Моника (ЛП)

- То, что вы говорите, не имеет смысла, обвиняемый! В этом заявлении ясно сказано, что мальчик – родственник семьи Ланкастер.

- Родственник наемных рабочих Ланкастер. Это высказывание для вида, чтобы использовать детей на самой плохой работе. Якобы они их родственники, двоюродные дяди или троюродные кузены, возможно, просто крестники. Что это может дать? Великолепное решение – заплатить одному безжалостному, кто предложил группу детей. Нужно только сказать, что они его семья, а хозяевам нечего терять. Очень удобно для Ланкастер.

- Сеньор председатель, прошу слова по вопросу о порядке ведения заседания, – прервал Ренато. – Думаю, что суд не должен интересовать метод правления Ланкастер на Ямайке, а также остальных сеньоров на ближайших островах и на Мартинике. Каждый управляет домом, как ему заблагорассудится, это личное дело каждого. Мы собрались здесь, чтобы доказать обвинения против Хуана Дьявола, и каждое будет доказано. Сеньор председатель, прошу отразить в протоколе, что обвинение в похищении и уничтожении имущества полностью доказано!

- Ваше требование справедливо. Отметьте в акте, сеньор секретарь, – указал председатель. Затем продолжил: – Теперь для вынесения обвинения передаю слово сеньору прокурору.

- Беру на себя эту обязанность, сеньор председатель, – вмешался Ренато. Трибуна влиятельных лиц оживилась разговорами, а затем резко смолкла. Прокурор, сделав безразличный жест, снова сел в кресло, а Ренато Д`Отремон придвинулся к ним, посматривая то на одного, то на другого присяжного, чьи намерения относительно Хуана уже угадывались:

- Я не пытаюсь выставить чудовищем обвиняемого. Прекрасно знаю, что этот человек страдал с детства, у этого человека разногласия с обществом. Не нужно говорить вам о моральном оправдании его неудачной жизни, его злой судьбы; но могу попросить каждого из вас осознать свою ответственность. Я не обвиняю Хуана Дьявола из-за ярости или прихоти, не обвиняю за прошлые ошибки, лишь хочу предотвратить его будущие ошибки, оградить от зла, от которого еще можно оградить.

Его пример является вредоносным и пагубным. Если решение суда будет основываться на чувствах, завоеванных моральными соображениями милосердия, согласно услышанным правдивым рассказам, которые могут затронуть сердце любого человека, повторяю, если суд признает правоту Хуана Дьявола оправдательным приговором, то все бродяги, злодеи, недовольные и обиженные Мартиники будут перенимать это скандальное, недружелюбное поведение, и у них появится свое понятие о справедливости, которое они будут вершить без закона и суда.

Хочу, чтобы каждый из вас понял, что я говорю в защиту нашего общества, жен, будущих детей. Мы не можем позволить, чтобы объявленное осталось не услышанным, чтобы каждый судил по своей прихоти. Жизнь Хуана Дьявола может иметь блеск приключенческого романа, где завоевываются восхищения женщин, где пробуждаются мальчишеские мечты, а это опасно. Наш долг мужчин, глав семей, управленцев цивилизованного общества – направить правосудие, судебные процедуры к человечности, к уважению закона и законных прав остальных, даже если Хуан Дьявол намерен доказать обратное. Как доктор, который лечит себя, открывая перед незнакомцами свои раны, хочу отметить, что не будет странным, что дама из моей семьи считает естественным и обязательным встать на сторону Хуана.

Это может понять любой, кто сейчас слушает. Если наши законы плохие, то мы должны преобразовать их; если наши суды не справедливы, мы должны улучшить их; если привычки предосудительные, мы должны попытаться их изменить. Но все нужно делать в согласии с лучшими гражданами, опираясь на законы метрополии, справедливости, права и поддержки учреждений, не следуя какому-либо сентиментальному капризу первого восставшего обиженного только потому, что общество всегда держало его подальше от себя.

Прошу, господа судьи, сострадания для Хуана Дьявола, но слишком большая жалость будет подрывать наше общество. Его грехи может простить сердце, но его ошибки должны быть наказаны, преследуемы и предотвращены в его лице и его последователях: всех мужчин на корабле и даже ребенка двенадцати лет, которого можно назвать крестником Хуана Дьявола.

В высшей степени необходимо дать понять обвиняемому и всем остальным, что человек не сильнее закона, никто не может разрушать то, что создали тысячи граждан, нельзя следовать путем личного насилия, чтобы добиться справедливости, нельзя налагать наказание по своим капризам, как в деле о разрушении бочек рома сеньоров Ланкастер, потому что это называется не справедливостью, а местью, и суд не может это поощрять. Наоборот, нужно отгородить, покончить, отрезать всякую возможность повторения подобного через справедливое наказание, решительное и разумное для него, нарушившего все нормы, для обвиняемого Хуана Дьявола. Следовательно, прошу суд, для обвиняемого…

- Нет! Нет, Ренато! – не владея собой, прервала Моника. – Ты не сделаешь и не произнесешь этого, не попросишь наказания для Хуана!

- Тишина, тишина! – рассердился председатель. – Хватит! Я очищу зал! Сеньора Мольнар, в качестве свидетеля вам запрещено быть в зале. Пройдите в комнату свидетелей, или я арестую вас за неуважение властям.

- Нет! – резко выступил Ренато.

- Никто не может прерывать судебный порядок. Будете говорить в свое время, когда вас спросят. И если вы должны сказать что-либо в защиту обвиняемого…

- Это самый благородный человек на земле! Если вы представляете собой правосудие, то не можете обвинять его!

Единогласный крик пробежал по залу. Судьи и присяжные встали; охрана с ружьями задерживала народ, который пытался выскочить на помост. Неспособная сдерживаться, Моника встала перед судом, подошла к Хуану и повернулась к Ренато. Председатель дал знак судебному приставу, тот приблизился, но не осмелился ее тронуть, остановился перед ней. Затихли перешептывания и голоса – неожиданно возник жадный интерес к услышанному:

- Сеньоры судьи, присяжные, вы не можете приговаривать Хуана! Необходимо судить, но не совершать новой жестокости. Ради Бога, послушайте. Вы накажете его за великодушие? Милосердие? За защиту тех, у кого ничего нет? За помощь беззащитным? Нет! Правосудие не может наказывать за борьбу, защиту своей жизни и жизни других несчастных, за борьбу с варварством, за то, что помог сбежавшему ребенку, за ранения при самозащите от подлеца, которого зовут Бенхамин Дюваль…

- Сеньора Мольнар, хватит. Хватит! – осудил председатель. – Вы взяли на себя роль адвоката, нельзя выслушивать подобное. Здесь слушаются не доводы, а доказательства, которые дали бы вам право говорить.

- Я немедленно предоставлю вам доказательства. Только умоляю сеньоров присяжных быть менее жестокими с Хуаном, чья судьба с детства была к нему сурова. К тому же, его ошибки, преступления, предъявленные ему обвинения, случились в основном в других странах, где царствуют другие законы.

- Свидетель забывает, что основные обвинения, помимо ссоры с Бенхамином Дювалем – это невыполнение обещания выплатить компенсацию, когда тот отозвал свой иск, – напомнил председатель. – Злоупотребление доверием, это значит, что он вышел из порта на корабле до того, как удовлетворил долг, в котором сегодня его обвиняет сеньор Ренато Д`Отремон и Валуа.

- Я как раз собиралась подойти к этому вопросу, сеньор председатель, – прервала Моника. – Хуана арестовали и отсутствовала его связь с внешним миром вплоть до настоящего момента, мне помешали переброситься с ним даже словом. Я разделяю с ним бескорыстие, искреннее презрение к деньгам. Но у женщины, на которой он женился в Кампо Реаль, есть наследство. Подарок скромный. Этим я обеспечу покрытие долга. Даю торжественное обещание присутствующим на этом суде выплатить все до последнего сентаво, надеюсь, этого будет достаточно, чтобы освободиться от обвинения в злоупотреблении доверием.

- Могу ли я задать вопрос свидетельнице? – добавил Ренато. – Только один вопрос свидетельнице, прежде чем та заявит под присягой. По причине ли доброты Хуана Дьявола она умоляла доктора Фабера написать матери, попросив помощи, поддержки, чтобы сбежать со шхуны Люцифер, где была удержана против предписания доктора, несмотря на то, что была тяжело больна?