к ней богатым, благовоспитанным, удачливым герцогом. Так что же она видела, принимая его в свое тело и любя его?

Ее глаза затуманились. Он потянулся к ней, поцеловал, почувствовав у своих губ произнесенные ею слова:

— Я хочу знать место, принадлежащее мне.

— У тебя есть такое место. Ты здесь, со мной, Люси. Как моя герцогиня.

— Нет!

Она не могла дольше таить мысли и чувства, что наполняли ее с той же силой, с какой это делало тело Адриана. Она прикусила губу от внезапной обжигающей боли в груди. Она нужна, чтобы выполнять эту обязанность. Она должна вести родовой дом и еще три поместья, которые ему принадлежат. Она должна устраивать балы и вечера за городом, распоряжаться обедами человек на пятьдесят. Но это совсем не то, чего она так хотела. Она желала быть нужной, не герцогиней, а женой Адриана. Женой Габриеля. Кем бы он ни был, каким бы он ни был, принадлежать ему в обычном смысле.

Сквозь слепящие слезы она видела устремленный ей в лицо взгляд, призраки в его глазах проявились ярче. Губы задрожали, но она, поборов страх, заглянула в свою душу, в самую ее глубину, куда он сумел внести тепло и растопить лед. Большая слеза скатилась по ее щеке.

— Сегодня я снова видела Фиону, такую очаровательную, с толстыми щечками, заливисто смеющуюся. Абигайль смотрела на нее с такой любовью. Я тоже хочу испытать это чувство, Адриан, — сказала она прерывающимся голосом. — Всю жизнь мне хотелось быть любимой, желанной, принадлежать кому-то, кто любит меня. Хотелось тепла и приятия. Все чаще я мечтаю сидеть в твоей библиотеке в окружении наших детей, которые бегают, смеются, и чтобы мое сердце переполняла радость… Я прошу — прости меня за все. За то, что была так холодна и бессердечна.

— О чем ты говоришь, Люси?

— О том, что ты победил меня, — выговорила она между всхлипываниями и рыданиями. — Ты растопил лед в моем сердце, разрушил барьеры, заставил осознать мою слабость и несовершенство. Ты заставил меня желать этого замужества, стать тебе женой во всех смыслах. Мне не важно, кто ты. Но я знаю, что больше не смогу никогда быть холодной и отстраненной по отношению к тебе, как это было когда-то.

— Тебе больше не нужно бороться, Люси, окружать себя стеной холода. Ты больше не почувствуешь себя одинокой. Теперь я с тобой, ты принадлежишь мне, как моя возлюбленная, жена, на всю жизнь.

— Тогда докажи мне это, — прошептала она, — заставь меня почувствовать.

И он заставил ее чувствовать, задыхаться и вскрикивать, крепко держась за него. Снова и снова шепча ее имя, изливаясь в нее, он вдруг осознал, что ему тоже есть кому принадлежать.

Глава 25

Наконец дороги расчистили. Герцог и герцогиня Сассекс прощались с хозяевами гостиницы, обещая вернуться. Их прислуга уже отправилась на север, а они смеялись над тем, как хорошо за это время научились обходиться без горничных и камердинеров. Разумеется, Люси ходила все это время с распущенными волосами, потому что ее мужу так нравилось расчесывать их и зарываться лицом в шелковистые пряди.

Она открыла для себя, что ей очень нравится валяться в супружеской постели на смятых после любовных игр простынях и смотреть, как он бреется. Ее восхищали самые простые знаки супружеской близости, выходящие за рамки того, что происходит в спальне. Они много разговаривали, подолгу сидели за обеденным столом, наслаждались вином, грелись у огня. Он отвечал на письма, она вязала кофточку и шапочку для Фионы, перешивала плащ для Абигайль. Вместе с ними отправилась Роузи со своими здоровыми, сильными щенками.

Продолжая махать на прощание высыпавшей на крыльцо прислуге, Люси все смотрела на удаляющуюся придорожную гостиницу. А когда взглянула на мужа, поняла, что он не отрываясь смотрит на нее.

— Мы будем приезжать сюда каждый год, — пообещал он, взяв ее руку и поднося к своим губам. — Не плачь, любовь моя.

— Глупо, да? Мы едва их знаем, но у меня остались такие нежные воспоминания о гостинице и обо всем, что в ней произошло.

— Мы там нашли друг друга, не так ли?

Она смущенно улыбнулась. Да, так и есть. Они открыли друг для друга свои сердца, познали наслаждение, удовлетворили пламенную страсть. Они предавались любви часто, но каждый раз казался лучше, полнее и глубже, согретый укрепляющейся близостью. Теперь Люси знала, что любит его. Он чаще молчал, но временами она ловила на себе его взгляд и понимала, что его чувства так же глубоки, как и ее. Его любовь, пусть и не до конца высказанная, была очевидной, так же как и тайна, которую он не спешил открывать ей.